Под маской порока

Глава 12

К вечеру совместными усилиями были составлены два списка — связанных с болотами богов и ритуалов с девственной кровью — и два плана, по выманиванию заказчицы и снятию полога. Небо, с утра ясное, часов после пяти затянули низкие серые тучи, вызвавшие в нас с Арлесом смешанные чувства. С одной стороны, облегчение — сомнительно, чтобы заказчица, кем бы она ни была и какие бы цели ни преследовала, отправится в такую погоду пёс знает куда ради новых переговоров с демоном. Из города до капища путь неблизкий даже на машине, личный транспорт, насколько мне известно, имелся в лучшем случае у полудюжины учителей со всей школы, из учениц тоже лишь человек десять могли похвастаться тем, что за ними заезжают на автомобиле, а своим ходом на место вызова не набегаешься. По крайней мере, ради какой-нибудь ерунды.

С другой стороны, ни мне, ни Арлесу не хотелось промокнуть, добираясь до пункта назначения. Демон, как и всякий представитель крылатых видов, предпочитал не летать под дождём, соответственно, и ему, и мне придётся идти пешком, в человеческой ипостаси, и ладно наёмник, но мне-то надо будет волосы сушить перед нашим номером и вообще… Не пора ли рассказать моим мужчинам, где их птичка работает, пока они сами ненароком не узнали?

Чую, по головке не погладят.

Закончив обсуждать с Галеном детали «гениального» плана и посмотрев задумчиво в окно, Арлес всё-таки откланялся. Я тоже собиралась улизнуть под благовидным предлогом «уже поздно, леди Идэна волноваться будет», но почему-то никак не могла произнести дежурную фразу, спешно попрощаться и по-тихому сбежать. Я то и дело поглядывала украдкой то на часы на каминной полке, то в окно и пыталась не нервничать. Дождь ещё не начался, и неплохо было бы воспользоваться благодатью небес и добежать до «Маски», но, похоже, Гален не торопился отпускать меня просто так.

После ухода демона Гален заявил, что я устала и что мне обязательно следует поесть. Отказываться было неловко, поэтому пришлось терпеливо ждать, пока Коринн приготовит ужин. Мы остались в гостиной, я по-прежнему на диване, Гален занял кресло, освободившееся после ухода Коринн на кухню. Неубранные ещё книги высились башенками на столике, а среди них полупустой графин с вермутом и два бокала, из которых пили мы с Арлесом. Правда, Гален сразу же переставил графин ближе к себе, ясно показывая, что не даст мне усердствовать с алкоголем. Дабы немного занять себя и заодно разложить мысли, я снова просмотрела оба списка. Ритуалов набралось на одиннадцать пунктов, в основном, защита, омоложение, предвидение, призывы как других демонов, так и разных сущностей, передача способностей по крови, по крайней мере, в теории. Список богов получился куда короче, всего четыре строчки — с болотами, топями и трясинами в том или ином виде связывали довольно популярную на юге и востоке богиню-змею, Кару, тоже известную покровительницу змей и за компанию братства Двенадцати, и парочку болотно-лесных духов. Мужчина долго хмурился, глядя на имя благодетельницы ордена, но всё же ничего не сказал.

— Ты куда-то торопишься?

Я вздрогнула. Вероятно, Гален перехватил очередной мой взгляд, брошенный на циферблат.

— Я? — я повыше подняла список с ритуалами, делая вид, будто всецело поглощена изучением ровных строчек, хотя за последние полчаса разве что ещё не выучила его наизусть. — Нет, никуда.

— Ужин скоро будет готов, — мужчина с не меньшим вниманием листал одну из книг по колдовству.

— Хорошо.

В тишине гостиной шелест переворачиваемых страниц и тиканье часов звучали особенно громко. Из глубины дома просачивались весьма заманчивые запахи еды, но я слишком беспокоилась из-за практически неизбежного опоздания на смену, чтобы думать об ужине.

— Может, и не будет дождя, — заметила я, адресовав следующий взгляд окну. Сумеречная хмарь за приоткрытыми створками казалась темнее из-за включённого в помещении света, и запах дождя разлился в воздухе щекочущей влажной вуалью.

— Возможно.

Почти восемь. Восемь!

Стасия и Тиана не обрадуются необходимости выходить без вокалистки.

— Наверное, надо было и Арлесу предложить остаться на ужин.

— Обойдётся.

Получу выговор от Идэны. Прежде всего я подвожу её и подруг.

И с каких это пор я стала нерешительной? Или дело в возможных неудобных вопросах Галена?

— Не могу понять, из-за чего ты так волнуешься: из-за Вэйда, невесть что потерявшего в поместье Дарро, или боишься, что ваша старшая сирена заругает? — спросил мужчина, не поднимая головы от книги.

Я положила список ритуалов на ближайшую книжную стопку, вздохнула глубоко. Я взрослая свободная сирена, что бы там ни вещал мой фактически супруг, и я не имею никакого права пренебрегать своими рабочими обязанностями, на которые два года назад согласилась сама, по собственной доброй воле.

— Гален, время уже позднее и мне действительно надо в… вернуться домой, — начала я несколько неувереннее, чем планировала.

— Как только Вэйд соизволит объявиться, надо поднять вопрос о совместном проживании, — заявил Гален спокойно и перевернул страницу.

— Что? — растерялась я.

— Тебе безопаснее с нами, чем с кучкой женщин в незащищённом замке где-то на отшибе.

— Мы не кучка беспомощных женщин, мы сирены! — на секунду я даже задохнулась от праведного возмущения. — Мы вполне можем за себя постоять и умеем обходиться без защиты мужчин! И разве опыт ваших с Вэйдом собратьев ничему вас не научил?

— Сейчас другое время и у нас другая ситуация. Ты верно заметила, у нас есть опыт Норда и Дрэйка, и если мы учтём их ошибки и будем умнее, то велика вероятность, что мы не попадёмся так же глупо, как они, — мужчина улыбнулся мне с оттенком непробиваемой самоуверенности и вновь уткнулся в книгу.

Подозреваю, те двое собратьев тоже полагали, что сумеют обойти всевидящее око старших и скрыть свою любимую. Тем более со слов Вэйдалла я поняла, что прецедентов уже давно не было — и неизменное количество собратьев в ордене на протяжении последних двух веков это подтверждало. Только вот не похоже, чтобы Нордан и Дрэйк сильно преуспели в устройстве счастливого будущего со своей женщиной втайне от старших.

— А-а, поэтому ты сразу же сообщил Коринн, что я ваша девушка? — напомнила я.

— Коринн не станет доносить о нас старшим.

— Почему это?

— Потому что, Ева! — повысил голос Гален. — Не говоря уже, что я плачу Коринн жалованье и ей некуда больше пойти. С предыдущего места работы её уволили без рекомендаций, а, по-твоему, в скольких приличных домах готовы взять горничную без рекомендательного письма?

И что ей помешает выложить любую требуемую информацию за куда более щедрое вознаграждение? Будто мало нам Арлеса, мало неведомой заказчицы!

Я решительно встала с дивана и вышла из гостиной.

— Ева, ты куда? — понеслось мне в спину, но я и не подумала остановиться.

Пересекла холл, открыла входную дверь и выскользнула из дома. Дойти я успела ровно до середины короткой мощёной дорожки, ибо дальше, словно по команде, небеса разверзлись и обрушили на землю ливень.

Тугие струи дождя хлестали нещадно и меня, и палисадник, стучали по крышам, карнизам и брусчатке. Дома на другой стороне улицы исчезли за серой стеной ливня, равномерный шум поглотил вскрики и торопливый топот спешно ищущих укрытие людей. За пару минут я в прямом смысле вымокла до нитки, превратившись из сирены в насквозь пропитанную влагой тряпку.

— Далеко собралась? — донёсся сквозь песню дождя голос Галена, насмешливый, самодовольный.

Я развернулась к дому. Мужчина стоял на пороге, прислонившись плечом к косяку, и наблюдал за мной с раздражающей, вызывающей полуулыбкой, в которой мне сейчас виделось нечто издевательское.

— Ты!! — заорала я. — Это ты всё подстроил!

— Ложь, клевета и наговоры недоброжелателей, — возразил Гален. — У меня нет такой силы. Я могу материализовать воду, могу ею манипулировать, могу утопить человека на суше, но управление погодой не в моей власти, увы.

— А это что, по-твоему?! — я сложила ладони лодочкой, демонстрируя, как дождь мгновенно наполняет их и вода начинает проливаться сквозь пальцы. — Извержение вулкана?!

— Осадки, — поправил мужчина настолько занудно-нравоучительным тоном, что я поняла — всё.

Совсем всё. Сейчас я его если не убью, так хоть покалечу и плевать на наши отношения, плевать на привязку, не позволяющую причинить физический вред партнёру.

— Иди сюда, дерзкая моя Женевьева, ты и так уже выглядишь хуже мокрой курицы, — позвал Гален миролюбиво.

— Курица? — повторила я и плеснула набранной в ладони дождевой водой в эту вконец охамевшую физиономию. К сожалению, до мужчины не долетело ни капли. — Ты назвал меня курицей?!

— Ева, ты простудишься.

— Я сирена, мы не простужаемся!

— Повтори ещё раз, а то вдруг кто в Тирсе не знает о твоей видовой принадлежности? — неожиданно съязвил Гален и шагнул с порога под дождь.

Преодолел разделяющее нас расстояние, наклонился, подхватывая меня на руки… а затем и вовсе перекинул через плечо, прижав рукой мои ноги, облепленные юбкой, ставшей тяжёлой и противной. Развернулся и понёс меня в дом.

— Отпусти меня немедленно, ты, варвар патриархальный! — заверещала я яростно. Никогда бы не подумала, что это так унизительно, когда тебя несут, словно мешок или свернутый в трубу ковёр, а ты кулем свешиваешься с мужского плеча и можешь только кричать истерично, будто нервная базарная торговка. — Какого пса я вообще связалась с тобой, учитель порока недобитый! Ископаемое нечеловеческое! Тиран!

Мужчина вошёл в холл, ногой закрыл дверь и направился целеустремлённо к лестнице.

— Помолчи, женщина, — велел он и в довершение шлепнул меня по попе, не больно, но оттого не менее обидно.

Я взвизгнула и закусила губу, с трудом сдерживаясь, чтобы не заскулить побитой собакой. Текло с нас обоих ручьями, лужи и тёмные отпечатки подошв ботинок Галена тянулись указующим следом почище дорожки из хлебных крошек. В проёме, ведущем на другую половину дома, стояла Коринн в повязанном поверх платья фартуке и смотрела на нас глазами широко раскрытыми, полными безмерного удивления, растерянности и даже смутной нерешительности — то ли отвернуться и уйти, сделав вид, будто дела хозяина её не касаются, то ли всё-таки помочь отсыревшей сирене. Тем временем Гален поднялся на второй этаж, пинком открыл дверь в свою спальню, пересёк её впотьмах и поставил меня на пол. Включил верхний свет и начал расстегивать рубашку.

— Раздевайся.

— Не буду, — я тщетно попыталась вытереть мокрое лицо мокрыми же ладонями.

— Я выйду, так и быть, — мужчина снял рубашку, демонстрируя торс, блестевший в свете люстры заманчиво и о-очень эротично.

— Дело не в стеснении, дело в принципе, — заявила я и храбро стиснула зубы, норовившие отбить дробь. И заодно глаза подняла на уровень лица собрата, избегая смотреть на обнажённую часть тела.

Я-сирена мгновенно позабыла об обидах, желая сейчас лишь прикоснуться к мужской груди, провести по коже пальцами, чуть-чуть надавливая коготками, но человек упрямо не хотел сдавать ни клочка своей поруганной гордости и независимости, намереваясь сражаться до последнего.

— Птичка моя принципиальная, сейчас или ты снимешь мокрую одежду сама, или я вернусь и лично сдеру с тебя всё до нитки, включая казённую униформу, которую тебе надо через месяц сдать, — с ласковой-преласковой улыбкой пообещал Гален и вышел, прикрыв дверь.

И ведь угрозу выполнит.

Дождь стучал по карнизу, шелестел листьями деревьев. Лужа вокруг меня прибавляла в размере, от мокрой грубой ткани платья нестерпимо зудела кожа и, признаться, становилось зябковато. Шмыгнув носом, я принялась раздеваться.

Обидно. Унизительно, тем более на глазах постороннего в лице Коринн. Никакая привязка не даёт Галену права обращаться со мной, словно он и впрямь варвар, а я его пленница, законная добыча. Я ему не рабыня! И мы знакомы-то всего ничего, а он уже заговорил о совместном проживании. Между прочим, по человеческим правилам приличия не может идти и речи ни о каком совместном проживании незамужней девушки с холостыми мужчинами, не являющимися её родственниками, опекунами или работодателями. И Гален наверняка будет контролировать каждый мой шаг, а Вэйдалл… Вэйдалл тоже может при ближайшем рассмотрении оказаться тем ещё собственником и домашним деспотом.

Я не хочу жить с ними вместе, это слишком быстро для меня!

Я насилу выпуталась из холодной противной одежды, скинула туфли и стянула чулки. Дверь приоткрылась, пропуская Галена, — подозреваю, он попросту ждал в коридоре, пока я закончу, — в одном тёмно-синем стеганом халате на голое тело и с большим полотенцем и вторым, махровым голубым халатом в руках.

— Спасибо, — я взяла полотенце, закуталась в него, торопливо обтираясь.

Мужчина положил халат в изножье постели, собрал мои вещи, унёс куда-то и вернулся через несколько минут со шваброй. В полном недоумении и некоторой растерянности я наблюдала, как член ордена бессмертных ликвидирует лужу на полу деловито, привычно, будто всю жизнь занимался уборкой. Затем снова ушёл. Я успела промокнуть волосы, вытереться насухо и надеть халат. Судя по тому, что пришёлся он более-менее впору — женский. Надеюсь, не одолженный у Коринн.

Наконец Гален вернулся вновь — с едой на подносе. Поставил поднос на кровать и жестом указал мне на край постели.

— Пытаешься задобрить меня или извиниться? — уточнила я ехидно.

— Пытаюсь заставить тебя питаться как следует. Сдаётся мне, ешь ты как придётся и что придётся, наверняка сухомятку на ходу или, скорее всего, на лету. Вон какая худая.

Первым порывом было снять халат и изучить отражение собственного тела в ближайшем зеркале.

Вторым — вцепиться когтями в горло Галену.

— Ты это специально делаешь, да?

— Что я делаю? — невозмутимое выражение лица, невинный взгляд.

— Бесишь меня!

— Всего лишь выражаю озабоченность твоим питанием и, соответственно, здоровьем. По-моему, вполне естественное беспокойство с моей стороны, ведь ты не только наша с Вэйдом пара, но и мать наших будущих детей.

— Каких ещё детей?! Я вообще не собираюсь в ближайшие десять лет беременеть и рожать! И я же не лунная, может, я от вас в принципе не в состоянии зале… забеременеть, — Гален посмотрел красноречиво на мой живот и я, желая прекратить эти бестолковые препирательства и недвусмысленные намёки, села на край постели, пододвинула поднос ближе к себе. — И не надейся. Я принимаю противозачаточное.

— Ох уж эти современные девушки, — заметил мужчина насмешливо и тоже присел на кровать.

А Вэйдалл ещё упоминал, что, дескать, Гален считает возможность появления семьи, детей маловероятной глупостью. Ну да, как же. Знал бы Вэйдалл, что его собрат первым заговорит о совместном проживании, детях и обо мне в качестве матери будущих отпрысков.

— Ты не будешь? — спросила я спустя несколько минут сосредоточенного поедания картошки с грибами под внимательным, умильным каким-то взглядом Галена. И поднос сервирован на одного. — А то ты так смотришь, что и подавиться недолго.

Мужчина отломил кусочек ржаного хлеба, отправил в рот.

— Будь ты девушкой, я предположила бы, что ты на диете, — из вредности заметила я.

— К счастью, я не девушка, — парировал Гален не без толики самодовольства.

— Куда ты дел мою одежду?

— Разложил сушиться. Ты же не пойдёшь завтра в школу голая?

Я состроила гримасу и подцепила вилкой кружочек солёного огурца, нарезанного и разложенного на отдельном блюдце. Что-то подсказывало, что огурец этот из приснопамятной банки-гостинца.

— Уже на солёненькое тянет? — последовало незамедлительное заявление, сопровождаемое многозначительно вскинутыми бровями.

— Очень смешно, — я принципиально забрала себе блюдце вместе с содержимым. — Ты прямо так жаждешь моей беременности? Спиногры… детей, пелёнок, ора в любое время суток? Птенцы сирен во многом ничем не отличаются от обычных человеческих малышей, разве что не болеют, зато как научатся лет в пять-шесть сначала менять ипостась, а затем и летать, так всё, глаз да глаз нужен. Куда человеческий ребёнок ещё не дотянется, птенец долетит. А знаешь, сколько всего можно сделать даже неокрепшими детскими коготками?

— Ева, я вырос в большой семье. Нас у моей мамы вместе со мной было пятеро, а поскольку жили мы не бедно, но и не особо богато, то нанять прислугу не могли. Как самый старший, я был единственным помощником у родителей: дом, огород, младшенькие.

Пятеро?! Я почему-то бросила быстрый взгляд на пол, где ещё недавно была натекшая с меня лужа.

— У тебя было четверо младших братьев-сестёр?

Гален кивнул и молниеносным, едва отмеченным мной движением цапнул с блюдца кружочек огурца. Фактически из-под носа увёл!

— Хочешь сказать, ты и готовить умеешь? — уточнила я недоверчиво. — И заняться уборкой не побрезгуешь?

— Умею и не побрезгую, — спокойно подтвердил мужчина, дожевав огурец. — Но с садово-огородными делами лучше обратись к Вэйду, я в растениях несилён.

Покончив с основой частью ужина, я взяла из вазочки глазированное шоколадное печенье, захрустела им, запивая чаем и пытаясь представить Галена, хлопочущего по дому, окружённого стайкой ребятни мал малого меньше. Судя по мерному перестуку капель по карнизу, дождь стал тише, но уже очевидно, что сегодня меня из этого дома не выпустят. И, удивительное дело, чем дольше я сидела на кровати, слушала дождь и наблюдала за мужчиной, откинувшимся на подушку, тем меньше хотелось куда-либо уходить.

— У тебя с младшими была большая разница в возрасте? — наконец спросила я.

— Мне было семь, когда мама встретила моего отчима, — ответил Гален, глядя в потолок. — Хороший был мужик, немногословный, но толковый, никогда не упрекал маму за меня, не интересовался, где тот козёл, что поспособствовал моему появлению на свет, не бил ни нас с мамой, ни, тем более, своих родных детей.

Я молча взяла второе печенье. И по сей день в глухих уголках и отдалённых провинциях иные мужчины не считают зазорным поднимать руку на жену и детей, полагая их своей собственностью рангом не выше рабов, а то и домашней скотины. А уж во времена детства и юности Галена домашнего насилия не чурались и среди высшей аристократии, и избиение своей супруги даже не являлось преступлением.

— Они как поженились, так друг от друга не отлипали, хотя мама часто была на сносях. Обожали друг друга, отчим маму едва ли не на руках носил, — продолжил мужчина задумчиво. — Тогда всё иначе было, не как сейчас: родят двоих, максимум троих, и хватит, а раньше честная девушка и слова такого знать не должна — «противозачаточное». Чем скорее жена докажет свою плодовитость, тем лучше для неё и её мужа.

— А ты… — я помедлила в нерешительности. — Ты знаешь, что с ними стало? Ну, с твоей семьёй?

— Не знаю.

— И не пытался что-то выяснить?

— К моменту вступления в орден мне порядком опостылело быть вечным старшим братом, присматривать за младшенькими, наставлять их на путь истинный, надоело сидеть в нашем городке, который был в два раза меньше Тирса и находился в ещё большей глуши. Я, со своей силой, человек только наполовину, а на другую половину почти что бог, великий и могущественный, и должен торчать Дирг знает где, проживать скучную жизнь мелкого горожанина, присутствовать при свиданиях младших сестёр, дабы женишки не полезли им под юбки раньше свадьбы… — Гален усмехнулся сухо, с оттенком сарказма. — В общем, за предложение изменить свою жизнь и мир к лучшему я ухватился с радостью. А через несколько месяцев понял, что скучаю по семье. Братство изнутри оказалось… не слишком-то братским, но пути назад уже не было. Первое время я анонимно отравлял родным деньги, тайно приезжал в наш городок, когда подворачивалась возможность, и наблюдал за ними издалека, пока однажды меня не застукал наш с Вэйдом наставник, собрат Марк. Он сказал, что если я действительно люблю свою семью и желаю им добра, благополучия и долгой жизни, то должен в последний раз прислать им деньги и больше никогда не приезжать к ним и не пытаться выяснить что-либо о них. Потому что если об этом узнает кто-то другой из старших, то от моей семьи избавятся, как орден избавляется от любых ниточек, привязывающих нового собрата к его прошлому. Ещё Марк добавил, что так мне легче думать, будто мои родители и впрямь прожили долгую и счастливую жизнь, в конце которой не оказались в нищете, брошенные и позабытые собственными детьми, братья не пошли по кривой дорожке, не спились и не погибли, будучи зарезанными в драке или при иных, не менее вдохновляющих обстоятельствах, а сестры не умерли от родильной горячки или побоев нерадивого мужа. Вот так вот, птичка моя, — Гален посмотрел на меня безмятежно, улыбнулся, да только в улыбке застыла горечь, разочарование в собственных юношеских надеждах и чаяниях, сожаление о прошлом, о том, что было когда-то, но не ценилось тогда надлежащим образом.

— Фамилия Скай настоящая?

— Фамилия моего отчима и, к счастью, достаточно распространённая, чтобы не вызывать подозрений, — мужчина сел. — Где-то там, в архивах братства, мы все записаны под фамилиями матерей, потому что не можем претендовать на фамилии приёмных отцов, к тому же у некоторых из нас таковых и вовсе не было, а как звали наших биологических папаш, никому не ведомо. Вступая в круг, мы вообще отказываемся от любых фамилий и титулов, оставляя только имя и тем самым подчеркивая отсутствие привязки к какому-либо роду или месту.

— Это жестоко — жить без корней, без понимания, кто ты и откуда, отказаться от семьи, от близких людей, от того, что тебе по-настоящему дорого, — шевельнувшееся было чувство жалости я подавила сразу, понимая, что Галену моя жалость не нужна, а сожалений ему и своих хватает. — Просыпаешься однажды и осознаёшь, что все твои родные и друзья умерли…

— Вопрос привычки, — нарочито беззаботно пожал плечами Гален. — Они так и так могли умереть досрочно, а два века спустя умерли все и наверняка. Какой смысл теперь переживать и убиваться из-за отсутствия корней? Их давно уже нет, никого из них, и я ровным счётом ничего не могу ни поделать с этим непреложным фактом, ни как-либо изменить его. И на самом деле мне повезло: у моей семьи был шанс прожить свою жизнь. Получилось ли это хоть у кого-то из них — разговор отдельный.

— А у родных Вэйда? — уточнила я осторожно. Последние фразы Галена наводили на закономерные и не слишком приятные мысли, что везло-то отнюдь не всем членам ордена.

— Если захочешь подробностей, спросишь его сама, я же отвечу коротко: его мать и сестра, которых он обожал, погибли в результате несчастного случая примерно за месяц до вступления Вэйда в братство.

— А отец… вернее, приёмный отец?

— Тот вроде сам сдох, впрочем, вряд ли о его смерти кто-то сожалел. По словам Вэйда, отношения у них были паршивые, характер у папаши тяжёлый и он подозревал, что единственный сын — вовсе не его плоть и кровь.

Я растерянно смотрела на собеседника, пытаясь осознать, что, возможно — или даже скорее всего, — от семьи Вэйдалла избавились, как могли бы избавиться от родни Галена, узнай о его к ним тайных визитах другой собрат, как с давних пор избавлялись от всех, кто становился не нужен ордену или слишком уж настойчиво путался под ногами.

— И… как он пережил? — и Вэйдалл ещё ни разу не упоминал о своей матери и сестре.

— Плохо, — в глазах Галена мелькнула тень давней печали. — Наверное, поэтому он едва не умер после ритуала посвящения.

Если Гален хотел добить меня новой информацией, то у него это определённо получилось.

— Едва не умер?!

— Теперь наша птичка сыта? — мужчина невозмутимо указал на пустые тарелки, словно и не сообщил только что ничего из ряда вон выходящего.

Я медленно кивнула, допила остатки чая и о-очень осторожно поставила чашку на поднос — не хотелось разбить тонкий фарфор о чью-то голову или, на крайний случай, об стену, требуя деталей. Гален унёс поднос и я, пользуясь моментом, слезла с кровати, нашла среди бумаг на комоде чистый листок, ручку, написала короткую записку и отправила леди Идэне в «Маску» — в это время сирена уже должна быть там. Плохо, что приходится подводить подруг и наставницу, плохо, что не могу признаться Вэйдаллу и Галену. Конечно, я всё равно собиралась увольняться, но в следующем году — не буду же я совмещать учёбу в университете в столице и танцы в провинциальном мужском клубе?

Хотя как я буду совмещать учёбу и семейную жизнь с парочкой членов братства, представлялось пока тоже смутно. И поступлю ли в университет вообще?

И как вышло, что Вэйдалл оказался при смерти после вступления в орден? Известно, что будущие члены братства не рождались бессмертными, дар сей они получали, когда становились частью ордена, и тем страннее было слышать, что Вэйдалл мог умереть уже после обретения бессмертия.

— Ева?

Я резко обернулась к Галену, замершему на пороге спальни с заложенными за спиной руками.

— Я уже отметил стремление современных девушек к финансовой независимости, но это вовсе не означает, что мы не в состоянии тебя обеспечить и пора начинать тренироваться просить милостыню.

Я проследила за насмешливым взглядом и обнаружила, что так и стою с поднятой перед собой рукой, в которой держала записку перед отправкой. Пёс подери, будто и впрямь прошу подать мне на пропитание.

— Я лишь написала леди Идэне, чтобы они не ждали меня сегодня… домой, — я спешно опустила руку, досадуя на себя.

— Решила остаться у меня на ночь? — теперь насмешка не только во взгляде, но в предвкушающей улыбке.

— Да. Разве у меня есть выбор? Дождь-то всё идёт, а для создания портала мне нужно сменить ипостась и немного свободного воздушного пространства, желательно не заполненного осадками, — когда я стану старше и опытнее, я научусь использовать источник в полной мере, будучи в любой из ипостасей, а пока приходится довольствоваться чем есть.

— Рад, что ты вняла здравому смыслу, — Гален приблизился ко мне, и я-сирена вновь отбросила все волнения и размышления, готовая приступить к десерту, раз мы никуда не торопимся.

Сексуальный красавец-мужчина, удобная кровать и вся ночь впереди — м-м, почти воплотившаяся в жизнь мечта!

— А ты сомневался? — заметила я игриво, теребя ворот своего халата.

— Были такие минуты, — признался Гален. Остановился передо мной, скользнул ленивым оценивающим взором по мне, отчего по телу пробежали мурашки, а я-сирена едва удержалась от попытки сорвать с мужчины халат. Гален же жестом фокусника, развлекающего детей на празднике, извлёк из-за спины тонкую книгу в чёрной обложке и протянул мне. — Достал специально для тебя. Современные девушки такое любят. Мне сказали, что это новинка, поэтому ты наверняка её ещё не читала.

Я машинально взяла книгу, прочитала название ниже позолоченного женского силуэта. «Игрушка», автор — леди Тьма. Мужчина тем временем собрал с комода бумаги, выровнял в стопочку.

— Кровать в твоём полном распоряжении, но допоздна не читай, завтра в школу рано вставать. Я ещё немного поработаю в гостиной. Доброй ночи, Ева, — по примеру Вэйдалла поцеловал меня в уголок губ и преспокойно ушёл, оставив растерянного человека и злую сирену в компании пустой кровати и эротической новеллы.

Знаю, это хитрый план Галена. Коварный замысел, призванный заставить меня явиться к нему самой, соблазнить с его высочайшего повеления, униженно молить взять меня. А вот и не дождётся! Я птица не только принципиальная, но ещё и гордая и не опущусь до того, чтобы бегать за Галеном, словно я не сирена, а собачонка какая-то, и намекать на секс после такого откровенного пренебрежения. Он — как бы ни убеждал в обратном, — именно он устроил этот песий ливень, вынудил меня остаться в его доме, а когда я совершенно недвусмысленно обозначила, что вполне готова к долгой ночи страсти, взял и слинял, будто вечер с бумагами привлекательнее, чем я, будто всё это затевалось ради других целей. Поэтому не пойду я к нему, пусть хоть до утра ждёт. Может даже заночевать прямо на диване, трепетно прижав к груди столь обожаемые бумажки.

Часа два я читала, с комфортом устроившись в постели. К сожалению, выбор книги оказался не самым удачным. Новеллы леди Тьмы — интересно, они сами себе такие псевдонимы придумывают или издательство старается? — отличало большое количество эротических сцен, причём достаточно откровенных. За пределами этих сцен героев хотелось придушить подушкой, поскольку вне занятий сексом вели они себя как набор статистов-новичков, которых внезапно вытолкнули под луч прожектора, требуя сыграть главную роль, зато когда персонажи всё-таки возвращались к разврату… Что неудовлетворённой девушке, что изголодавшейся по мужчине сирене читать подобное на ночь категорически нельзя! К тому же, в отличие от «Развратной леди», в «Игрушке» был тройничок. Я искусала себе губы, моя рука несколько раз пробиралась под одеяло, скользила вниз по напряжённому, жаждущему прикосновений телу, но я вспоминала о нашей эмпатической связи и хорошем слухе членов братства и руку отдёргивала. Ещё чего не хватало, чтобы Гален заметил, как я тут себя удовлетворяю в его отсутствие. Конечно, поделом ему, сам виноват, но вдруг он того и добивался? Может, нравится ему наблюдать или подслушивать, не зря же, в конце концов, в нашу первую ночь Вэйдалл сразу увёл меня в ванную и воду посильнее включил. И ещё обронил, что портит кому-то вечер.

Всё-таки Гален извращенец. Моральный!

Хотя, признаться, хотелось устроить маленькое представление. Откинуть одеяло, лечь в соблазнительной позе, постонать погромче, с чувством, тогда, глядишь, лорд Порочность, резко переквалифицировавшийся в его светлость Я-правильный-зануда, и сам бы прибежал как миленький… Ведь не считает же он, что это я должна и обязана являться пред его светлы очи и едва ли не насиловать могущественного собрата ордена Двенадцати прямо на диване?

Наконец, не дочитав до финала буквально несколько страниц, я отложила книгу на прикроватный столик, выключила лампу и вытянулась под одеялом. Халат я давно сняла и оставила в кресле, спать обнажённой я не стеснялась. В доме тихо, дождь по-прежнему моросил за окном, убаюкивая своей нежной вкрадчивой песней, и я не заметила, как подкрался сон…

…Жарко.

Очень жарко. Кожа мгновенно покрылась испариной, несколько судорожных вдохов горячего сухого воздуха, и дышать стало нечем. Я схватилась за горло, глядя на огненную пропасть перед собой. Так обычно изображают место, куда после смерти должны попадать люди, совершившие при жизни много неблаговидных поступков.

В пылающую бездну летели монеты. Золото тускло сверкало и исчезало в алой пучине, на которую даже просто смотреть было больно. И в попытке отвести взгляд, сосредоточиться на чём-то другом я проследила обратный путь монет.

Вэйдалл. Он стоял на другой стороне пропасти, полускрытый трепещущим в воздухе маревом, и равнодушными щелчками отправлял в бездну монету за монетой. И сколько я ни всматривалась, не могла понять, откуда они берутся в его руке. Потемневшие, блёклые, они появлялись словно из ниоткуда и растворялись в небытие.

— Ты знаешь, сколько их было? Сотни, тысячи? Почти два с половиной века жизни долгий срок, — задумчивый голос Арлеса звучал возле моего уха.

Я знала, что это не демон, только образ в моём сознании. Откуда? Пёс его разберёт.

— День за днём, жизнь за жизнью, — продолжал Арлес, или кто там принял его облик. — Одной больше, одной меньше — какая им разница? Им всё равно, какими бы мотивами они ни прикрывались, как бы себя ни оправдывали. Они привыкли жить так, как живут, а все эти рассуждения о привязках, браке, заботе о своей паре… всё тлен, суета и отсрочка неизбежного.

— Чего? — произнесла я хрипло, с трудом. Пересохшие губы не подчинялись, язык будто распух, а горло изнутри царапали невидимые песчинки.

— Ты везучая птичка. Что ты видела плохого в своей жизни? Я имею в виду, действительно плохого, ужасного, печального, того, что касалось непосредственно тебя и что ты не могла ни предотвратить, ни изменить. Ах да, смерть любимого папочки. Сколько тогда тебе было? Восемь лет, девять? Настоящая трагедия для маленького птенчика. Вот папа был, и вот его нет, и больше он никогда не придёт, не возьмёт тебя на руки и не скажет: «Смотрите, как выросла моя Жени».

Очередная монета по дуге рассекла воздух и исчезла в огне. Мне хотелось закрыть уши ладонями, хотелось закричать, но я не могла шевельнуться, не могла вымолвить ни слова. Только наблюдала беспомощно, обречённо за тёмными кругляшками.

Я давно не вспоминала о папе, о чёрной трещине, расколовшей наше с сестрой беззаботное детство надвое. Но я давно смирилась с его смертью, смирилась и оплакала, тогда и позже, когда стала старше, осознаннее. Почему вдруг мысли об отце вылезли сейчас?

— Ева-Ева, ты не видела ничего плохого, не видела ничего по-настоящему ужасного, — я вздрогнула, сообразив, что теперь слышу голос не демона, но Галена. — Что ты будешь делать, когда поймёшь, что привязана к чудовищам в человеческом обличье? Как ты будешь справляться с демонами, когда они выберутся наружу и покажут себя во всей красе? А это неизбежно, потому что сдерживающие цепи вот-вот падут и некому будет контролировать демонов, что хуже демонов по рождению…

Из сна я вырвалась судорожным рывком, задыхающаяся и не вполне понимающая, что происходит. В спальне темно, дождь, похоже, закончился. Лежала я на боку, а со спины прижималось тело, настроенное весьма и весьма недвусмысленно. Тонкий, ненавязчивый аромат воды сплетался с запахом дождя с улицы, принося успокоение, руки неспешно, уверенно изучали линии моего тела. Я перевернулась с бока на спину, поймала в полумраке вопросительный взгляд Галена.

— Напугал? — и беспокойство в голосе, отчего мне-человеку резко захотелось позорно разрыдаться на мужской груди.

Хорошо хоть, сирена возражала, полагая справедливо, что нечего разводить лишнюю сырость и портить настрой из-за какой-то ерунды.

— Нет. Просто сон приснился дурацкий, — призналась я и улыбнулась провокационно. — Ты же понимаешь, что теперь я обязана сказать тебе: «Милый, не сегодня, у меня голова болит»?

— Ничего у тебя не болит — я бы почувствовал, — возразил Гален насмешливо.

— Дело не в мигрени, дело в принципе, — напомнила я.

— Значит, вот как, моя всё ещё принципиальная птичка? — одна рука огладила грудь и скользнула ниже, по рёбрам, по животу. — Как там в этих забавных новеллах пишут? Чуть дотронется герой до груди героини и у неё тут же практически оргазм случается?

— Ты читал? — удивилась я искренне. Вот уж в чём бы я его не заподозрила!

— Я не чужд ничему прекрасному.

— Прекрасному? — повторила я недоверчиво и шумно выдохнула — пальцы провели по низу живота, бедру, перебираясь на внутреннюю сторону. Вроде и совсем рядом, но главное всё же вниманием обошли.

Я шевельнулась нетерпеливо, обняла Галена за шею, притягивая ближе к себе, и поцеловала. Мысли о непонятном сне окончательно покинули мою голову, сирена возликовала и, переместив ладони на мужские плечи, надавила в попытке перевернуть Галена на спину и взять управление на себя.

— Нет, — Гален чуть отстранился от меня, перехватил мои руки за запястья и прижал их к подушке над моей головой. — Давай ты сегодня не будешь заниматься самодеятельностью.

— Вот уж не думала, что тебе нравятся брёвна в постели, — не удержалась я от ироничного замечания.

— Всё зависит от настроения, — Гален отпустил мои руки, коснулся губами шеи.

И я сдалась. Пёс с ним, раз Галену так хочется, пожалуйста, пусть сам трудится.

Гален действительно не торопился. Со сводящей с ума ленивой неспешностью опустился цепочкой лёгких поцелуев с шеи на плечи, задержался на груди. А ведь и впрямь, приятно, даже очень, но всё-таки не настолько, чтобы чуть дотронулся мужчина до груди партнёрши и можно сразу уплывать во внеземное удовольствие… странно, прежде я как-то и внимания не обращала на сей пикантный нюанс эротических новелл… Я закрыла глаза, отдаваясь собственным ощущениям, выгибаясь. Губы обхватили сосок, поочередно, сначала на одном полушарии, затем на другом, ладони скользнули по бёдрам, по ногам, развели колени шире. Пальцы снова прошлись по внутренней стороне бедра, и я ахнула, дождавшись наконец столь желанного прикосновения. Тело послушно плавилось под медленными, уверенными ласками, поглаживаниями, в сознании разлился сладкий туман сродни алкогольному, и я наслаждалась им, запахом воды, впитывающимся в мою кожу, словно духи, мягкими волнами эмоций Галена, поцелуями, что продолжили спускаться от ложбинки к животу. Смутно почувствовала, как мужчина выпрямился, склонился к моему лицу, и открыла глаза, перехватывая внимательный, неожиданно серьёзный взгляд. Сквозь вязкий туман и предвкушение удовольствия пробилось недоумение — с чего вдруг Гален смотрит на меня так, будто увидел впервые в жизни? Разглядывал старательно моё лицо и при этом руку не убрал, вынуждая в нетерпении подаваться бёдрами навстречу.

— Ева… — голос прозвучал едва слышно, хрипло.

Подходящий момент для беседы, да.

Я-человек таяла, растворялась кусочком льда на жарком солнце, изнывала в ожидании большего, но сирена внезапно потянулась гибкой кошкой, удовлетворённо облизнулась, безошибочно вычленяя из эмоций своего мужчины желание, так похожее на обычное сексуальное, на собственническое стремление обладать, что, наверное, только чутко прислушивающееся к инстинктам создание его и заметило бы, не перепутало ни с чем другим.

Желание пометить выбранную пару.

И сирене желание это нравилось.

Сирена была очень даже «за». Настолько «за», что я снова надавила на плечи мужчины и рывком, с силой, которой никак от себя не ожидала, по крайней мере, не в отношении члена братства, перевернула Галена на спину. Сама же устроилась сверху, отметив мимолётно смесь удивления и одобрения в расплавленном серебре глаз. Приподняла бёдра и нарочито неспешно опустилась, начала медленно двигаться, на сей раз куда увереннее, чем в первый раз, ведомая желаниями хищницы, знающей, чего она хочет и как этого добиться. Ладони Галена скользнули по моим ногам, животу, погладили и вдруг мужчина потянулся ко мне. Опрокинул обратно на спину, возвращая главенство себе, навис надо мной, всматриваясь глазами настолько посветлевшими, что они казались белыми. Я заметила под верхней губой кончики клыков, но лишь обхватила мужчину ногами, ощущая каждый толчок глубже, сильнее, и приглашающе откинула голову назад. Гален усмехнулся, склонился к моей открытой шее. Клыки коснулись кожи, провели сверху вниз до самого плеча, несильно царапая. И этот слабый привкус боли мне тоже нравился, а мысль о яде не пугала и даже не заставляла поостеречься во избежание возможных последствий. Понимание происходящего добиралось до меня скорее на уровне инстинктов, желавших закрепить привязку, или завершить, или что там должен означать укус у членов ордена. Я выгнулась, стремясь теснее прижаться к Галену, обняла одной рукой, отметила отстранённо, как заманчиво выглядит его шея с этого ракурса, такая открытая, такая привлекательная… Мои собственные клыки царапнули мою же нижнюю губу, туман всё сильнее затапливал разум, оставляя одну-единственную мысль, стучащую молоточками в висках, смешивающуюся с нарастающим стремительно жарким напряжением в теле, — мне нужен этот укус, хочу быть укушенной и укусить, пометить сама… И в ответ рука скользнула по спине и плечу мужчины, замерла на шее под волосами, готовая зафиксировать голову в нужном положении.

Клыки на моей шее надавили на кожу, прокалывая её, входя в плоть, и я не сдержала блаженного, довольного стона. Да-да, ещё немного… ещё чуть-чуть, и ты мой…

Неожиданно болезненно-сладкое ощущение проникающих под кожу клыков исчезло, Гален поднял голову и резким движением снял с себя мою руку, прижал к подушке. Разочарование шевельнулось и сразу отступило перед обжигающей, яркой волной, нахлынувшей разом, сорвавшейся вскриком с наших губ. Я зажмурилась, купаясь в наслаждении, и не суть важно, где заканчивались мои чувства и начинались эмоции Галена. Сквозь вязкую пелену неги, окутавшей и тело, и разум, и даже инстинкты сирены, я ощутила, как он отпустил моё запястье, слизнул кровь от оставшейся на шее ранки от несостоявшегося укуса и лёг рядом со мной.

— Кажется, я понимаю, почему Вэйд держит себя в рамках, — заметил Гален вдруг.

— В каких рамках? — я открыла глаза, перевернулась на живот, прижалась к мужчине.

— Полагаешь, я не знаю, что Вэйд старается к тебе лишний раз не прикасаться сверх положенного? Вот поэтому, похоже, и не прикасается — во время секса соблазн укусить тебя становится практически неодолимым, — пояснил Гален задумчиво.

— Ну, стоит отметить, что сексом мы занимаемся отнюдь не в первый раз, — справедливости ради напомнила я.

— Раньше оно не накатывало так резко.

Вероятно, бурные интимные свидания впопыхах да в местах общественных не особенно располагали к ядовитым укусам. И, надо признать, сейчас, в умиротворённом, расслабленном состоянии, когда пик этого сумасшедшего несколько порыва прошёл, идея о яде братства в моей крови выглядела уже не столь привлекательно и уверенности в правильности сего решения поубавилось. Вэйдалл прав — неизвестно ведь, как организм сирены отреагирует на яд. Как и в случае зелий и лекарств, на нас действовали далеко не все яды, но тут-то речь о непроверенной, никем не изученной отраве, которая останется в носителе навсегда! И если уж на то дело пошло, то зачем вообще вводить яд в свою пару и мать будущих детей?

— А какую роль играет укус в привязках братства?

— Дирг его знает, — Гален рассеянно провёл указательным пальцем по моей спине. — У нас есть только информация из письма Норда, а он, по-моему, и сам не до конца разобрался, как оно должно работать. С одной стороны, Норд укусил свою девушку и тем самым образовал привязку. С другой, девушка каким-то чудом создала привязку между собой и Дрэйком, но она… привязка, в смысле… считалась неинициированной до тех пор, пока Дрэйк девушку тоже не укусил и не ввёл ей вторую дозу яда.

— Иными словами говоря, ядовитый укус может как образовать привязку, так и полностью завершить уже созданную? — предположила я и зевнула. Хорошо, что всё-таки не надо никуда торопиться, бежать на урок или размышлять лихорадочно, не увидел ли нас кто глазастый.

— Получается, что так. Но с третьей стороны, обязательным фактором для полной инициации парных и далее привязок является секс как главный процесс, лежащий в основе зарождения жизни… по крайней мере, большинства её представителей… а способствует ему усиливающееся влечение к связанному партнёру…

Лекторский тон Галена, ровный и несколько нудный, убаюкивал не хуже военных хроник Афаллии в семи томах. Я поудобнее устроилась на плече мужчины и закрыла глаза, отдаваясь на милость подкрадывающемуся сну.

— К сожалению, о том, как они там делили свою девушку между собой, Норд скромно умолчал, а у Дрэйка не спросишь по многим причинам, одна из которых — риск получить ожоги степени этак третьей… Ева, ты всё тщательно законспектировала?

— Угу, — отозвалась я, не особо понимая, чего Гален вообще от меня хочет, и ощутила смутно, как меня погладили по волосам.

— Доброй ночи, сладкоголосая наша птичка, — произнёс Гален неожиданно ласково, тихо.

— Доброй ночи… — ответила я и окончательно уплыла в долины сновидений.