Похитители грёз

Глава 58

— Скорей.

Персефона с Адамом особо не разговаривали друг с другом той ночью, и когда накаутирующее солнце взошло следующим утром, а когда они все же заговаривали друг с другом, обычно все умещалось в одно слово: скорей. Они уже объездили дюжину других точек, чтобы восстановить энергетическую линию, некоторые находились на расстоянии двух часов, и сейчас гнали обратно в Генриетту.

Теперь Адам стоял на коленях рядом с больной розой на очередном заднем дворе. Его перепачканные руки уже были прижаты к земле. Они копали, чтобы отыскать камень, который, он знал, был спрятан где-то под землей. Персефона караулила, поглядывая на вьюн на другой стороне двора.

— Скорей, — еще раз сказала она. День Независимости был жарок и беспощаден. За горами медленно проплывала гряда облаков, и Адам уже знал, каким будет день: жара будет расти и расти, пока не оборвется в еще одной какофонии летней грозы.

Молнии.

Пальцы Адама нашли камень. Все время одно и то же в местах утечек линии: камень или вода, которая путала и меняла направление энергетической линии. Иногда Адаму приходилось всего лишь развернуть камень, чтобы почувствовать, как энергетическая линия сразу же встает на место, просто, как щелкнуть выключателем. В другие разы, ему, правда, пришлось экспериментировать и передвигать камни туда-сюда или вообще убирать их, или копать траншеи, чтобы перенаправить поток. А случалось, что ни он, ни Персефона не могли понять, что же требовалось сделать, и тогда они прибегали к советам одной или двух карт Таро. Персефона помогала ему разобраться, что карты пытались сказать. Тройка посохов: построить мост через ручей этими тремя камнями. Семерка мечей: просто выкопать самый большой из камней и положить его в трехцветную машину.

Использование карт таро было похоже на начало изучение им латыни. Он танцевал на грани того мгновения, когда бы понимал все предложение без необходимости переводить каждое слово.

Он был истощен и бодр, чувствовал эйфорию и тревогу.

Скорей.

Что делало эти камни особенными? Он не знал. Пока не знал. Почему-то они напоминали камни Стоунхендж[59] и Каслрига[60]. Что-то в них проводило силу энергетической линии и вытягивало из нее энергию.

— Адам, — снова сказала Персефона. Не было никаких признаков машины, но она хмуро уставилась на дорогу. Её пальцы были такими же грязными, как и его; её изящное серое платье было в пятнах. Она походила на куклу, отрытую на свалке. — Поторопись.

Этот камень был больше, чем он ожидал. Где-то двенадцать дюймов в поперечном сечении, и, кто ж знал, насколько глубоко он лежал под землей. Не было никакой возможности добраться до него, не выкопав при этом розу. Он поспешно схватил лопату, лежавшую рядом. Пронзил почву, выкорчевал деформированную розу, отбросил её в сторону. Ладони его вспотели.

— Мне жаль, — предложила Персефона.

— Что, простите?

Она пробормотала:

— Ты должен извиниться, когда убиваешь что-то.

У него ушло где-то несколько секунд, чтобы понять, что она говорит о розе.

— Она все равно умирала.

— Умирала и умерла — разные вещи.

И пристыженный, Адам пробормотал извинения, прежде чем воткнуть кончик лопаты под камень. Камень легко высвободился. Персефона перевела на него вопросительный взгляд.

— Этот забираем, — тут же ответил он. Она кивнула. Камень отправился к остальным на заднее сидение.

Они только-только вернулись обратно на улицу, когда другой автомобиль рванул на подъездную дорожку, которую они только что покинули.

Чуть не попались.

Трехцветный автомобиль был укомплектован камнями, но этот последний врезался в сознание Адама больше остальных. «Этот может быть полезным с молнией, — подумал он. — Для… чего-нибудь. Для концентрации энергетической линии в Энергетическом пузыре. Для создания… врат».

Скорей.

— Почему сейчас? — спросил он её. — Почему все те части линии износились?

Она не отрывала взгляда от карточного расклада на приборной панели. Размытое, обведенное чернилами искусство было похоже на мысли, а не на изображения.

— Они не просто износились. Сейчас это более очевидно из-за большего потока, протекающего через них. Как по проводам. В прошлом жрицы позаботились бы о линии. Сохранили бы ее. Именно этим мы и занимаемся сейчас.

— Как Стоунхендж, — сказал он.

— Тот очень большой и как пример — клише, но да, — мягко ответила она.

Она подняла взгляд к небу. Облака на горизонте стали чуточку ближе, с того момента, когда он смотрел на них в последний раз; они были все еще белыми, но начинали собираться в кучевые.

— Интересно, — произнес он, скорее обращаясь к себе, чем к ней, — что было бы, если все энергетические линии были бы восстановлены.

Она предположила:

— Подозреваю, что это был бы совершенно иной мир с совершенно другими приоритетами.

— Плохой? — спросил он. — Мир был бы плохой?

Она посмотрела на него.

— Иной ведь не значит плохой, да? — уточнил он.

Персефона вновь вернулась к своим картам. Вжик. Она перевернула еще одну карту.

«Мне бы следовало позвонить на работу», — подумал Адам. Он должен был работать сегодня вечером. Прежде он никогда не отпрашивался по болезни. «Мне бы следовало позвонить Гэнси».

Но времени не было. Им предстояло обойти еще столько мест до того, как… пока…

Скорей.

Когда они выбрались на магистраль, внимание Адама зацепилось за белый Митсубиши, просвистевший в противоположном направлении по другую сторону разделительной полосы. Кавински.

Но Кавински ли был за рулем? Адам вытянул шею, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида, но та другая машина уже казалась всего лишь размытым пятнышком на горизонте.

Персефона перевернула карту. Дьявол.

Совсем внезапно Адам совершенно точно знал, почему они спешили. Он знал с прошлой ночи, что ему нужно привести в порядок энергию линии, чтобы восстановить Энергетический пузырь. Задача, разумеется, важная, но не вопрос жизни и смерти.

Но сейчас он точно знал, ради чего такая спешка. Они восстанавливали линию для Энергетического пузыря. Они восстанавливали линии именно теперь, потому что она понадобится Ронану. Сегодня вечером.

Скорей.