Папа для озорных апельсинок

Глава 23. Аня

– А что подробнее? – спрашиваю с печальной ухмылкой. Горечи на сердце столько, хоть отбавляй.

Вовка сидит напротив, переживает. И безотрывно смотрит в глаза.

Сейчас он мне напоминает раскаявшегося побитого пса, который натворил дел, понял свою ошибку и пришел с повинной. Сердце екает.

Делаю медленный глубокий вход, набираю полную грудь воздуха и задерживаю дыхание. Медленно выдыхаю, успокаиваясь. Мне действительно очень больно из-за всего произошедшего.

Я не хотела, чтобы мои дочери росли без отца, чтобы их считали отбросами общества и позволяли себе пренебрежительно обращаться с ними. Честно, я не хотела!

Мои девочки не виноваты ни в чем!

Только вот они все равно отвечают… Моих девочек обижают, к ним относятся предвзято. Навешали ярлыки и все тут.

Смотрю на Вову, кусаю губы и никак не могу собраться с духом и рассказать ему все так, как есть. Вот как объяснить влиятельному, состоявшемуся мужчине и успешному бизнесмену, что к матерям-одиночкам весьма своеобразное отношение. Их недолюбливают, на них сваливают все беды, на них срываются и выплескивают свой гнев. Да их порой за людей не считают!

Причем, женщины. Не мужики.

Практически каждая надевает на себя белое пальто и считает, что она вправе судить. Смотрит на меня свысока…

Я уже привыкла к высокомерию людей и презрению во взглядах. Привыкла настолько, что обросла броней.

Меня подобные вещи больше не задевают и не цепляют. Единственное, что меня трогает, так это когда, не сумев излить на меня все нечистоты, они трогают моих дочерей.

Всячески показывают свое недовольство, ведь, по их мнению, дочерей я нагуляла.

Собственно, кому какая разница, откуда именно у меня дети взялись? Нагуляла, усыновила, забеременела “из пробирки”…

Есть факт! Дети. Все! Остальное никого из них не должно волновать никоим образом.

Но отчего-то волнует… До жути.

– Вова, люди крайне предвзято относятся к матерям-одиночкам и их детям, – говорю, не скрывая своей неприязни. Эта тема слишком для меня больная и я ничего не могу с этим поделать, увы.

– Подробностей не будет? – уточняет.

– Прости, но нет, – принимаю решение не бередить старые раны. Они вроде зажили, не кровоточат, так пусть теперь просто затягиваются. Заживут.

– Понял тебя, – произносит спокойно, а у самого на лбу между бровей засела глубокая складка.

Куравлев не из тех людей, кто бросает дело незаконченным. Судя по его настрою, мы обязательно вернемся к этому разговору, но уже позже. Когда я буду в состоянии обсуждать.

– Ты только близко к сердцу не принимай ее слова, хорошо? – просит с нежностью.

– Я, честно, стараюсь, – говорю чистую правду.

– И как? Получается? – Вова внимательно следит за моей мимикой и эмоциями.

– Не особо, – пожимаю плечами.

Куравлев садится чуть ближе, поворачивается ко мне всем корпусом, берет за руки, смотрит в глаза. Ах, как много там эмоций!

Его взгляд говорит лучше любых слов, и мне приходится прикладывать массу усилий, чтобы не поддаться на его очарование.

– Я теперь с вами, – произносит с ярким огнем в глазах. – Больше никто не посмеет вас обидеть, – говорит с надрывом. Каждое его слово пропитано силой. Там столько эмоций, что просто ух!

Куравлев кипит. Он взбешен и вместе с этим чувствует себя виноватым. Такой вихрь, такая буря…

Заворачивает.

– Надеюсь, – выдыхаю.

Мне хочется ему верить… Ах, как же хочется!

Но верить ему я не могу. Нельзя.

– Так, как тут у нас больная? – в палату заходит Ларин.

Мы с Вовой моментально отстраняемся друг от друга, но от цепкого взгляда Славки нам все равно не убежать. Он подмечает нашу близость, ухмыляется, но делает вид, будто ничего не увидел.

И за это я ему благодарна.

– Лежу, – отвечаю, пожимая плечами. – Что мне еще сказать? В обморок падать больше не тянет.

– Ань, ну ты как ляпнешь, – смеется. Ободряюще похлопывает Куравлева по плечу. – Выдыхай. С ней все будет в порядке.

Мужчины смотрят друг другу в глаза, молчат. А у меня складывается ощущение, что они оба прекрасно друг друга понимают.

– Меня в курс дела ввести не желаете? – интересуюсь.

– Пришли анализы, – не спешит отвечать на поставленный вопрос.

– И? – подаюсь вперед. Мне дико интересно!

– Жить будешь, – заявляет с игривой улыбкой, от которой мне так и хочется его чем-нибудь треснуть.

– Ну, Слав! – произношу наигранно возмущенно. – Что там?

– С тобой все в порядке, – смеется. – Анализы в норме.

– Значит, мне можно домой? – спрашиваю первое, что приходит в голову. Внутри аж свербит от острого желания как можно скорее сбежать отсюда.

– Тебе можно остаться на ночь в отделении, – заявляет беспрекословно. Он как и был, остается суров.

– Слав! Ну отпусти ты меня домой, – продолжаю упрашивать друга.

По решительному выражению лица Вовки понимаю, что на этот раз он меня не поддержит. Куравлев твердо вознамерился серьезно заняться моим здоровьем, даже с девочками готов посидеть.

– Нет, – Ларин стоит на своем. – Неужели ты не понимаешь, что тебе сейчас хорошо только из-за бешеной дозы медикаментов? Или ты думаешь, что мы ерунду тебе капаем? М?

Опускаю глаза вниз. Молчу.

Разумом понимаю, что Ларин прав, и мне не стоит лишний раз быть рядом с девочками, пока я в таком состоянии. Тем более, я могу их заразить.

– Вовка, – округляю глаза. – Надень маску! – тут же начинаю волноваться. – Если я заражу тебя, то ты тоже ведь сляжешь, и кто тогда будет с нашими девочками? – тараторю.

– Вашими? – подмечает Ларин.

– Слав, долгая история. Потом объясню, – Куравлев тут же съезжает с темы. – Аню точно домой забрать нельзя? Ты уверен? – спрашивает не ради того, чтобы меня попытаться забрать, а чтобы, напротив, оставить здесь.

Мужчины встречаются взглядами. Идет невербальный и только им двоим понятный диалог.

– Вова, нет! – не сдает позиций Ларин. – Даже с учетом того, что я твой сосед.

– Ты его сосед? – ахаю. Такого поворота я точно не ожидала.

– Да, – Славка быстро кивает. Смотрит на часы и хмурится. – Все. Мне пора.

Он направляется в сторону коридора, но перед тем, как уйти из палаты, еще раз осматривает меня.

– Анька, мать-героиню из себя не строй, – говорит назидательно. – Это еще никого не доводило до добра.

Друг печально улыбается, прощается в Куравлевым и покидает палату. Мы с Вовой снова остаемся наедине.