Поперчить посахаренное

Первая ложка

Вернувшийся из очередных «гастролей» Юнги, прозванный давным-давно Шугой по причинам очень личного свойства, устало плюхнулся на кровать в комнате, которая была сейчас пустой. Тэхён куда-то подевался, Чонгук и не заходил, а сразу испарился, стоило им оказаться в Сеуле. Бесцветные, или, точнее, непонятного блёклого цвета потолочные панели послужили хорошим фоном для того, чтобы смотреть на них, а воображать что-то своё. Каждый раз, когда заканчивались длительные «командировки», Шуге, да и остальным парням, приходилось некоторое время перестраиваться и приходить в себя, адаптироваться к размеренному ритму и покою четырехстенной коробки с телевизором и холодильником, чтобы стать адекватными и пригодными к простой жизни. Раньше от этого быта быстро становилось скучно, поэтому и втягиваться в него желания не было, но с тех пор, как Юнги начал встречаться с сестрой Намджуна, именно эти передышки стали долгожданными островками счастья в его жизни, а не разлёты и дела, никогда не заканчивающиеся, разрывающие то туда, то сюда — везде и не успеть.

Уже пять месяцев они были вместе. То есть, пять месяцев назад Джинни сказала «да» на предложение быть его девушкой, но по факту из всего этого времени вместе они провели около месяца. Её учеба, его призвание… иногда их графики совпадали только по ночам, но над этой возможностью свиданий непререкаемо и необсуждаемо стояла фигура Намджуна, грозящая пальцем. Сначала указательным в жесте «ни-ни», а потом большим, демонстрирующим перерезание горла. Хотя в действительности такой демонстрации угроз ещё никто не видел, Шуга именно так, причем верно, угадывал настроения друга. Будь у него младшая сестра, он бы сам за неё всем шею готов был свернуть. Проблема в том, что Джинни много лет и была для него, как младшая сестренка, только в какой-то момент он обнаружил, что она повзрослела, а его чувства вызрели из дружеских в любовные. Да, он любил её, обожал, хотел всегда быть рядом, хотел беречь, оберегать, баловать и держать за руку. И просто хотел. Хотел, как мужчина может хотеть женщину, однако ещё не ушедшие в далекое прошлое братские привязанности к ней, такой юной и невинной, сдерживали сексуальный пыл, укором совести почему-то уверяя, что нехорошо будет всё-таки с ней так быстро переспать. «Так быстро» сначала ограничивалось одним месяцем. Потом двумя. Затем было некогда и долго не получалось увидеться. Потом он как-то не решился сам, потому что они сходили в кино, ели мороженое, катались на роликах, резвились, как подростки, и совсем не тот был настрой, чтобы переходить к занятию любовью. И вот, близится исполнение полугодовалого срока их отношений, а Шуга по-прежнему не в состоянии перейти к решительным мерам. Куда подевалась его обычная напористость? Наглость для Юнги была всю жизнь не просто вторым счастьем, а первым «я», третьим родителем и седьмой конечностью. Где же она оставила его? Кусая губы, он достал свой мобильный, набрав там сообщение о том, что прибыл, подписав «соскучился» и отправив его Джинни. Влюбленность убила в нем мужика и размазала. Возможно, ему следовало бы закрепить значимость отношений кольцом и дать понять девушке, что они поженятся. Но о какой свадьбе может пока идти речь с его образом жизни и неопределенным совершенно будущим? Нет, если этому когда-нибудь и бывать, то нескоро.

Иногда Шуга ругал себя за то, что ввязался в лирику, позволил себе романтику, влип. Но когда где-нибудь в чужой стороне, незнакомом городе, в одинокой ночи и с ощущением пустоты и жестокости этого мира он не мог заснуть, и вспоминал глаза Джинни, то его сердце освобождалось от сомнений и успокаивалось. Смысл, личный, уникальный для него смысл жизни, который греет издалека для него одного. Как он существовал до этого? Телефон пропищал принятой смс-кой. Юнги открыл её, и прочел в ответном послании Джинни: «Я тоже соскучилась! Когда увидимся?». Понимая, что она сейчас может говорить, он скорее набрал её номер.

— Я свободен абсолютно, — заявил он ей, едва она подняла. — Так что когда у тебя будет время…

— Я тоже сейчас свободна.

— Отлично! — усталость после перелёта окончательно удалось перебороть в тот же миг. — Где встретимся?

— Не хочу никуда идти. Я дома. Приезжай, приготовлю чего-нибудь. Если успею, учитывая, как быстро ты умеешь перемещаться по городу, — засмеялась Джинни. Шуга улыбнулся и, пообещав скоро быть, принялся собираться. Обязательно душ с дороги, погладить футболку, вытащенную из шкафа в каком-то непотребном состоянии, найти чистые носки. Миссии были успешно выполнены и парень, десять раз то так, то эдак поперекидывав челку перед зеркалом, наконец-то угомонился и вышел из квартиры.

Взяв такси, он попросил притормозить возле магазина цветов, но когда выбирал подходящий букет, сокрушенно подумал о том, какая же это всё-таки банальщина. Почему ничего оригинального не пришло в голову? Джинни неординарная девушка, и ухаживать за ней следовало бы подобающе, изобретая сюрпризы, неожиданности, находя, чем удивлять если не каждый день, то хотя бы при каждом свидании. Флорист подал ему цветы, соответствующие неугомонному и смелому характеру Джинни: ярко-розовые бутоны роз горели среди желтых гербер. Необычный и насыщенный букет радовал глаз, но не казался достойным такого повода, как встреча после продолжительной разлуки. Шуга вернулся в машину и поехал дальше. Самое большое и ценное, что он мог подарить девушке — это свою любовь и всего себя, без измен, без обманов и всегда готового быть рядом. Если бы ещё это действительно получалось, и дела не заполоняли большую часть его жизни. Но что с этим поделать?

Джинни открыла дверь и, чуть не смяв цветы, бросилась ему на шею. Шуга только и успел, что отвести одну руку, другой поймав девушку, запрыгнувшую на него и впившуюся поцелуем. Едва переступив порог, он так и остался стоять несколько минут возле него, пока торжественный церемониал воссоединения не закончился, и губы нехотя, понемногу отрываясь друг от друга, после каждого прикосновения отдаляясь всё на большее время, разошлись. Юнги поставил сестру Намджуна на пол и, поцеловав ещё раз, закрепляюще, вручил ей цветы, которые она тут же обняла, заменяя ими в руках его самого. Уткнувшись носом в бутоны, Джинни прошептала «спасибо».

— Кажется, сегодня так быстро, как обычно, добраться не получилось, — извиняясь, стал разуваться молодой человек. — Никак не мог определиться с цветами…

— Они чудесные! Сейчас поставлю в воду. — И только когда девушка развернулась и пошла в кухню, из которой падал радующий глаз солнечный свет, Юнги заметил, что она была в очень коротких домашних белых шортиках и спадающей на одно плечо футболке, чья тонкая ткань проявляла из-под себя белый лифчик. Накатившие приятные ощущения во время объятий стали переливаться в возбуждение, концентрирующиеся значительно ниже сердца и груди, где изначально образовались. — Будешь есть?! — раздалось уже из-за стены.

— Да я не голоден! — заверил Шуга, хотя ничего не ел, как вернулся в Сеул.

— Я разогрею лапшу, — словно угадав или прочитав мысли, заявила Джинни вопреки полученной информации, и высунулась с кухни. — Правда, её приготовила мама вчера. Я не лучший кулинар, поэтому не стала рисковать отравить тебя и шаманить наспех.

— А где все? — стал замечать в квартире тишину парень.

— Никого нет.

— Ты одна дома? — зачем-то задал уже ненужный вопрос Шуга, после положительного ответа на который ему сделалось неловко. Обычно пары расслабляются, когда остаются без лишних глаз и ушей, но предоставленная свобода без надзора напрягла Юнги. Ему хотелось бы доверять себе, но вид невинной и соблазнительной Джинни, оставшейся в его распоряжении, да ещё после того, как он несколько недель её не видел — это опасно. Поскольку она снова скрылась на кухне, то он зашел следом за ней. Через открытые жалюзи до самых отдаленных углов сквозил веселый солнечный свет, лучи пригревались на холодильнике, светлых стенах и столе. Джинни поставила кастрюлю на конфорку. Её волосы, которые она любила красить то в один цвет, то в другой, месяц назад немного сгорели от неудачной попытки стать полностью розовой, поэтому их пришлось подрезать, и теперь они выглядели как удлиненное черное каре с розовыми, сантиметров в семь-восемь, концами.

— Брат с отцом на работе, а мама ушла в гости, — Джинни развернулась и, найдя глаза Юнги своими, зачем-то сказала: — Их ещё долго не будет.

— Ясно, — поспешил вставить Шуга, как и всегда обозначая этим словом, подобно большинству людей, то, что ничего не ясно, но тему лучше сменить, потому что не знаешь, что сказать, или потому что она исчерпала себя. Нет, тема уединения до вечера себя не исчерпала, но язык парня начал прилипать к нёбу, в страхе ляпнуть лишнего. — Так, значит, можно безобразничать, да? — Тотчас слетело с его губ. Попытка разрядить обстановку не удалась. Наигранный соблазн во взгляде Юнги вмиг стал подлинным. Джинни протянула ему руку.

— А то! Такими моментами нужно пользоваться, — улыбнулась она, и когда Шуга подошел к ней, то девушка положила ладони на его бока и посмотрела ему в глаза снизу вверх.

— Шучу. Не будем пренебрегать оказанным доверием… — попытался воспротивиться он искушению, но всё равно поцеловал возлюбленную. Джинни лишь хихикнула:

— Каким ещё доверием? О твоём присутствии сейчас здесь никто не знает, а мне уж родители и Намджун не доверяют точно, иначе бы не читали всё время лекции и не жужжали над ухом, как надо поступать и себя вести.

— Ты плохо себя вела в моё отсутствие? — прищурился Шуга, чувствуя, как невольно закипает злость. Ещё даже не обоснованное, абстрактное предположение, что она гуляла допоздна или бродила в непонятных компаниях завело его и затормошило нервы, и без того сжавшиеся для сдерживания себя в руках.

— Ну, разумеется, пила, курила и материлась, — Джинни засмеялась, подтянувшись на рабочий стол позади себя и усевшись на него. Будучи студенткой, она не могла гарантировать отсутствие общения с другими молодыми людьми Шуге, и ему приходилось мириться, что девушка ведет активную жизнь с друзьями, подругами, однокурсниками, и всё, что случается вне его поля зрения должно зиждиться на вере в честность и порядочность. — Я очень скучала без тебя, — успокоившись, добавила она, понизив тон. Забыв о недовольстве, Юнги подошел к ней и, встав между её ног, стал целовать куда горячее, требовательнее и властнее. Разумом он сколько угодно мог уговаривать себя, что его юная и наивная девочка нуждается в нежности и осторожности, но физиология, на которую отзывалась сама же Джинни, просила уступок и страсти, необходимой для удовлетворения. Юнги с трудом оторвался.

— Лапша…

— Давай позже перекусим, — обвив его шею, Джинни дотянулась до его нижней губы и, с блеском в глазах захватив её зубками, подержала несколько секунд. — Пошли ко мне в спальню?

— Джинни…

— Юнги… — перехватила она инициативу уговоров и по-хозяйски сомкнула за его поясницей ноги. — Пошли? — Её пятки легли на его копчик, и по спине пробежала дрожь. Шуга облизнулся.

— Я не хочу торопить события…

— Юнги, мы уже полгода вместе! — Девушка шлёпнула его по груди. — Какое торопить? Ты меня до старости мариновать собрался?

— Нет, причем тут это? И не полгода, а пять месяцев, три недели и…

— Цыц! — накрыв его рот ладонью, Джинни опустила вторую руку и сжала свои пальцы на его ягодице, сквозь джинсы. — Юнги, чего ты боишься? Обидеть меня? Развратить? Ты считаешь, что в наш век интернета и телевидения я ничего не знаю и остаюсь в неведении насчет того, что происходит между мужчиной и женщиной?

— Нет, — отвел её ладонь Шуга, забрав обратно возможность говорить. — Я вполне понимаю, что ты всё знаешь, и не вижу в этом ничего плохого. Дело не в развращении… Обидеть — возможно, потому что если ты не готова…

— Я не готова?! — Джинни хлопнула его той рукой, что лежала на джинсах по тому же месту, где она и находилась. — Может, ты не хочешь?

— Я не хочу?! — оскорбился Шуга и, подхватив её под бедра, плотнее натянул на себя. — Это я-то не хочу? Да будь моя воля…

— Ну, так она твоя, — тише намекнула девушка, пощекотав пальцами его шею вдоль линии роста волос и запустив их выше, в сами густые пряди. — Я должна тебя уговаривать? — Юнги стало неудобно. Да, есть граница, которую любящий парень не должен переступать, но, наверное, есть и та, которую он переступить обязан. Не естественно ли это — приставать и домогаться? Иначе любая почувствует себя ущемленной. Женщинам хочется отвергать и отказывать, но не окончательно, а держа на коротком поводке. Шуга же лишил этого развлечения Джинни, взяв на себя самого роль регулятора и надсмотрщика за чистотой их связи. И теперь дошло до того, что она первая поднимает тему секса. Но как быть с Намджуном? Юнги приказал себе забыть о друге на ближайшее время. Уж кому сейчас тут точно не место, так это брату Джинни. Как-нибудь без него обойдутся. — В конце концов, — шепнула девушка ему на ухо. — Кто из нас девственник, а?

Потеряв чувство легкого голода к еде, и обретя сильнейший голод другого характера, Шуга поднял Джинни со стола и направился к её спальне, путь в которую хорошо знал, хотя прежде они там ничего зазорного не делали. Смотрели фильмы, разговаривали, целовались, ужинали, даже просто валялись на кровати в обнимку или игрались в планшете, слушали музыку, дрались подушкой за последний ролл, перед этим подравшись за саму подушку. Пару раз он даже запускал свои руки под её футболку, когда под ней ничего не было, и юная небольшая грудь захватывалась его ладонями, пальцы сжимали крошечные соски, твердеющие и после этого, заостренные, выпирающие через ткань, но во время таких шалостей он останавливал себя сам, не собираясь продолжать, никак не находя, что момент окончательно подходит. К тому же, до этого всегда кто-нибудь из семьи Джинни был дома, а уже одно это не позволяло рисковать. К себе же ему и подавно некуда было её вести, там постоянно кто-нибудь из друзей ошивается, а попросить их не мешать и уйти — это выдать себя с головой.

Шуга опустил Джинни на кровать, посадив на край и отступив на шаг. Так, что делать дальше? Черт, и ведь правда, давно не был девственником, но вступив в отношения хранил верность и не спал с другими, а поскольку и с самой девушкой своей не спал, то вообще сексом не занимался столько месяцев! Ощущение организма было такое, что он вовсе разучился заниматься подобным, но всё шло от мозга, который всего лишь не был в данной ситуации именно с Джинни, и за неимением такового опыта впадал в ступор, а уподобить их секс обычному, как с другими, не хотелось. Взгляд девушки был полон ожидания и продолжения, и она, не отводя глаз от его лица, приподнялась, стянула с себя шорты, отбросив их, и села назад, в одних трусиках. Юнги захотелось выпить воды, потому что губы пересыхали от внутреннего жара. Стянув одной рукой с себя футболку, он тоже кинул её куда-то на пол и забрался к Джинни на постель, упершись коленками по сторонам от неё. Перенеся вес на локти, она откинулась назад и приняла последовавшие поцелуи. Юнги скользнул под хлопковую одежду, коснувшись талии девушки, провел по ней рукой, дошел до спины и надавил на неё, чтобы Джинни подалась вперед. Их тела соприкоснулись. Она задрала голову, подставляя шею и ключицы под поцелуи. Шуга алчно впился в них губами, заводясь сильнее с каждой минутой. Солнце ударило ему в глаза, как только он оторвался. Сбитый немного, он отвлекся и, подойдя к окну, зашторил его оранжевыми занавесками. Темно не стало, и всё было по-прежнему видно, но хотя бы лучи не ослепляли, развеивая намек на интимность. Юнги не смог припомнить, занимался ли раньше сексом днём? Однако это необычно.

— А у тебя много девушек до меня было? — перевернувшись на живот, пока Шуга ходил к окну, приподнялась на руках Джинни. Молодой человек подошёл к кровати. Его пряжка ремня оказалась на одном уровне со взором девушки, которая мельком, но очевидно туда покосилась, заметив разницу до возбуждения и после.

— Ты нашла время спросить об этом! — Взбудоражено проговорил он, погладив её по щеке.

— Просто интересно…

— Не помню. Ни одну не помню, — присев, оказался он возле её губ и поцеловал их. Они снова завалились на кровать оба. Юнги был сверху, гладил плечи Джинни, её руки, покрывал поцелуями кожу, пока не нащупал замок бюстгальтера под спиной и не вспомнил, что нужно раздеть девушку до конца. Потянув футболку, он освободил Джинни от неё и та, не дожидаясь, сама скорее скинула с себя верх нижнего белья, представив под взгляд Юнги свою голую грудь. Тяжело задышав, он облизнулся и наклонился к ней, чтобы облизнуть уже не свои губы, а плоть Джинни. Она простонала.

— Я хочу тебя, Юнги. — Оторвавшись, он посмотрел ей в глаза. Поведя кончиками пальцев по её боку, выше, пройдясь по груди, к ключицам, обняв ладонью тонкую шею, Шуга готов был овладеть девушкой немедленно. — Это не слишком некрасивое заявление для девственницы? — поинтересовалась Джинни.

— Не знаю, но оно делает меня счастливым. — Расстегнув пуговицу на джинсах, парень набрался храбрости и запустил руку в трусики девушки. Ахнув, она не отстранилась, а позволила пальцам проникнуть глубже. Дрожь окутала всё её тело, подогнутые ноги напряглись, как и живот, втянувшийся от странного неописуемого чувства где-то внутри. — Если тебе что-то не понравится… — гладя между потаённых складок под трусиками девушки, прошептал Юнги, но она помотала головой.

— Я в курсе, первый раз будет больно. — Убрав его руку, Джинни вдруг перекатилась на живот под ним. — Я читала, что менее болезненно будет, если лишаться невинности вот в такой позе, — она приподнялась на четвереньки, заставив Юнги немного отстраниться и ошалеть от увиденного: полуголой Джинни в собачьей позе, задом к нему, призывающей воспользоваться ею именно таким образом.

— Джинни… — пересохшим горлом с трудом произнес он. — Давай не будем так? Я не могу — это слишком, ну… Господи, я не способен тебя трахнуть, как какую-то…

— Но это же в благих целях, — через плечо бросила она ему, глядя так просто и без задних мыслей, что ему не удалось сдержать улыбки. — Что?

— Обещаю, что буду максимально приятен и без этого, — перевернул он её обратно на спину и лег сверху. Посмотрев друг другу в глаза, они заулыбались вдвоем и вернулись к поцелуям. Рука Джинни, дотянувшись до его ширинки, вжикнула молнией и полезла дальше. Юнги выгнул спину от легких касаний её пальцев, прошедшихся по низу его живота, к паху, и достигнувших в финале того, к чему стремились. Девушка несмело потрогала основание члена, никогда прежде не держав подобное в руках. Привыкнув пальцами к ощущениям, она обхватила его несильно и замерла, перестав отвечать на поцелуи. Шуга приподнял лицо. — Что такое?

— Ого… — тихо прошептала она. Её щеки покраснели. Юнги понял, о чем она, закусив нижнюю губу.

— Да, и поэтому я не решался начинать тоже, — смущенно отвел взгляд он. Впервые в жизни он так много разговаривает в постели, при этом всё получается как-то слишком забавно для ответственности момента. — Боюсь, для первого раза я великоват…

— Ты хочешь, чтобы я начала с кого-то другого? — хитро прищурилась Джинни. Шуга стиснул челюсти, гася ярость и ревность, которые дыбились при любом упоминании того, что его девушка может войти в какие-то другие контакты, помимо него.

— Ни за что! — взяв её за подбородок, он завладел её устами, демонстрируя своё единоличное право на их пользование. Джинни решилась продолжить движения, и провела ладонью по готовому к действиям стволу.

— Я хочу посмотреть, — залившись краской, попросила она, когда Юнги высвободил её рот от своего языка, репетирующего наступательные движения, которые позже должен будет продолжить другой орган. У него не нашлось возражений и вообще каких-либо слов. Он уже был предельно возбужден, поэтому только слез с неё и лег на бок. Джинни села, сразу же потянув с него джинсы вместе с трусами, и только когда раздела догола молодого человека, осторожно приблизилась, направив взгляд туда, куда хотела. Член в полной боевой готовности. Разумеется, как современная девушка, она примерно знала, как они выглядят, но на таком расстоянии ей разглядывать их не приходилось. Мужское достоинство Юнги было достаточно крупным, особенно относительно него самого, ведь он не был парнем с выдающимся ростом. Зато у него было выдающимся кое-что другое. Член был ровным, гладким и светлокожим, как и сам Шуга. Он не вызывал никакой неприязни, как бывает впервые у девушек, чьи молодые люди являются обладателями чего-нибудь посредственного или и вовсе корявого. Джинни член Шуги на всех основаниях показался красивым. Его захотелось подержать снова, что она и сделала, сомкнув вокруг него пальцы. Юнги еле слышно простонал. — Мне нравится, — призналась девушка и, хихикнув, подтянулась к губам молодого человека. — Я ему доверяю.

— Правда? Мы рады, — снова навалился сверху Шуга и, опустив вниз руки, сдернул с Джинни трусики. Он не планировал никакого секса, и презервативов с собой не имел, но, благо, за те годы, что был холостым и свободным, предохраняться научился и без этого, вовремя вынимая своего похотливого младшего товарища откуда надо. На этот раз проблем тоже не должно возникнуть. С первого раза слишком глубоко его и засовывать не стоит, и главное будет подготовить Джинни к дальнейшей сексуальной жизни, не причинив ей лишнего вреда. Вновь запустив пальцы между её ног, Шуга заиграл ими, как по струнам, заставив девушку взвизгнуть, стиснуть зубы, опять вскрикнуть, простонать и прикрыть веки, выгибаясь дугой. Промежность увлажнилась, подтверждая, что звуки наслаждения из Джинни вырываются не поддельные. Юнги ненасытно обрушился на её щеки, скулы и подбородок поцелуями. Пошевелив влево-вправо бедрами, чтобы Джинни развела ноги пошире и расслабила их, парень вжался впритык и, помогая себя рукой вонзиться в цель, стал плавно давить. В самом деле, ему лучше не говорить, что женщин у него до неё было много, не одна, не две, не десять, а много — точной цифры он сам не мог бы назвать. И когда-то, когда он ещё был новичком во всех этих делах, любовницы прозвали его «сахарным» именно из-за того, что им очень нравился его «конец». Так что истории его клички Джинни тоже лучше не знать. Довольно того, что успех его пениса вновь подтвердился — он понравился даже девственнице, не имеющей возможности сравнивать. И Шуге хотелось надеяться, что так будет отныне и всегда. Никого кроме него у неё, никого кроме неё у него.

Джинни едва не закричала, но, сама не желая пугать Юнги и боясь, что он остановится, развернула лицо к подушке и, вцепившись в неё зубами и заглушив свой крик, обхватила ногами бедра парня и, прижимая к себе, без слов попросила продолжить. Шуга с удовольствием подчинился, осторожно вводя себя внутрь, стиснул ягодицы Джинни в руках.

— Я люблю тебя, — видя, как выступила венка на виске девушки, поцеловал в неё Юнги и, крепко зажав в объятьях Джинни, завершил начатое, прорвав девственность до конца. Судорожно дернувшись, её тело слегка обмякло, привыкая к новому ощущению внутри себя. Выпустив из зубов подушку, девушка положила голову прямо и посмотрела на Шугу. Она не умела объясняться в чувствах, вообще не любила сантименты, и в этом плане Юнги она подавляла своим немного капризным, но волевым характером, вынуждая его брать на себя роль романтика, хотя ему от природы это тоже было мало свойственно. «Я тоже» произносить не хотелось — это пошло. Поэтому Джинни обняла его за плечи и заставила полностью опуститься на себя, вдавившись в одеяло под его тяжестью, чтобы дать почувствовать, что она хочет слиться с ним, продолжать соединяться и совокупляться. Брату не за чем знать о произошедшем, она, наконец, стала взрослой.

Убедившись, что девушка больше не морщится от боли, Юнги плавно задвигал бедрами, чтобы закрепить результат, когда в нос им ударил запах чего-то горелого. Остановившись, они обменялись удивленными взглядами. Запах усиливался.

— Лапша!!! — закричала Джинни и, спешно выбираясь из-под Юнги, подскакивающего следом, побежала на кухню спасать её от пожара. Испорченная кастрюля не успела распространить жар вокруг себя, но её содержимое было погублено. Посмотрев на воняющую пепелищем черноту, Шуга с Джинни посмотрели друг на друга и засмеялись. От любви теряется голова и забывается всё на свете.

На учёбу к первой паре Джинни пришла оживленная, какой давно уже не бывала. Второй курс университета с одной стороны давался легче, чем первый, а с другой — тяжелее. Не было уже того энтузиазма, что при поступлении, но зато уже была привычка, новые друзья, сокурсники. Быть студенткой — здорово! Теперь, с более опытными подругами, ей будет о чем поговорить. Хотя нет, делиться личным она ни с кем не собирается, зачем уподобляться этим легкомысленным болтушкам? Джинни хоть и не была тихоней, прячущейся от общества, и скрывающей о себе совершено всё, но знала, что стоит озвучивать, а что нет. Это пришло к ней в последние полгода. Взрослеет, наверное. Ещё шесть месяцев назад, когда она была влюблена в Чон Хосока, и мечтала с ним встречаться, хвастаясь перед университетскими приятельницами высоким и богатеньким бойфрендом, она бы не удержалась от потока, вихря рассказов, но когда Хосок дал понять, что не заинтересован в ней и никогда не будет встречаться с сестрой друга, а Шуга, наоборот, признался в симпатии и предложил быть его девушкой, в Джинни постепенно всё начало меняться. Она стала проще, сдержаннее, хоть и не сильно, она научилась наслаждаться тем, что приносит удовольствие лично ей, а не тем, что вызывает зависть других, и лишь поэтому кажется значимым.

Но у этого был и недостаток. Из-за того, что с Юнги они встречались не часто и не у всех на виду («Нет, я его не прячу, просто не вижу смысла показывать» — убеждала себя Джинни), местные злословы стали подкалывать её, что у неё нет парня, а когда она заверила, что есть, её попросили показать. Джинни отправила досужих в игнор. У Шуги и без неё полно дел, чтобы приволакиваться сюда и что-то доказывать. Да и девушка прекрасно знала, откуда растут ноги насмешек. Ханбин. На первом курсе он пытался подкатить к ней, но, получив от ворот поворот, вроде бы остыл и растворился, однако спустя некоторое время стал подкалывать её при встрече. Сначала беззлобно, а потом передав инициативу травли своим приближенным и друзьям, звавшим его БиАй — черт знает почему. БиАй был уже на последнем курсе и негласно признавался королем университета, со своей свитой, фаворитками и всем, что полагается коронованной особе. Как показала жизнь, Джинни сделала очень верно, что не стала с ним встречаться. Ханбин за пять с лишним лет учебы поимел едва ли не половину университетских девчонок. Он искал вовсе не любви или славы, он просто вел счет. Или уже не вёл. Ему было принципиально сорвать все цветы, которые цвели на поляне его жизненного пути, и если один цветочек не рвался, то он подвергался атаке до полного увядания или сдачи. Джинни чудом избежала этого на первом курсе потому, что подалась в некоторую фриковость, красила волосы в фиолетово-малиновый, заплетала в них индейские амулеты, таскала полосатые гетры, расшитые бисером митенки, несочетающиеся кофты. В общем, вышла из того ряда, в котором БиАю было бы престижно поиметь очередную. И он забыл о ней почти на год. Угораздило же её начать принимать снова чинный внешний вид! Буквально месяц назад она была опять замечена.

Задумчивость застигла Джинни в столовой, где она, на всякий случай, спряталась за плечо подруги, когда Ханбин шествовал по проходу между столиков, сопровождаемый несколькими друзьями и девушкой кого-то из них. Нет, сам он, как обычно, ничего предпринимать не будет. Но всё равно не хочется ловить даже один его взгляд. Хёна, за которую завела себя Джинни, как за ширму, была одной из жертв БиАя. Она искренне думала, что тот с ней повстречается, но почему-то после первой ночи он прилюдно сделал вид, что не узнал её, посмеялся с товарищами и больше не перекинулся ни единым словом. Девушка чуть не ушла из университета, но, поддержанная подругами, смогла возобновить учебу и забыть о несчастной любви.

— Сегодня вечером позанимаемся дополнительно английским? — спросила Хёна, выведя Джинни из царства собственных мыслей.

— Что? А… — Вечером они с Юнги договорились погулять и, если найдут возможность, как-нибудь, где-нибудь… хотелось бы повторить и продолжить вчерашнее. — Нет, я не смогу. Дома есть дела.

— Ладно, тогда завтра, — произнесла между прочим Хёна. А Джинни стала считать, сколько дней осталось до очередного отъезда Шуги, дольше недели редко сидящего в Сеуле. Нет уж, пока он тут она уделит всё время ему. Когда он в разлетах она и без того то занимается, то гуляет с подругами. В связи с этим, в том числе, её и дразнят, что бойфренд — мифический. — Идём, не хочу опоздать на лекции.

Джинни встала и, взяв поднос, косясь на БиАя с его компанией, чтобы покинуть столовую без столкновений с ними, принялась отступать. Выйдя из ряда столиков, она попятилась к конвейеру, на который составлялась грязная посуда. Спина стукнулась обо что-то и поднос, зазвенев посудой, едва остался в её руках со всем своим содержимым. Ещё немного, и что-нибудь улетело бы на пол. Джинни выпрямилась, развернувшись. Перед ней стоял высокий парень со слегка вытянутым лицом. Заостренные черты и чуть впалые щеки создавали впечатление худощавости, но по размаху его плеч в черной куртке нельзя было сказать, что он худой. Очевидно было, что он-то был передом, когда она в него врезалась, но даже не подумал посторониться. Девушка кивнула ему:

— Отойти не судьба была?

— Это попытка извиниться? — вкрадчиво, но явно издеваясь, спросил он.

— Извиниться? За что? Ты видел, что я пячусь. У меня нет глаз на затылке, а у тебя они вроде смотрели куда надо.

— Я думаю, всё же, не стоит ходить, как краб… — парень остановился и, подавшись вперед, как добрый городовой к потерявшемуся ребенку, промолвил: — Или подожди… крабы же ходят боком, а ты задом. Кто же ходит задом? Может быть… — его голос понизился до шепота, елейного, приторного: — Задом не ходят, а стоят раком.

— Да я тебе!.. — стиснула пальцы на подносе Джинни, понимая, что руки заняты для пощечины. Буквально вчера, с любимым человеком, ей казалось это нормально — обсуждать позы и вставать в них, но с каким-то наглым мерзавцем!.. Хёна подхватила её под локоть и повела дальше, к конвейеру. — Куда ты меня тащишь? Погоди, я ещё не разобралась.

— Джинни, забудь, идём на лекцию!

— Да ты просто не слышала! Знаешь, что он сказал мне?

— Джинни, не трогай говно — вонять не будет.

— Да кто он такой, чтобы… — Хёна вырвала поднос у неё из рук и поставила на текущую ленту, куда составляли отходы и опустошенные тарелки и чашки все студенты.

— Он из компании Ханбина, — посмотрела она ему вслед. Джинни присмирела, направив взгляд туда же. Незнакомец, с вызовом расправив осанку, прошёл туда, где сидел БиАй. — Его не было в прошлом году, потому что он был отчислен. А в этом он восстановился, и будет заканчивать обучение. Говорят, что до отчисления он был ещё хуже Ханбина, — Хёна произнесла это не без эмоций. Иногда ей ещё болью отдавался прошлый год. — Его зовут Бобби. И лучше его избегать, Джинни.