Пленница пустыни

23

Не удержалась – короткую записку прочитала сразу же. Потом положила обратно в конверт, разорвала все на мелкие кусочки и выкинула в ближайшую урну. Сердце билось как сумасшедшее… Сегодня мы уедем из эмиратов.

От волнения даже не заметила, что Ева вышла из школы. Дочь радостно бросилась мне на шею, а я неловко обняла ее. Не помню, были ли у нас какие-то планы на вечер. Но теперь придется все отменить – до назначенного часа времени не так много. Надо все собрать, обдумать, предугадать.

Ева сразу же поняла, что я слегка не в себе. Подозрительно посмотрела прямо в глаза и попыталась что-то спросить, но я перебила ее.

– Потом. Я все расскажу, обещаю.

А сама понимаю, что скажу ей, только когда мы будем достаточно далеко от Дубая. Чтобы убедить уехать добровольно, боюсь, не найду слов. Евка кивнула с легким оттенком недоверия, взяла меня за руку и потянула в сторону дома.

Обедать ее посадила в кухне, чтобы спокойно собрать все в наших спальнях. Доставая сумки и удобную для поездки одежду, я чуть не выла от отчаяния. Не верю, что это происходит, но я должна. Просто не могу позволить рабовладельцу вырастить мою дочь. Мужчины у меня еще будут, а благополучие Евы – слишком хрупкая штука. Я и так уже достаточно рисковала этим – хватит!

Все, что я захотела взять, уместилось в два рюкзачка и небольшую дорожную сумку. Собирая документы, я взяла все, что касалось меня или Евы. Да, Питерс обещал нам новые личности, но мало ли – вдруг пригодится. Уложив все, сумки спрятала в шкаф, чтобы ни у кого лишних вопросов не возникло. Потом пошла в ванну и постаралась смыть слезы и растекшуюся косметику. За этим занятием меня и застала удивительно быстро съевшая свой обед дочь.

– Мама? Ты плачешь? – встревоженно проговорила Евка. – Что случилось? Ты обещала рассказать.

– Не плачу, просто что-то в глаз попало, – вру с честным лицом и пытаюсь улыбнуться. – Расскажу обязательно. Чуть позже.

– Это правда, что у меня будет братик? Или сестренка? – ошарашила меня вопросом.

– Что?! – смеюсь, делая вид, что понятия не имею, о чем она. – С чего ты это взяла, Ева?!

– Все в доме говорят об этом. И Амир знает.

– Да? Как забавно, – присела рядом с ней на корточки и обняла. – Это неправда, Ев. Только не говори никому, ладно?

– Я бы хотела, – дочь упрямо поджала губы. – Мы с Амиром хотели бы этого. Он даже сильней.

– Нуууу… Возможно, когда-нибудь это случится.

Снова вру с самым честным лицом, а слезы сами собой текут по лицу. Потому что никогда этого не будет. Теперь кажется, что все те причины, что останавливали меня, сущая ерунда. И, наверное, я бы хотела, чтобы общий ребенок связал нас с мужем. Но не случилось. Потому что кто-то упрямая ослица… А сейчас уже поздно об этом.

– Мама, не плачь, – Ева стерла слезы с моих щек.

Взяла ее маленькие ладошки в свои и поцеловала.

– Не буду. Просто что-то грустно сегодня. Погода, наверное…

Умылась еще раз и постаралась взять себя в руки. Не стоит портить последние часы перед отъездом.

Разрешила Еве не делать уроки и вышла с ней в сад. Она обожает кататься на качелях – пусть развлекается. Хочу, чтобы у нее остались хорошие воспоминания об этих годах жизни.

Часа через два я предложила Еве поехать в развлекательный центр и пройтись по магазинам. Она с радостью согласилась. Я сообщила Верде, что поужинаем мы в городе. Она в ответ нахмурилась, но ничего не спросила. Не думаю, что Амир станет вмешиваться, если доложит ему. Подумаешь, на шопинг собрались – он и сам еще не уточнил, будет ли вовремя дома. Ричард в записке подчеркнул, что мой муж сегодня сильно задержится на работе.

На то, что с собой в город я взяла дорожную сумку, никто внимания не обратил. Она действительно небольшая, я даже в багажник не стала ее убирать. Такси довезло нас до центра, около Дубай молла я отпустила машину. В кафе прямо у входа купила Евке пирожное и сок, а сама занялась делами – достала свой старый телефон, выбросила московскую симку и поставила недавно купленную. После с этого телефона позвонила по номеру Ричарда. Я давно заучила эти цифры наизусть по совету Питерса.

Он ответил быстро, уточнил, где мы и велел минут через десять двигаться к служебному выходу. Сказал, около какого магазина нас встретят, дальше проводят. Оставшееся время я смотрела, как дочь с аппетитом ест воздушно-кремовое нечто и радостно рассуждает, что она больше всего хочет купить. Игрушки, платья, сладости… Смогу ли я все дать ей сама? Будет ли она так радоваться моим простеньким подаркам и булочкам из магазина у дома? Раньше так и было, как дальше?

Когда неизвестный мужчина повел нас по длинным узким коридорам вглубь служебной части здания, Ева начала догадываться, что что-то идет не так. В один момент она просто остановилась и требовательно дернула меня за руку:

– Мама! Куда мы идем?! Здесь нет магазинов!

Сопровождающий тоже остановился и с тревогой посмотрел на нас.

– Тише, Ева, – постаралась успокоить дочь. – Не кричи так, все хорошо. Пойдем.

Потянула ее дальше, преодолевая небольшое сопротивление.

– Разве мы куда-то торопимся? – упрямо проговорила. – Мы же просто хотели погулять.

– Мы и гуляем, просто немного не так, как планировали.

Евка так сжала мои пальцы, что я поняла, сейчас будет поток вопросов. Остановилась, присела перед ней на корточки, погладила по плечам.

– Ева, послушай меня. Ты уже большая девочка, ты же знаешь, что мы не всегда делаем то, что хотим. Иногда мы вынуждены делать то, что необходимо.

– И что необходимое мы делаем сейчас?

Сотрудник молла поторопил нас короткой фразой. Я нервно дернулась, обернулась и кивнула ему с улыбкой.

– Милая, у нас совсем мало времени. Я обязательно все расскажу, но позже. Когда будет возможность.

– Мы сбегаем от Амира? – тихо спросила моя удивительно умная и проницательная девочка.

А в глазах у нее уже зарождаются слезы. Как часто я обещала себе, что буду делать все возможное, чтобы она не плакала. Потому что каждая ее слезинка остается небольшим шрамом у меня на сердце.

– Мы просто уезжаем домой. Знаю, ты не понимаешь, зачем это нужно. Но поверь, это и есть по самое неприятное, но необходимое. Пожалуйста, пойдем.

– Я не хочу, – дочь уперлась пятками в пол, будто я собираюсь волочь ее силой. – Я люблю Амира. И ты любишь его. Я знаю!

Евка явно на грани истерики, а я понятия не имею, что с этим делать.

– Все так, – киваю, лучше не спорить с ней в такие моменты. – И это не изменится. Просто мы какое-то время поживем дома.

– А потом? Мы вернемся к нему?

– Или он приедет к нам.

Никогда я еще не врала так виртуозно. Не старалась, чтобы мне поверили. Даже наказание от Амира не страшило так, как малейшая ошибка сейчас. И получилось – Ева утерла выступившие слезы и чуть улыбнулась. Мы почти бегом бросились за сопровождающим и вскоре оказались на улицы с задней части здания. Провожатый тут же снова скрылся за дверью, глухо лязгнул замок. Солнце уже село, и мы с дочерью остались в полной темноте и тишине. Немного проморгавшись, я различила очертания ворот неподалеку и пустующую будку охраны. Именно рядом с ней секунду спустя зажглись автомобильные фары. Сильнее сжала ручку дочери и пошла в ту сторону. Наконец, мы оказались на заднем сидении и я выдохнула.

– Почему так долго? – недовольно пробурчал Ричард.

– Так получилось, – вяло огрызнулась.

Ева непонимающе разглядывала нашего водителя и спустя секунду выдала логичное:

– Я вас знаю!

– Привет, малышка, – Питер с улыбкой обернулся. – Я тоже тебя знаю. Ты ведь Ева? А я Ричард.

– Вы знакомый папы! Вы же поможете нам?!

– Конечно, – с готовность подтвердил Питерс версию Евки.

И я сразу расслабилась. Почему часто посторонним людям удается справляться с детьми лучше чем их родителям? На то, что Ева назвала Амира папой, я просто закрыла глаза – не до этого сейчас…

Доверившись Питерсу и добравшись до него, я как-то сразу расслабилась. Перенапряжение вечера сказалось на нас, мы с дочерью немного подремали, обнявшись. Я проснулась первая, осторожно переложила Еву поудобней и присмотрелась к пейзажу, проносящемуся за окном.

– Куда мы едем? – прошептала хрипло.

Пусть я и не идеально знаю город, но мы точно уже за его пределами.

– В Рас-эль-Хайму. Улетим оттуда.

– Зачем? В Дубае четыре аэропорта.

– Да, и едва твое имя появится в списке пассажиров любого из них, бен Сауду тут же доложат.

– Понятно.

Могла бы и сама догадаться. Теперь моя давнишняя идея просто взять Еву и паспорта и улететь ближайшим рейсом тоже видится иначе. Чем больше узнаю о муже, тем больше понимаю, что ни о какой свободе воле и речи не шло. Никогда. Обидно, очень…

Ева проспала почти до самого приезда в Рас-эль-Хайму. Когда проснулась, Ричард угостил ее печеньем и водой. Надо же – подготовился. А вот я совсем не подумала об этом. Сложно, когда ты долгое время живешь на всем готовом.

Местный аэровокзал оказался небольшим по сравнению с Дубайским. Зато дьюти фри нашелся и здесь. Евка этому несказанно обрадовалась, а я окончательно успокоилась. Она поверила в нашу с Питерсом совместную ложь, и теперь просто воспринимает все как небольшое приключение. Ричард вручил мне пачку наличных и велел не пользоваться картой ни в коем случае. Отвела Еву в магазин, а сама задумалась, на что мы жить будем первое время, если карты под запретом…

Но перед вылетом Питерс вернулся к этому вопросу, явно заметив мое замешательство и уныние. Пообещал, что о нас позаботятся, и нужды в деньгах не будет. Хорошо, поверю – вариантов-то все равно нет. К тому же карты и прочие документы у меня никто не отнимает пока. А если захотят, буду торговаться, выдвигать условия. Не факт, что из этого что-то выйдет, но попробовать стоит.

Уже в самолете Ева снова чуть не расплакалась. Заявила, что уже скучает по Амиру и хочет домой. Утешала ее как могла – я ведь тоже уже соскучилась… Главное, чтобы не раскричалась – если нам устроят проверку документов, то это чревато тем, что самолет улетит без нас. А там и люди Амира подтянутся…

В итоге мы все же взлетели. Оставила Евку на Питерса и ушла в туалет. Теперь и самой поплакать можно – тихо, горько и безнадежно… Прощай, Дубай. Прощай, муж мой и счастливая жизнь. Долго задерживаться никак нельзя было, поэтому выплакав часть эмоций, я умылась и вышла. Ричард сразу же заметил мои покрасневшие глаза и вопросительно поднял брови. Мотнула головой – не буду это обсуждать. Слишком личное, никого не касается, что я действительно люблю преступника и работорговца. Это только моя боль, и мне за это расплачиваться.