Папа для озорных апельсинок

Глава 36. Аня

Неделя. Именно столько времени прошло после моей ссоры с Вовой, ровно столько мы избегаем друг друга, и я старательно делаю вид будто ничего не произошло. Игнорирую свои чувства, пытаюсь заглушить ноющую тоску, заедаю всем подряд образовавшуюся в груди черную дыру, но все равно ничего не выходит. Своими попытками избавиться от мыслей о Куравлеве я поправилась, наверное, килограммов на пять.

Тошно.

Моя жизнь складывается по давно и четко отработанной схеме: дом – детский сад – работа – детский сад – кружки – дом. Я всевозможными способами стараюсь избежать одиночества. И если при прошлом нашем расставании с Вовой мне было просто плохо, то сейчас выносить опустошение и боль, что разрывает сердце, нет никаких сил.

Держусь только благодаря своим малышкам, они единственные, кто удерживает меня и не позволяет скатиться в отчаяние.

Видимо, стать счастливой любимой и любящей женщиной мне не суждено.

– Мамочка, а мы когда поедем к папе? – перед сном спрашивает Маня.

Она каждый вечер задает один и тот же вопрос, скучает по Вове.

“Никогда” – так и вертится на языке, но я не смею такое сказать дочери, ведь она не при чем. Манечка не виновата в безответственности, эгоизме и безалаберности своего папы.

– Апельсинка моя, он сейчас очень занят, – пытаюсь мягко уйти от щекотливой темы. – Ему не до нас. У него много работы.

– А почему он сегодня не работал? – Сонечка задает вопрос и невинно хлопает ресницами.

– Соня! Это секрет! – Маня дергает за рукав сестру.

– Секрет? – напрягаюсь.

Что-то меня настораживает поведение дочерей…

Какие секреты могут быть у пятилеток от мамы?

– Большой и страшный секрет? – спрашиваю намеренно азартным голосом.

– Ага, – девочки дружно кивают.

– Может быть вы маме скажете? – прошу, а сама не замечаю, как начинаю наматывать локон на палец. Я всегда так делала в детстве, когда волновалась.

– Маме нельзя, – говорит Манечка.

– Секрет! – шепчет Соня, соединяет три пальца вместе, будто что-то держит, и проводит ими вдоль губ, изображая, словно она их закрывает, а затем выбрасывает воображаемый ключ.

Маня делает то же самое.

– Ну секрет, так секрет, – пожимаю плечами. – Тогда я вам свой секрет тоже не расскажу.

Намеренно равнодушно пожимаю плечами и принимаюсь наливать малышкам кефир, они не уснут, если на ночь не попьют.

– Держи, – протягиваю первую кружку Соне.

– И тебе тоже, – отдаю вторую Мане.

Приглушаю свет в комнате и собираюсь уходить.

Обычно я остаюсь с девочками, жду пока они все выпьют, рассказываю сказку и дожидаюсь, когда малышки уснут крепким сном. Только после этого ухожу делать домашние дела.

Но сегодня решила уйти пораньше. Уверена, апельсинкам станет интересно, где я пропадаю, и они обязательно ко мне придут.

– А ты куда? – спохватывается Сонечка, видя, что я переступаю порог комнаты.

– На кухню, – отвечаю честно. Дети тонко чувствуют и понимают, когда им лгут, поэтому я всегда стараюсь говорить правду. Пусть не полную, но хоть частично, так доверия будет гораздо дольше, да не запутаешься во лжи.

– Зачем? – не успокаивается малышка. Ей интересно, а это как раз то, чего я добиваюсь.

Интуиция вопит.

– Секрет, – отвечаю игриво. – Допивайте кефир и засыпайте, – резко перевожу тему.

– Ты нас не уложись? – разочарованно протягивает Манечка.

– Нет, – сочувственно качаю головой. – Мне надо кое-что сделать.

– Что? – тут же интересуется.

– А вот не скажу, – опять улыбаюсь.

– Потому что это секрет? – спрашивает Соня.

– Да, именно поэтому, – киваю. – Вы же мне свой секрет не рассказываете, вот я вам про свой тоже ничего не расскажу.

Я самым наглым образом манипулирую девчачьим малышковым любопытством, всеми правдами и неправдами пытаюсь вытянуть из них информацию. Мне правда нужна.

Понимаю, что вероятнее всего действую неправильно с точки зрения воспитания, но блин! Им всего по пять лет! Какие могут быть секреты? Что кто-то где-то тайком конфету скушал? Или, напротив, котлету за ужином не съел, а спрятал в рюкзак, чтобы утром скормить дворовому псу?

Уверена, девочки от меня хотят утаить нечто более серьезное. Пятой точкой чувствую, а она мне еще никогда не врала.

Поэтому придется быть более изворотливой и хитрой, но выведать правду у девочек. Как говорится, на войне все средства хороши.

Выхожу из комнаты, медленно закрываю дверь и слышу тихое перешептывание за спиной, оно звучит очень эмоционально.

– Нельзя говорить! – шепчет Маня.

– Тогда мама тоже не скажет, – парирует Соня. – А мне интересно.

– Мне тоже, – вздыхает малышка.

С замиранием сердца прислушиваюсь к разговору дочерей и медленно-медленно закрываю дверь, ожидаю реакции.

– Папа сегодня был с нами целый день! – выдает Соня.

– Что? – не сумев сдержаться, ахаю.

– Мы с папой сегодня играли, гуляли, – начинает перечислять Манечка. – Он нам даже по мороженому купил!

– Даже так? – мои брови подлетают наверх.

Только вот сердце отчего-то начинает биться в груди слишком быстро и трепетно.

– Ага, – дружно кивают.

– Мы ходили с папой в кафе! – с гордостью в голосе делится событиями сегодняшнего дня Манечка.

– Он нам жареное мороженое купил! – заговорщицки добавляет Сонечка.

– Сказал, что если купит обычное, ты его отругаешь, – продолжает за нее сестра.

– Мама, пожалуйста, не надо больше ругать папу, – просит Соня.

– Папа хороший, – признание Мани выбивает воздух из легких.

– У-у-у! – малышки начинают плакать.

– Вы чего? Что случилось? – пугаюсь.

Девочки так горько плачут, что я вмиг теряюсь.

– Мы к папе хотим! – говорят хором и своими словами разбивают мою оборону вдрызг.

– Я тоже…