Поперчить посахаренное

Помимо сладкого и острого, есть горькое и солёное

Джинни не пошла вместе с Дохи вниз, в толпу, образовавшуюся вокруг баскетболистов, из которой только они и возвышались; ей некого было поздравлять лично, тогда как подруга, спустившись, подошла к Бобби, и они о чем-то, улыбаясь, разговаривали. Из раздевалок показался БиАй, уже переодевшийся и придерживающий Хёну за талию. Сестра Намджуна со страхом посмотрела на это — неужели он опять очаровал её подругу? Не выдержав, Джинни всё-таки потопала ко всем, чтобы предостеречь влюбленную девушку.

Между «королевской» компанией уже горячо шло обсуждение намечающегося торжества в честь победы, бесспорно не так уж сильно возвысившей их, но являвшейся хорошим поводом оттянуться.

— Где Чжинхван? — огляделся Юнхён, обнимая Бору. — Джимин вроде ушла, мог бы показаться…

— Он поехал за выпивкой, — объяснил Бобби, взяв за руку Дохи, едва заметил приближение Джинни. — Обещал ждать нас уже на крыше. Я дал ему ключи.

— Отлично, тогда переодевайся быстрее, и поедем, — сказал БиАй Чживону.

— Ты со мной? — посмотрел Бобби на Дохи, прежде чем уйти. Та растеряно посмотрела на Хёну.

— Ты едешь?

— Да.

— Тогда я тоже.

— Вы что, с ума сошли? — вмешалась Джинни в их круг. — Мы же всегда понимали, к чему это всё идёт и негодовали над девушками, которые соглашались ехать с ними, у вас что, память стала короткой?

— Не надо завидовать, Джинни, если тебя не приглашают, — улыбнулся Ханбин.

— Да я никогда бы с вами никуда не поехала! Хёна, ты видишь кто рядом с тобой? Это всё тот же подлец, ничего не изменилось, включи свои мозги! — БиАй крепче прижал к себе девушку и, наклонившись, поцеловал интимно в шею, разоружая владение Хёны собой.

— Действительно, я ведь не изменился, — нагло подтвердил он и жарко шепнул: — Я абсолютно такой же…

— Джин, перестань, — отмахнулась от подруги Хёна. — Если хочешь, поедем с нами? — она посмотрела на Ханбина. — Она ведь может к нам присоединиться?

— Это развратная вечеринка, вход только через постель. Пусть договаривается с Чжинхваном или Чжунхэ.

— Вообще-то, — появился сменивший спортивную форму на джинсы и джемпер Чжунхэ. — Чжинхван погнал в супермаркет с какой-то цацей с юридического, так что выбора вообще нет, — подмигнул он Джинни.

— Да катитесь вы к черту! — девушка посмотрела на спрятавшую взгляд полненькую студентку. — Дохи, где твоё обычное благоразумие? Я что, единственная сохранила разум во всём университете?!

— Задумайся, может, ты единственная сбрендила? — хохотнул БиАй. Ещё раз поцеловав Хёну возле уха, он потянул её на выход. — Идём, Бобби с Анжелиной всё равно поедут на байке, а все, кто едет с нами, уже здесь.

— Хёна! Хёна! — покричала вслед Джинни, но было бесполезно. В сопровождении Боры с Юнхёном и Чжунхэ, они ушли. Девушка осталась наедине с подругой, ожидающей, когда переоденется Чживон. — Дохи, что они с вами сделали? Почему вы так себя ведёте? Где ваша гордость?

— Хорошо быть гордой, когда у тебя есть надежный парень за спиной, — без обид, как факт произнесла студентка. — Гордость возникает от разнообразия вариантов, Джин, а от отчаяния её взять негде.

— Отчаяние? Да какое отчаяние? Нам едва за двадцать! Если бы Хёна хотела найти себе другого парня, то нашла бы уже десяток! Половина университетских ребят были бы счастливы удостоиться одного свидания с ней! А БиАй её пользует, как хочет, и вытирает об неё ноги — почему она не бросит надежду быть с ним?

— Джинни, помнишь, ты говорила, что Юнги постоянно удерживает тебя от каких-нибудь безрассудств, и удивлялась, что он терпит твои капризы? — сестра Намджуна кивнула. — Ну, вот представь, что ты бы стала вести себя ещё хуже, просто потому что ты такая. Что должен бы был сделать Юнги? Бросить тебя? Или принимать такой, какая ты есть? — В ответ прозвучало молчание. Дохи сама не знала, что бы возразила, или что бы предложила, как верное решение, но не спросить она не могла. Она всегда убеждала себя в том, что принимать людей нужно такими, какие они есть, оправдывая свой лишний вес, но в результате, когда под напором Бобби взялась худеть, поняла, что внутренне люди тоже бывают некрасивыми, и что тогда делать с ними? Хёна приняла БиАя со всем его моральным уродством. Джинни, хорошая подруга и, в принципе, беззлобный человек, тоже не ангел, и своих недостатков у неё хватает, так как быть с такими людьми? Менять их или любить, какие есть?

— Я не вытираю об Юнги ноги, — проворчала Джинни.

— Я знаю, — из коридора показался Чживон. — Ладно, мне пора… я присмотрю за Хёной, насколько это будет возможно, но, в конце концов, каждый из нас сам выбирает, с кем и как должен быть счастлив, правда? — Джинни посмотрела на остановившегося в ожидании Дохи Бобби и, печально улыбнувшись, кивнула.

Включив ряд душещипательных песен, Джинни сидела на кровати, уставившись на облупившийся лак педикюра. Пока отсутствует Юнги, какой смысл приводить себя в порядок? Для кого? Девушка вспомнила «Дневник Бриджет Джонс», который они смотрели с Юнги, и который наверняка бы процитировала в подробностях Дохи. Там главная героиня пододевала ужасно позорные трусы под платье, чтобы не отдаться соблазнителю, но в итоге, прямо в них, всё равно и отдалась. Так что иногда перестраховка не более чем успокоение собственной совести, чтобы потом сказать «я даже не готовилась!». Нет, она не собирается искать себе оправдания, и может смело (исключительно самой себе) сказать, что когда видит Бобби, то сердце её неспокойно. Но стоит ему опять переключиться на неё, и она вновь будет убегать. Джинни знала, что так и будет. Её пугал его напор, пугали последствия, пугало всё, что могло испортить её отношения с Юнги. Да, она начала заморачиваться, что с ним бывает излишне скучно, что ей хотелось бы большего, что ей ещё недостало в жизни приключений, и хочется перемен, событий, на которые бы у неё хватило храбрости. Она ведь не была трусихой, и трусость эта появлялась только тогда, когда под угрозу попадала их любовь с Шугой. Значит, это было по-настоящему ценным для неё. Но если это так дорого и нужно ей, откуда так велик соблазн согрешить?

— Не спишь ещё? — заглянул к ней Намджун.

— Нет, завтра же воскресенье… Заходи, — похлопала она по кровати рядом с собой. Брат прошёл и сел.

— Чего такая унылая? По Шуге скучаешь?

— И это тоже, — положила она подбородок на колени. С кем ей хотелось бы сейчас посоветоваться, так это с Хосоком. После двух коротких встреч, возобновивших их общение, она почувствовала в нем какую-то родственную душу. Ни в коем случае не для того, чтобы перейти во взаимоотношения мужчины и женщины, просто… из-за старшего брата она с детства среди мальчишек, и друзья у неё всегда были парни, и если вдруг один из этих друзей стал её женихом, это же не значит, что с другими парнями стоит прервать общение? Но сейчас поздний час, и Хосоку звонить некрасиво, тем более что ситуация не экстремальная. Джинни взяла Намджуна за руку. — Я хочу у тебя кое-что спросить, отнесись серьёзно и без предварительных выводов, хорошо? А потом вообще забудь этот разговор.

— Ого-го! Как много требований! — расплылся брат. — Жги, я слушаю.

— У тебя бывали когда-нибудь искушения, которым, ты знал, нельзя поддаваться, иначе будет плохо? — Намджун посмотрел на неё, пытаясь угадать источник подобных мыслей.

— Джинни, если ты…

— Я же просила — без предварительных выводов. Просто скажи, бывало ли с тобой такое, и как ты поступал в этом случае, если всё-таки бывало? — Молодой человек задумался. Забравшись на постель с ногами, он устроился для переговоров, которые не обещали стать короткими.

— Однажды был очень острый случай… помнишь, меня в юности отец в буддийский монастырь на исправление отдавал? Там ничего было нельзя. Просто ничего! Вот буквально! Ешь, пей, работай и молись — всё. И по всем канонам буддизма нельзя было ничего хотеть. Вот ты можешь себе представить? Не можешь, потому что тебе всегда много чего хотелось, и мы пытаемся дать тебе всё. А там… очень тяжело было, Джинни, безумно. Мне женщины снились чаще, чем я их сейчас вижу наяву, я серьёзно, не смейся! — Намджун обрадовался, что смог приподнять настроение сестре. — Был там момент, я немного сорвался… ты не представляешь, как мне потом было стыдно! Это ужасное чувство, когда понимаешь — ты лох и слабак, ведь другие сдержались, а ты — лох и слабак.

— Ты же там с Юнги познакомился?

— Да, и он был среди тех, кто выдержал и не сломался ни в чем, — Намджун ответил сестре рукопожатием. — Когда вы начали встречаться, он признался, что пытался не ухаживать за тобой, вспоминая те заповеди, вроде как нельзя хотеть, и вообще — сестра друга… Но ты первая, кто за десяток лет смог победить «нельзя» Шуги. — Джинни вдруг ни с того ни с сего расплакалась, уткнув лицо в ладони. — Ты чего? Эй, джинн! Ну-ка! — Намджун потер её по спине. — Исполняй желание — прекрати плакать! — Девушка зарыдала пуще прежнего. Старший брат пришел в замешательство. Раньше всегда срабатывало. Джинни захлюпала, вытирая глаза.

— Как можно любить кого-то и хотеть чего-то ещё? — посмотрела она на Рэпмона. — Скажи — как? Я люблю Юнги, и хочу быть с ним, но недостаёт чего-то… я говорю себе тоже «нельзя», но, ты прав, я не могу себе представить, как можно не хотеть? Это не поддаётся приказам. — Намджун посуровел.

— Если ты хочешь изменить ему, лучше расстанься, и гуляй дальше. Иначе я тебя побью.

— Я не хочу изменять ему! Я хочу, чтобы он был немножко другой… я хочу, чтобы он был немного интереснее, немного бесшабашнее, безалабернее. И чтобы нам никто не мешал в любой момент сорваться куда-нибудь, задержаться, заниматься, чем нам хочется!

— Джинни, — погладил её по волосам брат. Его когда-то отец отправил к буддистам именно потому, что он был такой, как она сейчас — почти неуправляемый, только с мальчишкой всё куда хуже, чем с девчонкой, и Рэпмон успел до своих двадцати попробовать всё, что можно было: разнообразный секс, беспутные гуляния, драки, отсутствие дома по нескольку дней, травку, море алкоголя. Они с сестрой были схожи характерами, поэтому он и оберегал её от собственных ошибок и хотел, чтобы она повзрослела без спотыканий на подъёме. — Ты знаешь, что я занимался тем же, чем и Шуга, пока врачи не сказали, что у меня барахлит здоровье. Из-за сердца мне пришлось осесть и не мотаться больше по свету с друзьями. Как ты думаешь, я этому рад? — сестра покачала головой. — Вот именно. Я по-прежнему хотел бы совершать по десять перелётов в месяц, как бывало когда-то, заниматься борьбой, бегать в спортивные клубы, где можно поглазеть на стройных девчонок. Но я больше не могу этого делать, потому что есть негласное «нельзя». Я могу его нарушить, но что будет дальше? Удовлетворить своё желание, повеселившись за счет десятков лет жизни? Или я должен страдать от того, что так вышло и завидовать тем, кто может то, чего не могу я? Это глупости, Джинни, я ведь ничего не могу исправить, а смирившись и приняв данность, я живу другой, не менее прекрасной, просто другой жизнью. Часто я слышу от друзей, уставших и намотавшихся, что хотели бы не вылезать из Сеула, как я. Они тоже сравнивают свою судьбу с моей, все люди так делают. И мы могли бы взаимно завидовать друг другу, не прекращая хотеть урожая с чужой грядки, но не проще ли понять, что то, что имеешь ты — это твоё, оно у тебя есть. И если то, на что ты покушаешься, не дополняет твою жизнь, а отнимает у тебя что-то — разве это хорошо?

— А если речь идёт о замене? Не о потере, а о замене одного на другое, — наивно спросила Джинни.

— Но разве можно в точности заменить что-то одно другим, не похожим на первое? Замещаются только одинаковые детали, а разные вещи, разные люди, разные места жительства — это не замена, а перемена. Перемена, приносящая что-то новое, и отнимающая что-то старое. Подумай, без чего из старого ты сможешь счастливо жить, прежде чем соглашаться на новое, с которым неизвестно как жить будет вообще. — Намджун поцеловал её в лоб и поднялся. — Я не лучший философ, Джинни, и не знаю всего, но я надеюсь, что ты сама сумеешь понять, как надо будет поступить.

Все эти рассуждения были правильными и подтверждали собственные убеждения Джинни, но секретов буддийского монастыря, как же перестать хотеть Намджун не раскрыл, если сам его знал, конечно. Да и много ли было таких, кто овладел этим секретом?

Дохи когда-то посмеялась над очередным утверждением Хёны, что БиАя ей ничем не заменишь, заявив, что кладбища полны незаменимых людей. Хёна тогда промолчала, но про себя подумала, что если так, если люди считают, что без любимого человека, которого потерял, можно жить, то какой смысл всего этого тогда вообще? Зачем говорить о существовании любви, если она ровным счетом ничего не значит? Если сердце и память готовы отпустить, то в них незачем вкладывать столь высокое чувство. Но она вложила, и вытащить оттуда не получалось.

Целуясь с Ханбином на кресле, в которое они опустились на крыше, подвыпившие, как и все вокруг, Хёна не могла расслабиться. Она получала острейшее наслаждение, но каждая секунда казалась ей последней и ужас от того, что БиАй растает, исчезнет в её руках, разрывал изнутри. А может, потому и было столько удовольствия, что не было надежности и уверенности? Ну, вот пойми она сейчас, что БиАй останется с ней, навсегда, постоянно, будет её молодым человеком, и не надо переживать о расставаниях и унижениях — было бы ей настолько же сладко в его руках? Или для того, чтобы чувствовать сладковатый привкус, всегда нужно закусывать горьким, обжигающим, кислым и даже соленым, в виде слёз? У Джинни был постоянный и хороший парень, но ей тоже чего-то не хватало — это было заметно. Почему мы все такие? Всегда ищем чего-то ещё, хотим большего… может в этом и есть основа жизни? Всегда стремиться к чему-то, потому что когда добьёшься всего, то потеряется интерес. И что же, ей нужно довольствоваться тем, что БиАй всегда будет ускользать, что он вспоминает о ней раз в год? И то, если у неё получится привлечь его внимание. Но в конце учебного года он выпустится, и их миры станут настолько разными, что никогда уже не пересекутся. Хёна едва подумала о том, что может никогда его больше не встретить, как упала в глубокую пропасть мучений. Проходящий мимо по коридорам университета — он и то успокаивал её своим присутствием, ей было для чего приходить на лекции, на занятия, хотя ей было больно, иногда невыносимо, но это всё было лучше, чем оказаться в жизни, где БиАя нет больше совсем. Он ненадолго оторвался от её губ, развернувшись за очередной бутылкой соджу.

— Извини, я сейчас, — выскользнула Хёна из его рук и, посмотрев на Дохи, сидящую рядом с Бобби, прошла к противоположному краю крыши, подальше ото всех. Туда почти не падал свет установленных лампочек и гирлянд на искусственной пальме в здоровой кадке. Темнота вокруг, и только вдали огни города. Хёна посмотрела вниз — высоко. Алкоголь подействовал на неё, она знала, что в таком взбудораженном состоянии лучше не пить, но не смогла удержаться. Ей казалось, что станет веселее и легче, но не стало. По душе скребло наждачной бумагой, шлифуя все эмоциональные неровности, и чем больше она выпивала, тем там глаже и холоднее становилось, но не от безразличия к БиАю, а от безысходности. Вместе они не могут быть — Ханбин не такой человек, который остановится, — а без него она жить не в состоянии. Хёна ещё раз посмотрела вниз, встав к самому краю. В отличие от того, как больно ей было из-за всей этой длящейся трагедии — от одного удара больно не будет. Быстрое падение и всё, нет больше страданий. Это она без БиАя не смогла бы жить, а он даже не заметит, что её не стало…

— Тебе нехорошо? — возникла рядом Дохи, взяв её за локоть. — Ты лишнего выпила, по-моему.

— Всё в порядке, — девушка помотала головой, недовольная нарушенным одиночеством.

— Тебе нужно умыться, идём.

— Я не хочу, там душно! — Хёна попыталась выдернуть руку, но Дохи не уступила ей, оттянув от границы с воздухом.

— Холодная вода приведёт тебя в чувства, — упорно отвела её подруга к люку и, придерживая сверху, помогла спуститься. — И не пей больше спиртного, тебя шатает, Хёна.

— Если я отчего-то и пьяна, то это не от соджу, — подумала она о БиАе, что снова причинило ей страдания. Войдя в ванную, она села на её бортик, наклонившись к раковине. Открыв холодную воду, она поплескала себе на лицо. Никакой дурноты не было. Хёна вздохнула, вернувшись к тяжести бытия, которую придётся влачить дальше. Зачем Дохи подошла? А вдруг бы она решилась?

— Куда ты пропала? — В ванную комнату вошёл Ханбин, закрыв за собой дверь на щеколду.

— Хотелось освежиться. Жарко стало. — Он притянул её к себе, впившись губами в шею.

— Это только начало, будет ещё жарче…

— Зачем? — уперлась вдруг в его плечи Хёна. БиАй остановился, посмотрев ей в глаза. — Чтобы завтра снова было так холодно, что не согреет уже ничего?

— Я тебя согрею…

— Сейчас! Но не завтра…

— Завтра, завтра, завтра! — недовольно взмахнул руками Ханбин, отпустив её. — Тебе вечно нужно говорить о завтра! Чего ты ждёшь? Что я вдруг начну обещать что-то и на будущее? Хорошо, я могу. Я могу рассказать тебе о том, как разбужу тебя поцелуем, подам кофе в постель, и с этого начнётся сказка, потому что через неделю ты найдёшь обручальное кольцо на подушке, а потом мы поженимся, у нас будет двое детишек — мальчик и девочка, обязательно, — и мы все такие приторные и влюбленные будем жить девяносто лет пока не сунемся в гроб. Это тебе нужно? Да не будет этого! Никогда не будет! Я не в состоянии знать своих завтрашних чувств, и ты не в состоянии, а кто утверждает, что может — пустое трепло! Я хотя бы отвечаю за одно — своё непостоянство, поэтому не обещаю гор и совместной жизни, это всё скучно и неинтересно, и вот здесь, — БиАй указал под подбородок ребром ладони. — Я не хочу вертеться в этой рутине! Не хочу слушать верещание по поводу шмоток и сериалов, не хочу знать про месячные и прокладки, не хочу оказаться внутри розовосопельной якобы идиллии, от которой меня станет тошнить! Я не хочу быть в тусклой и скучной клетке под названием «отношения», в которой теряются и страсть, и интрига, и симпатия, и вообще само дыхание жизни. Стоит назвать кого-то своей девушкой, как на её лице появляется это дурацкое выражение собственной важности, обозначающее, что ей уже, в принципе, плевать, что и как между вами — главное у неё есть статус! Да пошло оно всё на хуй! — Ханбин здорово выпил, это Хёна поняла и по его словам и по тому, что он вообще столько всего наговорил. Наконец-то, он не стал успокаивать её сладострастными и лицемерными фразами, которые расточал четыре года той и этой. БиАй, возможно, устал сам, и если он по-прежнему думал, что его тошнит от сентиментальности, то его, похоже, тошнило уже и от всей этой игры.

— И что мне сделать сейчас, чтобы не было никакой тусклости и слащавости? — девушка хмыкнула, с хмелем в глазах обдав его погасшим взглядом. — Встать на колени и отсосать?

— Тебе обязательно нужно выставить всё в черном цвете? — БиАй сунул руки в карманы, облизнувшись невольно от её слов. — Мне больше нравилось, когда ты плакала — ты смотрелась женственней и привлекательнее.

— Если бы я знала, что мои слёзы разбудят в тебе хоть какие-то чувства, я готова была бы плакать всю оставшуюся жизнь и страдать, если тебе это приносит удовольствие, — Хёна отвернулась к раковине, положив подбородок на плечо. — Но единственное, что приносит тебе удовольствие, это осознание того, что завтра ты будешь свободен.

— А тебе не нравится быть свободной? — Ханбин всё-таки достал руку и, подойдя к девушке, обнял её. — Тебе хочется принадлежать? Подчиняться?

— Одному единственному человеку, — посмотрела она ему в глаза.

— Ну, тогда, в самом деле, может, отсосёшь? — усмехнулся он. Хёна со всей силы отпихнула его от себя, и он ударился спиной о кафель, задев полку, с которой слетели гель для душа, шампунь, мыло, разные необходимые в душе мелочи.

— Пошёл ты!

— И пойду! — гаркнул он, открыв дверь. Хёна опередила его, выскочив в неё.

— Не утруждай себя! Я уйду сама.

— Проваливай! — бросил ей БиАй и, услышав, как хлопнула входная дверь, вернулся к крану, открыв воду. Сунув под него голову, он некоторое время приходил в себя, тщательно умыл лицо, потерев его, после чего, не вытираясь полотенцем, медленно побрел на крышу, к друзьям, пить дальше.

— Где Хёна? — увидев, что он вернулся один, вытянулась Дохи, оторвавшись от спора с Бобби, что завтра выходной, и в спорте надо сделать перерыв, но парень и слушать не хотел возражений.

— Ушла… — наклонился Ханбин к бутылке в ящике и, открыв её, начал жадно пить, сунув другую руку в карман.

— Куда ушла? — поднялась Дохи.

— Мне откуда знать? Захотела — и ушла.

— Её нужно найти! — поспешила девушка к люку. — Она же нетрезвая, и так одета… — Хёнина черлидерская юбочка явно не предназначалась для одиночных прогулок по неблагополучному ночному району. БиАй оторвался от бутылки, посмотрев с крыши вниз. Темные переулки плутали вокруг этого здания и ему подобных, где почти не горело окон.

— Я с тобой, — поднялся Бобби за Дохи. — В самом деле, тут не самые безопасные места.

— Я сам! — остановил их Ханбин, отставив бутылку. — Я догоню её, — оттолкнул он Чживона от люка и спрыгнул вниз. Выбежав из квартиры, он почувствовал, как алкоголь выветривается из крови. Подъезд прогудел его спешными шагами по ступенькам, плохо освещенным, на которых он чуть не поскользнулся. Черт, как он не подумал о том, что на улицах может шляться любой сброд? Хёна так сексуально выглядела, что ей будет не объяснить, почему её не надо трогать и хватать. БиАй поморщился, ускорившись. Кроме него её до сих пор никто не хватал! Надо же, все девушки, которых он бросил, уже забылись с другим или другими. Одна даже пыталась резать вены перед его носом на следующий день, как он её бросил. Кажется, через три недели после того он видел её счастливую, гуляющую с каким-то студентом за ручку.

Перед подъездом никого не было. БиАй поглядел в обе стороны, гадая, куда могла пойти Хёна? Следуя логике, она бы пошла в тот конец, где виднелся вдалеке фонарь, а не туда, где царил мрак. Ханбин запрыгнул в свою машину без верха, припаркованную у столба и, заведясь и включив фары, тронулся вперед. Если не угадал с направлением, то быстро развернётся и настигнет её, куда бы она ни успела уйти. Доехав до угла, он высунулся из-за поворота и увидел справа удаляющийся силуэт, одинокий, сжавшийся, перебирающий длинными голыми от гольф до короткой юбки ногами. Газанув, БиАй быстро подкатил к бордюру, испугав девушку. Она отшатнулась, посмотрев на звук.

— Хёна, сядь в машину! — Отвернувшись, она тронулась дальше. Молодой человек покатился рядом. — Хёна, тебе не кажется, что не время для демонстрации характера? Сядь в машину! — Девушка не слушала его, целенаправленно идя, хотя и не зная, куда именно. БиАй остановил автомобиль и, выпрыгнув из него, обежал капот и в два счета настиг Хёну, схватив за плечо. — Ты слышишь меня?! — Она взглянула на него стеклянными от слез глазами. — О тебе Дохи волнуется.

— Я позвоню ей и скажу, что всё в порядке.

— Нет, ты вернёшься со мной назад.

— Я не вернусь.

— Нет? — нервно переспросил БиАй.

— Нет, — нагнувшись, он подхватил Хёну за ноги и перекинул себе через плечо. — БиАй! — прокричала она от неожиданности. — БиАй, оставь меня! Пусти! Пусти! — девушка застучала по нему руками. — Поставь! — Король университета поднёс её к своей машине и закинул на заднее сиденье. Хёна не больно ударилась спиной. Ханбин оперся о боковину ладонями и перепрыгнул за борт, оказавшись над Хёной.

— Поори мне тут, — навалился он на неё, попытавшуюся подняться. — Ты никуда не уйдёшь! — поцеловав её в губы, он потянулся к брюкам, расстегивая их. Сбитая его напором с толку, Хёна выставила вперед руки, но избежать поцелуев БиАя было невозможно. Он схватил её запястья и завел ей за голову. — Ты останешься, ясно? — вытащив ремень, он поднял его, чтобы связать её руки, пытающиеся сопротивляться. — Тебе же хотелось принадлежать? Ты будешь, малышка, ты принадлежишь мне полностью, — зацепив ремень, которым связал её, за ручку в дверце машины, Ханбин резко сдернул трусики из-под юбки Хёны.

— БиАй! Отвали от меня! Убери свои руки!

— Ты ещё скажи, что не хочешь этого? — остановился он, чтобы заглянуть ей в глаза. Яростно дыша, Хёна молчала, думая, продолжать сопротивляться, или сказать правду? — Ну, скажи, какой ещё ненормальный трахнет тебя, поняв, что твоё дикое и озлобленное «нет» — это жаждущее и зовущее «да»?

— Ты похотливый ублюдок, БиАй! — прошипела Хёна, выпустив весь оставшийся пыл. — Я не хочу жить в вечном ожидании конца… я не хочу пережить ещё раз тот день, когда ты не поднял трубку, не посмотрел на меня, и не ответил мне. Вот чего я не хочу, БиАй, но именно это ты мне упорно хочешь навязать второй раз.

— Я навязываю тебе лишь секс, — осторожно вошёл в неё он, не остановленный разговорами. Хёна выгнула спину, уже почти забыв это ощущение. — Я хочу секса.

— А я хочу любви, — постаралась она не двинуться бедрами навстречу.

— А я хочу черный Майбах, — улыбнулся Ханбин. — Я же у тебя его не прошу.

— Идиот, — сквозь слёзы, хохотнула истерично Хёна, отведя лицо в сторону. БиАй вернул его к себе и поцеловал её. — Я у тебя тоже ничего не прошу…

— Просто намёк, что я мог бы, да? — шире расплылся парень, набирая скорость. — Извини, ты не против, если мы закончим этот разговор не сегодня? Мне становится думать всё труднее, — вжимаясь в Хёну, до самой глубины вошёл он. Девушка вскрикнула. Ей и дышать от ощущений было трудно. Каждый толчок БиАя, каждый его поцелуй, каждое касание вернули ей то чувство, которым она была полна год назад. Но теперь в этом всём было что-то большее, что-то, чего она не могла разобрать, пока Ханбин стискивал зубы, чтобы не прокричать её имя во время экстаза.

Дохи мерила шагами пол, нервничая. Остальные приутихли, ожидая, вернётся ли БиАй и найдёт ли он Хёну? Телефоны те не брали. Компания спустилась в квартиру, чтобы сразу заметить появление пропавших. Бобби уже собрался отправиться за ними, когда услышал подъехавший к подъезду автомобиль.

— Вернулись, — сообщил он. Дохи выдохнула. Через некоторое время дверь открылась и появилась пара. Хёна выглядела заплаканной и уставшей, но спокойной. На лице БиАя светилась неизменная улыбка. — Где вас носило?

— На планете Любви по маршруту Желаний до остановки Оргазм, — бросил довольный Ханбин.

Дохи не смогла встретиться глазами с подругой, а при всех спросить, как она себя чувствует, когда парень ясно дал понять, что они перепихнулись — как-то неудобно. По крайней мере, Хёна не выглядела несчастной, какой она оттащила её с крыши. Дохи подёргала Бобби за рукав.

— Я, пожалуй, поеду домой, теперь, когда выяснилось, что она в безопасности. Ты же приглядишь за ней дальше?

— Давай я подвезу тебя?

— Не надо, — девушка вышла из квартиры, но Чживон вышел следом, видя что-то неладное на лице своей спортивной подопечной. — Я вызову такси, не бойся, не пойду одна по улице.

— Что случилось, Дохи?

— А с чего ты взял, что что-то случилось? — Бобби подумал сначала, что она расстроилась от того, что БиАя теперь наверняка придётся забыть, ведь он вновь спит с подругой, но потом понял, что это не в духе Дохи. Она бы не расстроилась от такого, а порадовалась бы за Хёну.

— Я вижу.

— Ладно, — вздохнула она. — С чего бы начать… Я не буду с тобой больше тренироваться.

— Почему?

— Я сегодня наблюдала за этим всем, думала, думала… очень много мыслей было. И, знаешь, я не хочу похудеть. Я хочу, чтобы меня полюбили такой, хоть кто-нибудь — неважно кто. Посмотри на БиАя. Он сволочь, эгоист и мразь — назовём вещи своими именами. Но Хёна любит его несмотря ни на что. Она всегда будет любить его, мне кажется. А я? Я добрая — не потому, что толстые добрые, а потому что я такая — я не люблю и не умею врать, я не люблю обижать и обижаться, мне неприятно скрывать что-то от Джинни, я не умею предавать. Бобби, ну я же красивая в душе, разве нет? — лицо Дохи стало таким по-детски наивным и вопрошающим, совсем как у малыша, спрашивающего, что ведь сказочная страна существует и феи кружатся над ним, когда он засыпает?

— Ты красивая, Дохи, — улыбнулся он, погладив её по щеке. — Очень красивая.

— Ну вот… кто-то же должен разглядеть это? Я не хочу, чтобы налетали на мои сиськи и подтянутую задницу, плевав, что у меня в сердце творится. Для такого человека я бы всё сделала — и похудела, и зрением бы занялась… но разве природа создаёт нас какими-то определенными не для того, чтобы мы на самих себя нашли свои половинки, а не на дополнительные приманки?

— Возможно, ты права.

— Я буду ждать своего принца, Бобби, а настоящий принц не назовет меня жирухой, толстозадой или бегемотихой. Так что… прости, если не оправдала твоих ожиданий и подвожу тебя с интригами против Джинни… Я скажу ей, что ты меня бросил и постараюсь изображать страдания и печаль по тому, что потеряла.

— Нет-нет, — покачал головой Чживон. — Скажи всем, что ты меня бросила.

— Бобби, ну это же смешно, если бы мы встречались, то я никогда бы…

— Скажи, что это сделала ты. Прошу тебя.

— Ладно… — задумчиво кивнула Дохи. — Ну, я поеду…

— Я буду скучать по тебе, хомячок, — улыбнулся Бобби. — С тобой было весело.

Хёна открыла глаза и обнаружила себя очень низко, совсем не на своей кровати. Восстанавливая события ночи, она вспомнила, как скандалила с БиАем, потом побежала прочь, он догнал её, они занимались любовью, вернулись к Бобби на квартиру, Ханбин ещё пил с друзьями, Юнхён с Борой уехали первыми… Хёна не дождалась, когда все разойдутся, и уснула на матрасе Бобби. Господи! Она приподнялась, открыв глаза, и при этом почувствовала, как с неё что-то сползло. Обернувшись, она увидела спящего БиАя, чья рука с неё соскользнула. Оглядевшись, она не нашла больше никого, кроме Чживона, со спортивной сумкой крадущегося к выходу. Девушка посмотрела на него, и он заметил, что она проснулась. Приложив палец к губам, он прошептал «мне нужно на тренировку» и вышел. Хёна опять посмотрела на Ханбина, такого беззащитного, когда спал. Осторожно опустившись назад, она подобралась к нему поближе, положив голову на его плечо. Молодой человек пошевелился и, приоткрыв один глаз, сфокусировался на Хёне.

— Доброе утро… — прохрипел он и свободную руку положил на лоб. — Проклятый соджу… Бобби!

— Все ушли, — тихо сказала девушка. БиАй открыл второй глаз и осмотрелся внимательнее. — Мы одни, — подтвердила Хёна. Он посмотрел на неё. Помолчав, он откинул голову назад и сомкнул веки, улыбнувшись через головную боль.

— Вот видишь, а ты боялась завтрашнего дня…

— Я его и сейчас боюсь, пока он не станет сегодняшним.

— Признаться, меня именно сегодняшний пугает больше, — Ханбин окончательно проснулся, развернувшись к ней. Под одеялом он, в отличие от неё, почти не был одет. — Какого черта я ещё рядом с тобой?

— Ради секса, естественно. — БиАй ушел в глубину каких-то дум, поправив локон Хёны, убрав его с лица. Он рассматривал девушку, словно видел её впервые. После тщательного обмозговывания, он спросил с иронией:

— И тебе норм?

— Мне норм.

— Сучка, — засмеялся Ханбин, перекатившись на спину. — И не придерешься! — Хёна закинула на него ногу под одеялом.

— А обязательно нужно к чему-то придраться? — поднеся губы к его уху, она шепнула: — Придерись ко мне в целом.

— Я чувствую в этом всём какой-то подвох… Я не обещал любви и не обещаю.

— БиАй, просто… какая ещё ненормальная полюбит тебя, поняв, что твоё дикое и озлобленное «нет» — это жаждущее и зовущее «да»? — просияв улыбкой, он принял её ответ, придуманный им же самим накануне. Перекатив её на спину, он захватил её уста поцелуем.