Глава 2

Девушки послушно, привычно выстроились в одну линию и присели заученно в реверансах.

— Прекрасно, девушки, прекрасно, — похвалила госпожа Лорана и хлопнула в ладоши, разрешая нам выпрямиться.

Даже со скромно потуплённым взором я знала, что Гален смотрел именно на меня. Скользил неспешно взглядом, оценивая присобранные сзади длинные светлые волосы — на остальных уроках я носила строгий пучок. Обнажённые руки и плечи. Грудь, открытую низким вырезом корсета. Для занятий танцами у нас отдельная форма — тёмно-синяя юбка длиной до щиколоток и жёсткий чёрный корсет, строго держащий осанку. Хотя обычно на танцы не допускался никто посторонний, тем более мужчины, некоторые девушки надевали под корсет тонкую блузку или прикрывали плечи и декольте шёлковым платком. А я в «Маске» и в куда меньшем количестве одежды выступаю, что мне рискованный вырез?

Правда, нынче оно как-то иначе выглядит.

— Господин Скай попросил разрешения присутствовать на нашем уроке, — продолжила учительница, улыбаясь так старательно, так масляно, что у меня и сомнений не возникло, что Гален купил сие почётное право всего-то за несколько граммов откровенной лести и парочку своих улыбок. — Уверена, нас это совершенно не затруднит.

Едва госпожа Лорана отвернулась, направившись к старенькому патефону на столе в углу зала, как кто-то, залившись краской, принялся украдкой стягивать края платков и горловины блузок в попытке прикрыться ещё сильнее, кто-то, наоборот, расправил плечи, выгнул слегка спину и вздёрнул подбородок повыше, а то и вовсе снял шёлковый отрез, демонстрируя декольте во всей красе. Гален наблюдал за суетой, вызванной его нежданным визитом, с добродушным, отеческим почти снисхождением, снова и снова касаясь меня взглядом, пока скорее оценивающим, изучающим, но с проклёвывающимися уже ростками сугубо мужского интереса.

— Девушки, давайте покажем господину Скаю, что мы разучили на прошлом занятии, — женщина достала из бумажного конверта пластинку.

— Госпожа Лорана любезно поведала мне, что сейчас вы изучаете танцы прошлых веков, — Гален посмотрел на стоящую рядом со мной Беатрис, и та, потупившись, зарделась догадливо — сама невинность и скромность. Главное, чтобы взволнованно вздымающаяся грудь из корсета не выпала. Или шнуровка не лопнула, напряжения не выдержав. — Мне показалось это интересным, особенно в свете исторических событий.

Что-то не припоминаю ни одного крупного исторического события, связанного с танцами.

— Да и в мою молодость танцевали иначе, нежели сейчас.

— О да, совершенно с вами согласна. То, что нынешняя молодёжь кощунственно называет танцами, все эти ужасные дерганья и виляния, никак не может претендовать на столь высокое и гордое звание. Девушки!

Мы потянулись на середину зала, делясь, как обычно, на пары, однако мужчина заступил мне вдруг дорогу, подал руку. Собравшаяся было встать со мной Беатрис так и замерла.

Обязательно выказывать внимание при всём классе?!

— Простите, господин Скай, но не думаю, что хорошая идея, — пробормотала я.

— Должен же я убедиться, что хотя бы на уроках танцев вы не спите, — заметил Гален насмешливо. — Ну же, Женевьева, я не кусаюсь.

Зато я кусаюсь. И готова покусать прямо здесь и сейчас!

— Ах, господин Скай, для меня было бы большой честью стать вашей дамой и продемонстрировать вам… — начала Беатрис, хлопая усердно ресницами.

— Что бы вы ни желали мне продемонстрировать, госпожа Овертен, не думаю, что я готов к такому потрясению, — возразил мужчина.

Беатрис вспыхнула повторно, на сей раз от куда более искреннего возмущения.

— Женевьева?

Во избежание возможной пикировки я покорно вложила свои пальцы в ладонь Галена, чувствуя на себе удивлённые, непонимающие взгляды как одноклассниц, так и госпожи Лораны. Учительница-то, верно, полагала, что они с Галеном встанут у стеночки и будут обсуждать достижения учениц или вообще перейдут на темы отвлечённые. Госпоже Лоране уже за сорок и она, высокая и сухощавая, не относилась к тому счастливому типу женщин, что и в столь «почтенном» возрасте прекрасно выглядят и способны дать фору иной молодке.

Гален вывел меня на середину зала, встал передо мной. Учительница, недовольно поджав тонкие губы, отвернулась к патефону.

— Так что вы изучали?

— Менуэт.

— Прекрасный выбор.

С лёгким похрипыванием зазвучала музыка. Я присела в неглубоком реверансе, мужчина поклонился, подхватил мою руку и поднял её на нашими головами.

— Простите, господин Скай, но, по-моему, это не совсем то, — попыталась объяснить я.

— В моё время менуэт танцевали так, — не смутился Гален.

Как будто это его время было лет сто назад, не меньше!

Шаг друг к другу, шаг назад. И ближе, чем следовало, чем мы разучивали.

— Я не мог не отметить ваших… хм-м, нетрадиционных взглядов, — произнёс мужчина негромко.

— Каких же? — ещё ближе — и моя подтянутая корсетом грудь упрётся в его.

Смена рук. Пальцы, как и вчера, прохладные. Не тёплые и не холодные, а именно прохладные, будто только-только прогретая солнцем вода.

— Что-то о долгом потребительском… трахе, торжестве добра в финале, любви к совратителю. Злостному.

Он слышал? Но как?! Говорила я тихо и даже если предположить, что в это время оба учителя уже стояли в коридоре возле двери, то сами створки были закрыты плотно. И дверь в танцевальном зале толстая, дубовая.

Поворот, поклон — в теории. Гален поклон пропустил, вместо этого обнял меня за талию, закружил на месте, держась сбоку от меня, но наблюдая за выражением моего лица. В одну сторону, затем в другую, пока я решала судорожно, удивиться или оскорбиться. Развернул меня вокруг собственной оси, притянул к себе и вообще повёл в вальсе, вынудив остальных девушек с визгом, спотыкаясь суетливо, броситься врассыпную.

Не знаю, что там во времена молодости Галена танцевали, но это точно был не менуэт.

— Вы подслушивали? — выдохнула я наконец, когда темп немного замедлился, а большая часть зала осталась в нашем полном распоряжении. Девушки сбились у стен, разглядывая нас настороженно, испуганно.

— Случайно услышал часть вашего пылкого монолога и не смог не прислушаться внимательнее. И был сражён вашей экспрессией. Значит, вы смогли бы полюбить злостного совратителя? — тон серьёзный, заинтересованный, но в глазах насмешка откровенная, подначивающая. Одна рука на моей талии, другая заложена за спину.

Я тоже, пользуясь ситуацией, рассматривала лицо учителя, обрамлённое растрепавшимися тёмными прядями. Глаза то голубые, то серебристые, словно ртуть. Уголки губ, приподнимающиеся в кривой усмешке. А ведь хор-р-рош. Свободен, если верить собранной отцом Беатрис информации. И прикосновения не раздражали уже.

Я облизнула пересохшие вдруг губы. О чём я думаю? Всё из-за Стасии! Надо же ей было предложить такое — Галена соблазнить!

— Не знаю. Не доводилось как-то, — не понимаю, к чему этот странный разговор? Но, как назло, в тон моим суматошным мыслям. — А вы?

— Что — я? Или вам любопытно, смог бы я полюбить злостного совратителя?

— Скорее совратительницу, — поправила я.

— Не знаю. Не доводилось как-то, — повторил мужчина мои же слова, однако от меня не укрылся пренебрежительный оттенок фразы.

— То есть женщина не может вас соблазнить?

— Почему же? Может. Под настроение. Моё.

— Я имею в виду не только секс. Соблазнить можно по-разному, необязательно сводить всё исключительно к физическому удовольствию.

— Вы весьма дерзки для девушки ваших лет. И слишком смело рассуждаете, — в голосе не укор, не неодобрение, а скорее удивление.

Зато он чересчур узко. На что угодно могу поспорить, что если Гален когда-либо в своей жизни и намеревался жениться, то сугубо по родительской воле, а вся юношеская влюблённость если и имела место, то закончилась большим разочарованием.

— Я вас шокирую? — осведомилась я невинно.

— В моём возрасте, Женевьева, меня уже трудно шокировать по-настоящему.

Следуя за хриплыми переливами замедлившегося ритма, мужчина остановился и вдруг подхватил меня обеими руками, поднял рывком над полом. От неожиданности я вцепилась в плечи Галена и чисто инстинктивно обхватила коленями его бёдра, насколько, разумеется, позволяла длинная, мешающаяся юбка. Сквозь музыку пробился дружный «ах!» одноклассниц и судорожный кашель госпожи Лораны. В пронзительно-голубых глазах мелькнула тень, одна рука скользнула по моей пояснице, словно пытаясь прижать меня ещё крепче, ещё теснее к мужскому телу. Я склонила голову к Галену, немного оглушённая то ли вальсом, то ли непонятной беседой, и мужчина так же резко, небрежно поставил меня на ноги — ещё чуть-чуть, и попросту стряхнул бы, как бросают ненужную, раздражающую вещь. Отпустил, отступил на шаг и взял мою руку. С улыбкой насмешливой, испытующей поднёс руку к губам и поцеловал мои пальцы. Щеки закололо ощутимо, а Гален оставил меня и мою руку в покое, повернулся к госпоже Лоране, поклонился коротко. Вроде и ничего выходящего за рамки приличий не произошло, однако возмутителен сам факт, что Гален учитель, я ученица и меньше минуты назад висела на нём в не самой пристойной позе. И насмешка скользила не только во взгляде и холодной улыбке, но и в каждом движении мужчины, в каждом вполне невинном жесте. Чувствовалось что-то вызывающе, словно напоказ.

— Госпожа Лорана, таланты ваших учениц поистине безграничны. Благодарю за приятную демонстрацию, — Гален адресовал вторую улыбку учительнице и стремительно вышел.

Музыка стихла, патефон хрипнул в последний раз и умолк.

Госпожа Лорана смотрела на меня так, будто я посмела богохульствовать в храме и тем самым нарушила святость места снисхождения высшей благодати. Взгляды девушек колебались между мышиным испугом, безмерным удивлением и колючим недовольством, за которым читалось ясно «Почему она?!», «Чем она лучше меня?!»

— Госпожа Лорана, с вашего позволения я хотела бы выйти на минуту, — голос прозвучал жалким лепетом, зато убедительно. — Мне… — на всякий случай я положила руку на солнечное сплетение, задышала часто, неглубоко, поморгала, изображая полную готовность упасть в картинный обморок. — Кажется, мне дурно…

Губы учительницы вытянулись в линию тонкую, неодобрительную до налёта едва уловимого презрения. Наверное, если бы Гален покусился на мою честь прямо здесь, на полу, на глазах всего класса, женщина и тогда заявила бы, что я сама во всём виновата. А нечего было ноги… раздвигать.

И доказывай теперь, что я на чистом инстинкте ухватилась за ближайшую опору. Подумаешь, этой самой опорой оказался мужчина, а не ветка дерева.

— Что ж, можете выйти, Альвернис, — помедлив, разрешила учительница.

— Благодарю, госпожа Лорана, — я присела в быстром реверансе и поскорее, опустив низко голову, выскользнула за дверь.

Миновала короткий пустынный коридор, вышла в холл первого этажа, откуда вела широкая лестница на второй.

— Ты быстро.

Я вздрогнула, развернулась резко на голос. Гален стоял на третьей снизу ступеньке и смотрел демонстративно на круглые карманные часы в руке. Закрыл крышку, убрал часы в карман пиджак, спустился. Лениво, вальяжной походкой охотника, загнавшего дичь в ловушку и потому совершенно никуда не спешащего. И впрямь, куда торопиться, если жертва уже не сбежит?

Во имя неба и моря, у него что, сейчас урока нет? И вообще никаких других занятий?

Гален приблизился ко мне, обошёл кругом, разглядывая со всех сторон внимательно, оценивающе, будто рабыню перед покупкой. Я заставила себя замереть, не следить за передвижениями мужчины. Гален же зашёл на второй круг и остановился за моей спиной, вплотную почти.

— Господин Скай, мне надо вернуться на урок, — произнесла я негромко, не особо, впрочем, рассчитывая на милостивое дозволение.

— Только не говори, что никогда не прогуливала, — я почувствовала, как мужчина снял заколку, распуская мои волосы, перебрал длинные светлые пряди. — Тут вот в чём загвоздка, моя дерзкая Женевьева. Раньше мы могли себе позволить выбирать долго, тщательно, тратить время на некое подобие ухаживания, на соблазнение и прочие прелюдии. Но жизнь меняется, Дирг его знает, к лучшему или к худшему, однако факт остаётся фактом — времени на твоё полноценное обольщение нет. Мало ли, может меня через неделю в приказном порядке вышлют из Тирса, а там и из Атрии? Или сразу перейдут к радикальным мерам моего успокоения. Или упокоения, кто знает, что им в головы их маразматичные взбредёт?

— Г-господин Скай, я вас не понимаю… — что за ерунду учитель несёт? Кого имеет в виду, говоря «им»?

— Да ладно. Как я уже заметил, нынешнее поколение девиц весьма и весьма начитано, — Гален убрал с моего плеча волосы, провёл кончиками пальцев до ямки между ключицами. — Должна бы догадаться, что к чему.

До конца урока ещё порядка получаса, но уже через несколько минут госпожа Лорана меня хватится. Да и кто-то может войти через центральный вход за нашими спинами или спуститься по лестнице.

— В-вы хотите меня… с-соблазнить? — искренне надеюсь, что испуг прозвучал натурально.

И привораживать не придётся. Тёпленькая, готовая практически к употреблению добыча сама в когти плывёт.

— Я бы предпочёл сразу перейти к главам о долгом потребительском трахе, — пальцы скользнули по открытой корсетом части груди.

Чем чаще Гален прикасался ко мне, тем сильнее волнение. Отзывалось мурашками по спине, приятным текучим теплом по телу.

— Ваше предложение… несколько неожиданно для меня, — кажется, я говорю с интонациями Беатрис, томными, заигрывающими. Или сирена во мне напоминает о нашей природе?

— Это не предложение, Женевьева, — два пальца проникли в ложбинку. К счастью, корсет зашнурован достаточно туго и большего не позволял при всём желании. — От тебя даже не требуется согласия. И ты никому ни о чем не расскажешь, потому что я продолжу компрометировать тебя. Ещё пара-тройка таких знаков внимания с моей стороны и от твоей репутации ничего не останется, а город маленький, слухи быстро разойдутся. Мне-то всё равно, я в Тирсе не останусь, и работа эта мне не нужна.

Я в Тирсе тоже не собиралась оставаться, но не могла покинуть город без вожделённого аттестата. До итоговых выпускных экзаменов чуть меньше трёх недель, однако слухи способны основательно испортить жизнь. А если начнут копать и узнают о работе в «Маске», то клеймо шлюхи обеспечено, по крайней мере, в Тирсе. Оттуда и до вероятности вылететь из школы досрочно недалеко. И тогда даже в случае успешных смотрин на покровительство леди Дарро рассчитывать не придётся.

А переезжать в другой город, начинать всё сначала, опять подделывать год рождения в документах, не говоря уже о потраченном впустую времени… нет уж!

Я откинулась на мужскую грудь, повернула голову, посмотрела в лицо Галену. Снова замеченная ранее тень в настороженных глазах, появилась и исчезла за показной насмешкой.

— Если моего согласия не требуется, то зачем вы рассказываете мне о… ваших планах?

— Ставлю в известность. Дабы сократить срок метаний, истерик и отрицания неизбежного.

— Как любезно с вашей стороны, — мурлыкнула я.

Надо бы, наверное, изобразить ужас от подобной перспективы, но у меня почему-то не получалось войти в роль испуганной девственницы, наоборот, мысль о выборе Галена в качестве партнёра по первым брачным играм казалась всё более и более привлекательной, интригующей.

Всё из-за Стасии! Она просто так ляпнула, а я возьми и задумайся всерьёз!

И ещё из-за недоверчивого удивления, вытесняющего постепенно насмешку, непонимания моего поведения, определённо идущего вразрез с ожидаемой реакцией. Многие девушки зачитываются эротическими новеллами, да только редко кто готов в реальной жизни повторить описанное на страницах книг. А тут, того и гляди, потенциальная добыча сама на охотника набросится.

Из коридора долетел хлопок двери танцевального зала, зазвучали торопливые шаги. Гален убрал руку, отступил так резко, что я пошатнулась, потеряв опору. Одарил взглядом недовольным, раздражённым даже и направился к лестнице.

— Ева? — в холл вышла Беатрис. — Ты что тут делаешь?

Я посмотрела на лестницу, желая удостовериться, что девушка не заметит учителя, но ступеньки пусты до самого пролёта. Ничего себе скорость. Всего лишь на несколько секунд отвернулась, а мужчины уже и след простыл.

— Воздухом дышу, — ответила я. — В зале слишком душно.

— Ну ещё бы, — Беатрис оглядела меня цепко, придирчиво.

— Я не знаю, что господин Скай хотел сказать этой странной выходкой, — заверила я, предупреждая дальнейшие расспросы.

Теперь знаю, конечно, но делиться с Беатрис точно не собираюсь.

— Пра-авда?

— Для меня это такая же неожиданность, как и для всего класса. Если желаешь подробностей, то лучше расспроси самого господина Ская.

— А-а, — протянула девушка, не поверив ни единому моему слову. — Пойдём, госпожа Лорана меня за тобой послала.

Я кивнула. Всего один «знак внимания» от Галена и уже какой эффект! Страшно представить, что будет после «пары-тройки». Впрочем, доводить до крайностей я не собиралась.

* * *

До конца уроков Галена я не видела даже мельком и, к счастью, история сегодня в расписании нашего класса не стояла. Что совсем не помешало мне всесторонне изучить предложение, не требующее моего согласия.

Неожиданно? Да.

Рискованно? Да.

Заманчиво?

Чем дольше я размышляла о возможном обольщении Галена, тем сильнее привлекала одна лишь мысль. И дело не только в припозднившихся первых брачных играх, яркой внешности учителя и недвусмысленном предложении. Зрело желание доказать мужчине, что женщина тоже может его соблазнить, что девственница способна не только сначала плакать и сопротивляться, а потом громко стонать и удивляться реакции собственного тела, продолжая, впрочем, лежать бревном. И пусть Гален наивно полагает, будто это он склонил трепетную невинную деву, загнал в угол бедную приживалку и принудил, я-то буду знать правду.

И правда эта уже сейчас приятно грела сердце.

В довершение мысли мои шальные свернули к прочитанным в «Развратной леди» эротическим сценам. Фантазия разыгралась охотно, словно того и ждала, и весь последний урок я представляла себя на месте героини, а в качестве какого-то очередного лорда, которому она вынужденно и чересчур страстно отдавалась, — Галена. Но в моей версии «лорд» ещё не знал, какой сюрприз ждёт его после, и уже не он связывал тонкие запястья героини шёлковой лентой, а она его. То есть я.

Заманчиво? О-очень.

Я подготовлюсь. Никакой нежелательной беременности. И мы, как и большинство других видов, практически ничем не болеем, тем более человеческими болезнями. Сирены более чувственны по своей природе, мы не стесняемся обнажённого тела и того, что происходит между двоими. У меня неплохая теоретическая база, отнюдь не ограниченная чтением глупых новелл с непременными нефритовыми жезлами и гротами любви. Если что-то пойдёт не так, если Гален будет слишком груб, если окажется поклонником менее распространенных сексуальных практик или действительно обычным извращенцем, то мне достаточно сменить ипостась, чтобы справиться с одним мужчиной. Да и с двумя, если потребуется. А правды о том, кто я на самом деле, он тоже не расскажет. Не поверят. И если возникнет необходимость — чего не хотелось бы, но на самый крайний случай я придерживала и такую возможность, — то лорд Тарранси может вступиться за меня. Где слово хорошо известного в Тирсе лорда и слово какого-то пришлого учителя с подозрительно гладкой биографией? Кто знает, вдруг за безупречной репутацией и впрямь скрывается грязный скандал?

И что означало замечание Галена, что его могут вскоре выслать из Тирса и из Атрии? По его оброненным вскользь фразам понятно, что я не первая соблазнённая, но первая, кого не столько соблазняют, сколько ставят перед фактом. И мне показалось или Гален действительно употребил местоимение «мы»?

Погружённая в размышления, я почти не обращала внимания на взгляды одноклассниц, непонимающие, настороженные, неприязненные. Беатрис ещё пару раз пыталась расспросить меня о причинах выходки учителя, интересовалась настойчиво, не делал ли он намёков каких, но я лишь безразлично пожимала плечами.

От Стасии не укрылась моя задумчивость и, в свою очередь, подруга тоже принялась выпытывать, что произошло и почему я иногда улыбаюсь с оттенком злорадного предвкушения. Всю дорогу до «Гнезда» я только отмахивалась от неугомонной Стасии да отделывалась общими, не говорящими ни о чём конкретном фразами. Признаваться подруге я не торопилась — сначала посоветуюсь с леди Идэной. Пусть Гален не надеется, что раз я приехала из другого королевства, раз я не какая-нибудь богатенькая избалованная леди вроде Вивиан Дарро, за которой стоит древний род, состояние, влияние и властная мать, то мне нечего ответить, нечего противопоставить прихотям наглого учителя. О нет, если леди Идэна не одобрит моей затеи, то я расскажу о домогательствах. Или сама подкараулю поздним вечерком на тёмной улице, и тогда посмотрим, кто кого скомпрометирует.

На террасе замка нас ожидала сама леди Идэна, невысокая, светловолосая сирена с глазами цвета моря в солнечный день. Улыбнулась нам приветливо, когда мы со Стасией опустились на площадку и сменили ипостась.

— Хотела рассказать вам лично, — начала Идэна. — Вчера после концерта я снова побеседовала с леди Дарро, и она дала добро. На следующей неделе она ждёт меня и вас всех на балу в своём поместье.

— Да-а?! — ахнула Стасия и повернулась ко мне. — Ев, ты слышала? У нас будут смотрины!

Наконец-то!

Я не сдержала счастливого вскрика. Теперь мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы понравиться старшей леди Дарро. Когда предоставляется шанс, надо им пользоваться, а не ждать, пока боги всё устроят за тебя.

В конце концов, у богов и без нас забот хватает.

— Аише я уже сказала, — продолжила Идэна. — Так что готовьте платья, номер, через неделю мы поедем на бал. Я посмотрю ваш график и переставлю смены, чтобы освободить всем нужный вечер.

— Ура-ура! — Стасия даже хлопнула в ладоши и вприпрыжку направилась к двери. — Только надо платья подобрать, чтобы мы смотрелись эффектно и гармонично, но ни в коем случае не вульгарно. Ев, ты идёшь?

— Я тебя догоню.

— Как хочешь, — подруга сняла две накидки, одну бросила мне, другую надела сама и, напевая вполголоса, ушла.

— Идэна, можно с вами поговорить о… о личном? — я сняла сумку, положила на пол и закуталась в серую ткань.

— Да, конечно, — сирена приблизилась к длинной стороне балюстрады, присела на край. — Что случилось?

Я последовала за наставницей, опустилась рядом.

— Мне кажется, я выбрала себя партнёра для первых брачных игр.

— Кажется или выбрала? — в синих глазах под длинными чёрными ресницами играли солнечными бликами смешинки.

— Выбрала, — призналась я смущённо. Хотя, если честно, не пойму пока, чего хочу сильнее: самих игр или доказать самоуверенному Галену, как он неправ?

— Я или Эдвард с ним знакомы?

— Нет. Он… работает в моей школе. Он молод, красив и несколько… нагловат, но он мне… нравится, и я думаю, это не самый плохой выбор в моём случае…

— Ева, тебе решать, когда проводить игры, — напомнила Идэна мягко. — Когда ты почувствуешь себя готовой, когда встретишь подходящего мужчину. В моё время было допустимо подождать максимум два года, но сейчас всё иначе. Можно дольше выбирать, это не осуждается, и я тем более не настаиваю.

— Я готова, и он вполне подходит, — возразила я упрямо.

— Вы уже встречаетесь? Он ухаживает за тобой, оказывает знаки внимания или ты собираешься приворожить его сама?

О да, оказывает!

— Мы не встречаемся, но он сделал мне… — абсолютно недвусмысленное предложение, — непрозрачный намёк и я собираюсь ответить согласием, — которого не требуется. Но не думаю, что об этом стоит рассказывать даже леди Идэне.

Вдруг поймёт неправильно?

— Ты уверена? — уточнила сирена, глядя на меня пристально, пытливо.

— Да, уверена. Я бы не стала заводить беседу, если бы этот мужчина и его… намёк не заинтересовали меня. И разве не вы нас учили, что желательно не привязываться сильно к первому?

— Учила. Потому что, как правило, во время первых игр мы слишком юны, неопытны и легкомысленны для серьёзных отношений на всю жизнь и создания своего гнезда, — Идэна вздохнула, посмотрела через плечо на озеро, что раскинулось огромным серебристо-голубым зеркалом в малахитовой оправе леса. — И наша природа такова, что по молодости лет нам, опьяненным силой и открывающимися возможностями, трудно обойтись только одним мужчиной. Страсть к встрече с новым, к изучению ещё неисследованного, к путешествиям, к познанию мира и себя в нас сильнее привязанности к первому мужчине, кем бы он ни был. Исключения очень и очень редки, зато вероятность совершить ошибку куда выше.

Знаю. Аиша верила, что любит своего первого. Собиралась создать с ним пару, свить гнездо. И ошиблась. А женщине любого вида непросто жить в одиночку в этом мире, особенно когда отвечаешь не только за себя, но и за своего ребёнка.

— Тогда тем лучше, что я не… что я испытываю к выбранному мужчине лишь симпатию, — подытожила я преувеличенно бодро, радостно. — Он мне приятен, и ничего более. И скоро я окончу школу, уеду в столицу и вряд ли увижу его снова.

А если повезёт и Гален прав, то он Тирс покинет намного раньше, избавив нас от неловких встреч на уроках.

— Верю в твоё благоразумие, Ева, — Идэна улыбнулась ободряюще, по-матерински ласково. — Если у тебя возникнут какие-то вопросы, что-то потребуется или понадобится совет — обращайся.

— Обязательно. Спасибо, — поблагодарила я, встала с балюстрады и, подхватив по пути сумку, легкокрылой беззаботной бабочкой упорхнула в замок.

Планы по соблазнению Галена — и пусть он считает, будто инициатива целиком и полностью исходит от него, — были самые грандиозные, самые далекоидущие и воплощать свои коварные замыслы в жизнь я намеревалась в самое что ни есть ближайшее время. Раз уж меня не собираются обольщать красиво, то зачем и мне разыгрывать испуганную норовистую кобылку? Через неделю бал у леди Дарро и думать я должна прежде всего о смотринах, так что чем скорее разберусь с первыми играми, тем лучше.

Однако на следующий день я узнала, что господин Скай не изволил явиться на работу, сославшись на плохое самочувствие.

* * *

Запах тревожил. Преследовал. Раздражал.

Порой злил одним лишь фактом своего присутствия.

Иногда Вэйдалл себя ненавидел. Свою природу, которую никто ни Дирга не понимал и, самое главное, даже не пытался понять. Словно так и должно быть, словно ничего из ряда вон выходящего не происходит. Подумаешь, запахи. У оборотней нюх куда тоньше, и ничего, живут себе, не жалуются.

С годами и опытом он научился отсекать, игнорировать лишние запахи. Научился не обращать на них внимания, как другие не обращают внимания на бессмысленные разговоры, пустые сплетни, детский невразумительный лепет. Начал строго дозировать общение с девицами. Чем дольше он находился в обществе невинной девушки, тем настойчивее становился её запах. Вторгался в разум, путал мысли, обнажая инстинкты, о существовании которых тоже всем известно, но единственное, что советовали в таких случаях старшие собратья — контролировать себя, держать звериную сторону натуры в узде.

Будто даже железный самоконтроль никогда не даёт сбоев.

Наверное, если бы не Гален, Вэйдалл давно бы сошёл с ума. И тогда он сейчас носил бы прозвище «безумный».

А так всего лишь «чистюля».

Очередное светское мероприятие затянулось допоздна. Провинция, а веселятся так бурно и часто, как не во всякой столице развлекаются.

Вчерашний музыкальный вечер у вдовствующей виконтессы Имон — пытка для ушей.

Сегодняшний ужин у барона Дешона — пытка для инстинктов.

Как и каждый выход с леди Вивиан.

Не вина девушки, что её запах волновал и преследовал, что братство выбрало её в качестве пешки, а его приставили то ли верным стражем, то ли демоном-искусителем. Вивиан красива, интересна, умна, добра. Возможно, при других обстоятельствах Вэйдалл получал бы больше удовольствия от общения с ней. Возможно, всё могло бы сложиться довольно неплохо, если бы не его сущность и не её запах.

И одновременно, как бы ни сводил с ума пресловутый аромат невинности, Вэйдалл чётко понимал, что это не тот запах.

Просто знал, и всё.

Не мог объяснить, понять, откуда возникает полная, ясная эта уверенность. Она существовала словно сама по себе, являлась нежданным осознанием, предупреждающим звоночком. И точно так же Вэйдалл не смог бы объяснить, на что должен быть похож тот самый запах.


«Дирг знает, что это будет, когда произойдёт и поймёшь ли ты в ту минуту вообще, что именно происходит. Особенный запах. Случайный взгляд. Нечаянное прикосновение. Момент, когда видишь её, одетую в нелепое балахонистое платье с чужого плеча, сидящую на кровати и читающую книгу. Тоненький силуэт на фоне окна, распущенные, немного взлохмаченные волосы. И увидишь словно впервые, заново, не важно, знакомы вы или нет, сколько раз виделись раньше и что между вами уже происходило. Хрупкую, желанную, свою.

Но будет обязательно, хоть ты сейчас и вряд ли поверишь фактически мертвецу».


Эти строки из письма, полученного почти три года назад от упокоенного ныне собрата, Вэйдалл помнил наизусть. И задумывался порой, не сведёт ли его с ума тот самый запах окончательно, случись-таки ему встретить его обладательницу? Потеряют ли другие запахи свою навязчивость?

Шаги Бериса, гулко звучавшие в пустынном доме, Вэйдалл услышал задолго до того, как дворецкий дошёл до двери спальни хозяина и постучал.

Гален звонит.

— Вспомнил о существовании телефонов? — вместо приветствия спросил Вэйдалл, поднеся трубку к уху.

— Ну да. Посмотрел, подумал, а чего этот аппарат зря стоит, пыль собирает? Надо пользоваться продуктами прогресса. Как прошёл вечер?

— Наилучшим образом.

— Даже не сомневаюсь.

— Ты отчёт написал?

— Дался тебе этот отчёт, — Гален вздохнул наигранно тяжело, с преувеличенной усталостью.

— А с кого, по-твоему, его спросят в первую очередь?

— Да пишу я его, пишу.

Не пишет. И не напишет, а значит, придётся рисовать самому. В который уже раз.

— Вэйд, — Гален помолчал, в трубке что-то звякнуло, — думаю, лучше поискать ещё.

— Что значит — поискать ещё?

— Что-то я засомневался в своём выборе. Странная девчонка. Слишком… дерзкая и самоуверенная.

— Тогда вы друг друга нашли, — усмехнулся Вэйдалл и посерьёзнел: — Гален, я не знаю, что старшие хотели сказать, выбрав из нас двоих именно меня для этого задания, но мне всё тяжелее и тяжелее находиться рядом с Вивиан. И если мы не собираемся попортить им планы и скомпрометировать Вивиан, то ты приведёшь ту девушку, о которой говорил, — да и не хотелось кидаться на первую попавшуюся девицу, словно озверевший варвар, не помня себя, не думая о последствиях. — И сделаешь это в ближайшие несколько дней. Или назови мне её имя и адрес, я сам разберусь.

— Сиди уж, болезный, — снисходительно возразил Гален. — Будет тебе твоя дерзкая Женевьева, только смотри, как бы она тебя не укусила ненароком. Она явно пытается показывать зубки, — добавил насмешливо и положил трубку.

Значит, Женевьева.

Красивое имя, редкое. Не атрийское.

И после станет легче. Пусть временно, но до конца задания должно хватить.

* * *

Маленький двухэтажный дом укрывался за низкой каменной оградой и палисадником аккуратным, определённо оставшимся от прежних хозяев. Сумка с «гостинцем» оттянула всё плечо и я, поморщившись, перевесила её на другое. Толкнула незапертую калитку, прошла по дорожке между клумбами с петуниями и примулой, поднялась на ступеньку-приступку и тронула колотушку. Огляделась на всякий случай — нет ли в поле видимости кого знакомого, не вздумал ли кто из одноклассниц проследить за мной.

За дверью послышались шаги, и створка распахнулась, являя невысокую черноволосую молодую женщину в строгом тёмно-синем платье. Похоже, горничная или, скорее всего, домоправительница.

— Добрый день! — поздоровалась я бодро. — Господин Скай дома?

— Да, но… — начала женщина, рассматривая меня подозрительно, настороженно.

— Могу я его увидеть? — перебила я. — Меня прислали из школы, где господин Скай работает, справиться о его самочувствии и узнать, выйдет ли он завтра.

По глазам экономки, зеленовато-карим, характерного восточного разреза, совершенно очевидно, что мне не поверили. Я улыбнулась умоляюще.

— Пожалуйста. Я быстро. Только узнаю, придёт ли он завтра, так как если нет, то надо изменить расписание и предупредить учениц, ну, вы же понимаете…

— Хорошо, — женщина отступила, открывая дверь шире, — проходите. Я спрошу, сможет ли господин Скай вас принять.

Я ещё раз воровато огляделась через плечо и шагнула внутрь.

Логово лорда Порочность вполне соответствовало его биографии — чистое, аккуратное, малообжитое и не говорило о владельце ничего. Дом, как сказала всезнающая Беатрис, Гален снимал, зато кого-то из прислуги привёз с собой из столицы. Экономку или у Галена и другие слуги есть?

— Как вас представить? — уточнила женщина, скользнув взглядом по моему форменному платью, мало чем отличающемуся от её наряда.

— Госпожа Женевьева Альвернис.

Экономка поднялась по ведущей на второй этаж лестнице, оставив меня в маленьком пустом холле.

Несколько минут тишины. Торопливые шаги. Я повернулась к лестнице, растянув губы в новой улыбке, приветливой, чуть-чуть сочувственной. А то я не догадаюсь, что за причины вынудили учителя пропустить рабочий день.

— Женевьева? — Гален вышел на лестничную площадку, спустился в холл, рассматривая меня столь же недоверчиво, настороженно, как и следовавшая за ним домоправительница.

— Добрый день, господин Скай.

— Не уверен, что готов согласиться, — мужчина обернулся к экономке, кивнул, отпуская, и женщина, одарив меня напоследок взглядом странным, цепким, удалилась. — Что ты здесь делаешь? И откуда узнала, где я живу?

— Отец Беатрис, господин Овертен, собрал на вас целое досье: биография, адрес в Тирсе, — призналась я. — И я с риском для жизни выведала у Беатрис эту ценную информацию, вбив тем самым очередной кривой ржавый гвоздь в крышку гроба моей репутации, — я демонстративно осмотрела холл. — Мы так и будем беседовать фактически на пороге?

С видом великого одолжения Гален направился к двери справа от лестницы. Открыл, прошёл внутрь первым, не торопясь вспоминать о законах гостеприимства. Я последовала за мужчиной, прикрыла дверь. Небольшая гостиная с камином, книжными шкафами, тёмно-зелёными креслами и диваном и окнами, выходящими на сад, скорее хранящая отпечаток прежних хозяев, нежели нынешнего жильца. Гален уселся в кресло, посмотрел на меня вопросительно. Немного непривычно видеть обычно собранного, одетого в строгий костюм мужчину таким — мятые чёрные брюки, синяя, явно в спешке застегнутая рубашка и сам Гален взлохмаченный, босой, будто лишь недавно поднялся с кровати.

А если и впрямь недавно?

— Я вас разбудила?

— Нет.

— Вы не один? — мало ли?

Хотя что значит — не один? Зачем ему ещё кто-то, если собирается склонять к разврату меня?

— Нет. Переходите к цели визита, госпожа Альвернис.

— Я зашла справиться о вашем самочувствии.

— Благодарю, неплохо. Что-то ещё?

Он что, уже передумал меня принуждать?

Я полезла в сумку и осторожно достала двухлитровую банку с солёными огурцами, купленную в лавке по дороге к Галену. Водрузила банку на кофейный столик перед мужчиной, выпрямилась, отряхивая руки.

— Что это?! — в обращённом на «гостинец» взгляде сплелись в пёстрый клубок изумление, искреннее непонимание, подозрение.

— Как говорит Тито, первейшее народное средство от похмелья, — сообщила я не без гордости. — Рассол.

— Зачем? — взгляд перебрался на меня.

— Как зачем? От похмелья.

— От какого ещё похмелья?

— Разве вы поэтому не пришли на работу — повеселились накануне в приятной компании, выпили… немного, ну и наутро… как оно обычно бывает…

Взгляд вернулся к крупным, крепеньким огурцам. Тёмно-зелёным, пупырчатым, теснящимся в стеклянной банке. Затем снова ко мне.

— Я, конечно, выпил вчера, но не больше обычного и похмельем после такого малого количества не страдаю. И весь вечер был дома. Ты в своём уме, Женевьева? Притащилась ко мне только чтобы рассол принести? — Гален посмотрел на часы на каминной полке. — И уроки ещё не закончились.

— Я сбежала с предпоследнего урока.

— Прогуляла? Ради рассола?!

— Вчера вы были не столь категоричны, — напомнила я осторожно.

Мужчина вскинул брови и неожиданно изогнул губы в усмешке. Поднялся нарочито медленно, плавно, шагнул ко мне. Я едва подавила инстинктивный порыв отступить. Да и поздновато уже идти на попятный.

— Значит, тебе так не терпится расстаться с… как оно высокопарно именуется в романах… с добродетелью? — уточнил Гален негромко, вкрадчиво.

— Раз моё согласие или несогласие всё равно ничего не решает, то зачем тянуть? — пожала я плечами.

— Не собираешь беречь себя для мужа?

— Не собираюсь в ближайшее время выходить замуж, — лет этак десять точно. Я ещё слишком молода и прежде хочу получить образование.

— Ох уж эти современные девушки: замуж не хотят, невинности им не жалко, зато борются за равные права и возможности.

— А вы против? — не удивлюсь, если Гален окажется из тех узколобых мужчин-консерваторов, что мнят себя богами и королями нашего мира, считая, будто место женщины — на кухне, в спальне, в гостиной и в детской.

— Мне всё равно, — ответил Гален скучающе. — И, если откровенно, мне вообще плевать на чужие политические взгляды и гражданскую позицию. Лучше обсудим тему более приятную. Итак, ты твердо намерена… м-м, отдаться?

Я посмотрела в глаза мужчине, позволила себе лёгкую полуулыбку.

— Да. Или, — я выдержала паузу короткую, намеренную, — вы предпочитаете, чтобы жертва поплакала, посопротивлялась? Я могу, если вам так больше нравится.

Знакомая уже тень удивления, недоверчиво сведённые брови. Не знаю, сколько соблазнённых девиц у Галена на счету, но, подозреваю, я первая инициативная девственница на его памяти.

— По-моему, ты перечитала этой бульварной пошлятины. Ну да ладно, — мужчина отступил от меня на шаг, оглядел критично, словно заново. — Сегодня вечером твоя мечта сбудется.

Сегодня вечером?!

— Вечером? — повторила я. — Не сейчас?

— Прямо настолько невтерпёж? — насмешка стала совсем уж откровенной, язвительной.

У меня смена сегодня!

— Я… после уроков меня будет Стасия ждать, — и я должна вернуться к школе, если не хочу рассказывать подруге о прогуле и о том, где была. И Стасия волноваться начнёт, если я не приду в обычное время на место встречи. — И мне надо предупредить леди Тарранси, — поменяться с кем-то на сегодня, на всякий случай сказать леди Идэне, где я буду вечером, а то и всю ночь.

— Зачем? Мне казалось, леди Тарранси, как и большинство подобных ей дам-благодетельниц, на самом деле не особо интересуется своими подопечными.

— Леди Тарранси не такая, как все, — возразила я резко. — И я не хочу, чтобы она и мои друзья беспокоились обо мне. Если вам чуждо вполне естественное и обыкновенное желание предупредить своих близких, дабы они знали, что с вами всё в порядке и не тревожились, то это вовсе не означает, что у других так же. И, в конце концов, если вы не собираетесь соблазнять меня сейчас, то что мне здесь делать до вечера? Или мы с вами будет вести долгие философские беседы о смысле бытия? Познакомимся поближе, узнаем, кто что любит, расскажем о детстве друг друга?

— Упаси Кара! — Гален возвёл на секунду глаза к потолку. — Хорошо, можешь вернуться в замок и предупредить. Надеюсь, ты не собираешься рассказывать лишнего или вовсе передумать? Если пойдут сплетни…

— Нет.

— Какая самоотверженность.

— Сугубо практические соображения.

— Ты, как погляжу, вообще на редкость практичная девушка. Сегодня в десять вечера, в моём доме. Форма одежды любая, но лучше попроще, необходимое получишь тут. Скажи, где тебя подобрать, и я пришлю туда машину…

— Не надо! — перебила я.

— И как ты доберёшься в десятом часу вечера от этого вашего замка до города? — нахмурился мужчина. — Одна, пешком через лес и окраину?

— Я… — попрошу кого-нибудь из сирен открыть портал в Тирс, — попрошу… нашего водителя подвезти меня, — соврала я. — Скажу, что поеду в гости с ночёвкой к однокласснице. Буду у вас ровно в десять. Не беспокойтесь, мне конфиденциальность важна так же, как и вам, и даже больше.

— Приятно иметь с вами дело, госпожа Альвернис, — Гален отвесил шутливый поклон. — Ваша практичность и готовность к сотрудничеству мне весьма импонируют.

— Надеюсь, что после смогу ответить вам тем же, — парировала я. — До вечера, господин Скай. Не провожайте, выход я найду, — я развернулась и направилась к двери.

— Ты ничего не забыла? — мужчина постучал пальцами по крышке банки.

— Это вам гостинец. Вдруг всё-таки пригодится?

Я вышла в холл и успела заметить тень, скрывшуюся торопливо в проёме в другой части помещения. Экономка. И что она там делала? Случайно мимо проходила или подслушивала?

Хотя какой хозяин, такие и слуги.

Уже на улице я сообразила, что за время нашего разговора Гален не прикоснулся ко мне, не поцеловал, даже попытки не предпринял. И я ни разу не заметила в его глазах намёка на желание, хорошо известное мне по посетителям «Маски».

Странная реакция.

Загрузка...