Пленница пустыни

18

– Зачем вам это? – поспешила заполнить образовавшуюся паузу.

Если буду молчать, то говорить начнет Ричард. А этого я сейчас совсем не хочу.

– Если упрощенно – это моя работа.

Питерс выглядел вполне спокойным, собранным, уверенным в том, что делает. А мне с каждой секундой становилось только хуже – я уже даже стоять не могу. Отошла и без сил опустилась на скамейку. Голова кружится, перед глазами плывет – ничего не понимаю и мне очень страшно.

Ричард присел рядом. Дал мне немного времени и заговорил снова.

– Я действительно не желаю вам зла, Марго. Ни вам, ни Еве. Рядом с Амиром опасно. Лучше вернитесь домой. Я помогу.

– Вы хоть понимаете, как это звучит для меня?! – от переизбытка эмоций я повысила тон. – Я замужем! А Еву Амир пытается удочерить уже не первый год. И мы не вчера поженились – никакой опасности я что-то не заметила. Не знаю, зачем вам понадобилось меня пугать, но это отвратительно! Я ухожу прямо сейчас!

И я действительно решительно встала, но сделать больше пары шагов не успела.

– Два с половиной года назад Амир восстанавливал ваши и Евины документы. Почему? Вы их потеряли? Или что-то другое произошло? Прошло не так много времени – уверен, вы прекрасно все помните. Пустыня, кругом только песок, ветер и верблюды. Какие-то люди, мужчины, которые не говорят ни по-русски, ни по-английски. Огромная, военная палатка, в которой вы с дочерью оказались не по своей воле. Не так ли?

Меня буквально пригвоздило к месту. Ладони стали влажными и противно липкими, а между лопатками поселился неприятный холодок. Память услужливо подкинула картинки из прошлого – настолько яркие, будто это было вчера.

– Откуда? – повернулась к Питерсу. – Вы были там?

– Нет. Но зато там был ваш муж, не так ли? – я промолчала, но это явно было истолковано, как согласие с услышанным. – Марго, а вы когда-нибудь серьезно задумывались о том, что тогда произошло? Почему Амир появился в такой подходящий момент и спас вас из рук враждебных незнакомцев?

– Нет, – ответила честно. – Не задумывалась. Предпочла забыть.

– Разумно. С точки зрения психологического здоровья. Есть вещи, с которыми наша психика не в состоянии справится. Но вот зачем было оставаться в стране, которая так неласково вас встретила? С мужчиной, знакомство с которым выглядит очень сомнительным.

– Это ведь риторические вопросы? Потому что ответа у меня нет.

Снова села на скамейку. Я, правда, не хочу ворошить прошлое. Неожиданно моя жизнь с Амиром мне показалась сказкой. Настоящей восточной сказкой. А наши размолвки – сущие пустяки. Но я прямо физически чувствую, как все это летит к чертям. Могу ли я что-то сделать? Как-то отгородится от этого? Или мне уже не получится вырваться из цепких лап Питерса? Будто почувствовав мои сомнения, Ричард заговорил снова:

– Марго, поймите. Вам повезло, очень повезло. И Еве. Я верю, что Амир неплохой муж и чудесный отчим. Правда, верю. Но это не отменяет того, что с другими девушками и детьми каждый день происходит то, чего вам удалось избежать. Вспомните, каково вам было в той палатке. Думаю, настолько страшно, что вы и сейчас буквально трясетесь. И правильно. Дальше было бы хуже, значительно хуже. И сейчас вы можете сделать что-то, помочь другим женщинам избежать этого кошмара.

– Чем? – почти простонала. – Я почти все время дома, выхожу только до школы и по магазинам. Я даже не могу прекратить встречи мужа с другими женами.

Сцепила пальцы в замок, потому что руки действительно заметно подрагивали. Не только от воспоминаний о пережитом страхе, больше от общего нервного перенапряжения.

– Этого вы не сможете. Даже пытаться не стоит, – неприятно усмехнулся Питерс. – Но это не значит, что вы не сможете многих других вещей…

– Каких? Зачем я вам? Почему я? У меня дочь, поймите – я не могу рисковать.

Умоляюще посмотрела на Ричарда – хочу, чтобы он замолчал. Рассмеялся, сказал, что это розыгрыш и ушел. И я, наконец, пойду домой. Обниму Еву, позвоню Амиру, скажу, как сильно его люблю. И с нетерпением буду ждать его возвращения.

– Понимаю. И постараюсь, чтобы никто не пострадал.

– А если не выйдет? – я покачала головой в растерянности. – И я все еще не понимаю, чего именно вы хотите от меня.

– Ничего особенного. Просто согласитесь поехать домой.

– Амир не отпустит, – усмехнулась невесело. – И запереть может.

– А вы не говорите ему. Просто соберитесь, соберите дочь. А помогу выбраться из дома и улететь. Да, это не будет просто. Путь через аэропорт вам, разумеется, закрыт.

– Мне нужны доказательства, – сказала как можно спокойней. – Думаете, я вот так просто поверю вам на слово и разрушу свою жизнь? Подвергну опасности жизнь дочери?

– Я предоставлю их. Не подумайте, Марго, что давлю на вас, но оставаться рядом с Амиром вам тоже очень опасно. Тучи вокруг него сгущаются, и мой работодатель далеко не единственный, кто пытается подобраться к нему. Возможно, я для вас единственный наиболее безопасный вариант.

– Кто же ваш работодатель? – внимательно посмотрела на Ричарда.

Если он хочет меня в чем-то убедить, пусть начнет говорить. Правду или нет, я не узнаю, но совсем в темную использовать себя не позволю.

– Одна из международных правительственных организаций по борьбе с рабством. Со штаб-квартирой в одной из европейских столиц. Больше вам знать не нужно – вряд ли вы когда-либо раньше слышали о таком.

– Все еще не могу поверить, что вы серьезно. Амир, он… Нет, не может быть…

– Марго, вы же сами там были. В этой пыльной палатке. Это вас привезли туда силком, отобрали документы и оставили на неопределенный срок без каких-либо объяснений. В глубине души вы знаете, что я прав, просто не хотите признать это. Понимаю, тяжело. Уверен, у вас есть чувства к мужу. Но он торгует людьми. Каждый день. И периодически ездит в этот палаточный лагерь с проверками. Из вашего дома. Поцеловав вас и вашу дочь, он едет торговать женщинами и детьми! Помогите же им, Марго! Вы и только вы сможете!

Очевидно, мой собеседник начал выходить из себя. Видимо, он ожидал большей эмпатии с моей стороны к жертвам работорговли. Но сейчас мне было жалко исключительно себя. Если все это правда, то жить с Амиром дальше я, и правда, не смогу.

– Как мой отъезд может кому-то помочь?

– Отвлекающий маневр. Пока бен Сауд будет занят попытками найти и вернуть вас, наши люди сделают все остальное.

– Мне надо подумать, – пора заканчивать разговор, а то я свихнусь прямо здесь и сейчас. – Нужны доказательства. Неопровержимые. Если у вас нет ничего такого на моего мужа, то давайте просто забудем об этом разговоре.

– Я найду доказательства, – спокойно кивнул Ричард.

– Провожать не надо, – я встала и пошла по направлению к станции метро.

Такси довезет быстро, а мне нужно подумать. Крепко подумать, и желательно вне дома. Все, что я услышала, сводит с ума, но Питерс прав – я ничего не забыла. До сих пор иногда по ночам я вижу во снах ту палатку, песок под ногами, грубые окрики, закутанных в черное мужчин, и всхлипывания Евки, жмущейся к моим ногам. Тогда все закончилось достаточно быстро – дочь не успела всерьез испугаться. Потом я просто сказала ей, что гиды перепутали нашу экскурсию. А сама просто попыталась все забыть.

Но кое в чем Ричард все же ошибся. Я не только спрашивала себя – как же там оказался Амир, но и ему задала этот вопрос. Практически сразу, как более-менее пришла в себя в его доме. И он ответил – связно и убедительно. Я поверила. Может, рассказать ему, как вернется? Только не приблизит ли это мою безвременную кончину? Если Питерс не врет, жизнь моя резко обесценится, и никакая любовь мужа не спасет. Это именно та ситуация, в которой чувствами можно пренебречь. Особенно если речь идет о чувствах работорговца…

Я каталась на метро туда-сюда до темноты. Впрочем, не так уж долго – здесь темнеет непривычно рано. В семь солнце уже падает за горизонт, и я до сих пор не привыкла к этому. На улицах появились многочисленные туристы, которые в течение дня прячутся в отелях и моллах. Я вышла на станции наугад – где-то в Дейре. Не самый хороший район, но сейчас я похожа на туристку, поэтому мне абсолютно ничего не угрожает.

Зашла в какую-то азиатскую кафешку. Есть не хотелось, но домой идти не могу. Заказала холодный чай и жареный рис. Давно не ела ничего подобного, возможно, удастся поужинать. Набрала Гусун, убедилась, что с Евой все хорошо. Предупредила, что буду поздно.

Когда в кафе стало слишком многолюдно и шумно, я расплатилась и ушла. На улице было не тише, зато свежий прохладный ветер с залива прекрасно освежал и успокаивал. Все эти люди вокруг – смеются, болтают, наслаждаются жизнью. Наверное, им кажется, что это райское место. Когда-то и я так думала. Это была наша с Евой первая поездка за рубеж. Хотелось показать дочери что-то, кроме нашей однушки на окраине Москвы. И показала. Так много, как и не думала. Что еще она увидит, пока мы будем выбираться из всего этого? И выберемся ли? Пока я чувствую только, что увязаю все глубже и глубже…

Домой я вернулась глубокой ночью. В слабо освещенном холле меня встретила рассерженная Верда. Конечно, она и слова не сказала, но по лицу и так было понятно. Мужу доложит однозначно. Надо придумать причину – вдруг спросит, чего это я по ночам гуляю… Хотела и служанке что-то объяснительную, но в голову ничего не шло. А Верде и не требовались мои оправдания, она сразу же ушла в сторону кухни.

Приняла душ и ушла в комнату Евы. Не хочу сегодня спать одна. Но сна не было – я восстанавливала в памяти все, что так долго пыталась забыть. Все детали, все зацепки. Сопоставляла слова Амира и Ричарда. По всему выходило, что версия Питерса более логичная. Ну правда – что может делать ночью в пустыне человек, который понятия не имеет, что это за палаточный лагерь и что в нем происходит? Что он мне тогда сказал? Что приехал по делам и ему сказали, что здесь туристка с ребенком, которая ни слова по-арабски не знает. И Амир вызвался помочь. И помог. А потом и вовсе женился на мне. Но какие у него могли быть дела в лагере работорговцев?

Вспомнила, как сидела в самом центре палатки на обрывке ковра. Еву взяла на колени и пыталась согреть теплом собственного тела. В пустыне ночами очень холодно – тогда для меня это стало неприятным открытием. Ева задремала и изредка всхлипывала во сне, а у меня по грязным щекам текли слезы. Думала ли я тогда, что это не случайность? Что нас продадут? В бордель, на органы или на кирпичный завод. Да, именно это я и думала. И не могла перестать плакать.