Пленница пустыни

28

Обещанные два дня плавно перетекли в три, а потом и в неделю. Случилось это настолько естественно, что никто из нас и не заметили. Вместе гуляли по городу, отводили Евку в школу, а после обеда встречали ее. Ужинали в кафе и ходили в кино на мультики. Попыток объясниться или уговорить со стороны Ричарда больше не было, поэтому я просто наслаждалась общением и радость дочери. К сожалению, как бы сильно ей не нравился Питерс, про Амира она стала спрашивать еще чаще. И наши обтекаемые ответы Еву довольно сильно раздражали. Хотя при Ричарде она держалась изо всех сил и не устраивала истерик. Но я заранее поняла, что как только мы останемся вдвоем, получу двойную порцию негодования.

Так и вышло – провожали гостя со слезами. А я еще и с недосказанностью. Пресекла попытку Питерса поговорить еще раз в вечер перед отъездом. Мы так здорово провели время вместе, что портить все очень не хотелось. Но и сказать ему было нечего – мое мнение не изменилось. По-прежнему планирую заниматься воспитанием детей, а налаживать отношения с новым мужчиной кажется мне лишней тратой сил. Но и категорически отказывать не считаю возможным – Питерс мне нравится, и многое еще может поменяться.

На следующий же день после школы Евка заявила, что нам нужно серьезно поговорить. У меня сердце сжалось, ведь я знала, о чем будет разговор. Мне бы проявить строгость, но не смогла – привыкла идти дочери на встречу, быть честной по возможности. Наверное, нам, и правда, пора пооткровенничать…

– Хорошо, – ответила спокойно. – Пообедаем и поговорим.

И улыбаюсь, будто все замечательно. Будто не соображаю лихорадочно, как буду выкручиваться. Или не буду.

Дочь спорить не стала. Неохотно съела тарелку супа без хлеба, запила чаем и уперлась в меня строгим требовательным взглядом.

– Говори, – безнадежно проговорила, болтая ложкой в собственной тарелке.

Я доесть не торопилась – изо всех сил оттягивала момент. Не вышло.

– Я хочу поговорить о папе, – упрямо свела брови и сложила руки на груди.

– О каком именно? – постаралась, чтобы не прозвучало жалко или грустно.

– Об Амире, конечно.

– Мы столько раз обсуждали это! – ответила чуть возмущенно, пытаясь сбить ее с толку.

– И что? Ты ни разу не ответила прямо на мои вопросы. И Ричард тоже.

А вот Ева еще не умела прятать эмоции – вот-вот заплачет от житейской несправедливости.

– Доченька, – нежно провела по ее щечке. – Просто есть вопросы, на которые невозможно ответить конкретно в текущий момент времени.

– И когда закончится этот момент?! – вспылила она. – Когда ты расскажешь о папе?! Когда он приедет?!

– Я по-прежнему не знаю, Ева. Это правда. Возможно, никогда…

Да, наверное, не стоило вот так… Но я очень устала врать и замалчивать. Я делала это только из-за надежды, что Евка перестанет спрашивать. Но все происходит ровно наоборот – вопросов и слез все больше и больше.

– Никогда?

Она не заплакала тут же. Скорее не смогла моментально осознать это безжалостное слово.

– Да, – я обязана объяснить ей, пока мы не запутались во лжи еще больше. – Обстоятельства могут сложиться таким образом, что Амир вынужден будет остаться в Дубае, а мы тут.

– А как мы узнаем об этом? – Евка держалась как настоящий боец, даже кулачки сжала.

– Никак, милая. Никак. Мы можем просто ждать и надеяться…

Язык не повернулся лишить ее хотя бы призрачного шанса. И себя. Пусть так все и остается – возможно, когда-нибудь, где-нибудь, если…

Обдумав мои слова, Ева все же заплакала. Перетянула ее к себе на колени, обняла, дала время выплакаться. Когда дочь немного затихла, решила, что если уж у нас сегодня день откровений…

– У меня есть и хорошая новость.

– Какая? – довольно вяло поинтересовалась Евка, продолжая всхлипывать.

– Скоро у тебя появится братик или сестренка.

– Что?! – заверещала она и уставилась на меня огромными глазами. – Правда?!

– Конечно, правда, Ева, – засмеялась на ее реакцию.

– А когда?! – принялась пытать меня.

– Наверное, уже в следующем году. Но время пройдет быстро, вот увидишь.

– Ура!!!

Дочь соскочила на пол и заплясала от радости. Вот и забыты горести и печали. По Амиру мы, конечно, будем скучать, но малыш – это прекрасно в любом случае. Честно, меня саму такой поворот очень утешает и радует.

С того дня разговоров об Амире стало меньше. А если и говорили, то просто вспоминали то хорошее, что было в той прошлой жизни. Благодаря ему. Зато о братике или сестричке Ева теперь трещала постоянно. Правда, только дома – договорились, что это секрет. Но теперь Евка сама пристально следила за моим питанием и порой прилично стыдила меня за нездоровые порывы. По утрам варила яйца, напоминала про творог в магазинах и прятала конфеты. Такая забота была приятна, но пока Ева училась, я находила время и возможность перехватить что-нибудь сладкое и калорийное.

Стало легче и потому, что отпала необходимость скрывать тошноту. И придумывать причины отложить что-либо запланированное. Ева не капризничала – соглашалась остаться дома, укутывала меня пледом и приносила теплый чай. А потом тихонько занималась чем-нибудь сама. Обычно мне хватало часика, чтобы отлежаться, и я возвращалась к своим обязанностям.

Учебный год Евка закончила не очень хорошо. В Дубае она училась на одни пятерки, а здесь почти все четверки итоговые вышли. Но мы решили не расстраиваться – переезд все-таки. Дочь пообещала, что в следующем году она обязательно постарается улучшить оценки. Я и не настаивала – она сама к этому пришла. Я просто радовалась, что она смогла доучиться в новой школе. Еще и на «хорошо». К тому же дома мы дополнительно занимались английским и арабским. Нам обеим не хотелось позабыть языки. У нас даже было по одному дню, когда дома общались только на иностранном. Надеюсь, толк будет. В конце концов, почему бы Еве не пойти потом учиться на лингвиста или переводчика. Арабский язык – перспективное направление. Тем более болтает она на нем отлично.

С приходом лета встала проблема отдыха. В моем положении далеко не уедешь, а ребенка оздоровить хочется. Особенно после всего пережитого. Посчитала отложенные деньги, поняла, что ни на что особо не хватит. Решила пусть остаются на непредвиденные расходы. Вытащила из тайника обручальное кольцо и отнесла в ломбард. Предложили мало, поэтому пришлось обойти еще несколько скупок. Но повезло мне в ювелирном магазине. За прилавком оказался сам хозяин, пожилой ювелир. Он дал отличную цену, и мы тут же все оформили. Расставаться с колечком было жаль, но ничего не поделаешь – воспоминания хранятся в моей голове, а жить нужно сейчас.

В отпуск поехали в Ставропольский край на минеральные источники. На море везти Еву категорически не захотела – ненужные ассоциации и воспоминания. Мы отлично отдохнули две недели, и домой возвращаться не очень хотели. Но нужно было – подготовка к школе, дополнительные занятия, визиты в клинику, сдача анализов и тому подобное. А еще дочь настаивала, что пора начинать покупать приданое для малыша. С очень серьезным видом она упирала на то, что летом делать это гораздо приятнее и проще. Проще – да, но, по-моему, еще слишком рано. Но все же сводила ее в несколько детских магазинов, чтобы она показала мне, какие именно малюсенькие вещички ей нравятся. С выбором цвета одежды проблем уже не было – УЗИ ясно показало мальчика. В тайне я очень радовалась этому. Точная копия Амира – это же так здорово! Надеюсь, мой сынишка будет таким же добрым, заботливым, решительным и смелым.

Именно спустя некоторое время после нашего возвращения из отпуска стали приходить письма от Ричарда. По старинке – в почтовый ящик. Я читала их ночами на кухне и тут же рвала и выкидывала. Думаю, он имел в виду именно это, когда писал, что никто не должен знать. Разумеется, никакой информации о себе или о месте пребывания он не афишировал. Так, о чувствах, о жизни, о надеждах. Приятно было получать такие весточки, но со временем сомнения в правильности моего выбора только рассеивались. Никуда мы не поедем. Если это не сработало с мужчиной, от которого я была буквально без ума с первой встречи, то с Питерсом все просто обречено. И тащить в этом случае Еву в другую страну – просто преступление. Поэтому мы спокойно наслаждались летом, подтягивали знания по российским программам и ждали малыша.

Быть беременной становилось все сложнее с каждой неделей. И хотя токсикоз давно отступил, начали появляться прочие «прелести». Отеки, возросший аппетит, сложности с одеждой и обувью. Порой это так выматывало, что хотелось плакать. Врач постоянно ругала – находила за что. То плохо набираю, то много набираю, то настрой не такой, то легкомысленное отношение. Носиться с анализами я так устала, что ноги уже не шли в клинику по утрам. Еще и Еву с собой брать приходилось – одну дома не оставишь. Точнее, я бы, может, уже и оставила, но она никак не соглашалась.

Последнее письмо от Ричарда я получила в середине августа. Как раз когда мы с Евкой носились по магазинам и усиленно готовились к школе. Короткая записка пришла после долгого молчания, и я уже не очень рассчитывала на продолжение такого своеобразного общения. Питерс писал, что уезжает очень далеко и писем больше не будет в ближайшее время. А также добавил, что осенью обязательно приедет за моим окончательным ответом. Если бы могла, сообщила бы, что приезжать не надо. Но, видимо, выбора у меня нет – предстоит еще один непростой разговор. Расстроилась заранее.

И только первые робкие шевеления моего сынишки радовали и заставляли забывать обо всем на свете. Иногда я могла лежать на диване минут по сорок и прислушиваться к тому, что происходит внутри. Вспоминала Амира, представляла, как рассказываю ему о нашем ребенке. Улыбалась и плакала одновременно. Правда, проводить время подобным образом я могла, только пока Ева была на занятиях или в развлекательном центре. Или если дочь уже спала. Не хотела ей показывать, что со временем тоска моя не становится меньше. Скорее, наоборот… Амир стал частенько сниться мне по ночам. Порой я просыпалась в твердой уверенности, что он рядом. Вот-вот выйдет из кухни с чашкой ароматного кофе, улыбнется своей самой соблазнительной улыбкой и скажет, как сильно любит. Пары минут хватало, чтобы сбросить остатки сна и вернуться в реальность. Без него, без любви, без надежды на скорую встречу.