Поперчить посахаренное

Перец

Скрючившая палец от сомнений, Дохи посмотрела на дверной звонок. Она и без повода бы пришла сюда, чтобы убедиться, что всё в порядке, но если ещё и мама пинка дала, тут уж совсем безысходность. Девушка нажала на кнопку. В старом доме была плохая звукоизоляция, и были слышны приближающиеся с той стороны шаги. Да и до этого прослушивалось знакомое характерное постукивание. Бобби открыл дверь.

— Привет ещё раз, — сразу же шагнула она через порог, отпихивая плечом хозяина. Парень перекинул через шею скакалку, подув на мокрую челку на лбу. Дохи прервала его тренировку, судя по каплям пота, стекающим по голой груди. Но на это ей лучше было не смотреть. Её курс молодого бойца завершен, и эта награда ждет какую-нибудь другую. Она даже предполагала кого. — Как самочувствие?

— Да ничего, и покрепче лупили, — постарался не улыбаться Чживон.

— Ты прости за беспокойство, — Дохи поставила ему на стол закрывающуюся корзинку, крышку которой приподняла и стала доставать оттуда пластиковые контейнерочки поменьше и побольше. — Моя мама сказала, что ты худенький, и послала отнести тебе ужин. Правда, приготовить его заставила меня. Но ты не бойся, я вкусно готовлю — не отравишься.

— Эм… ну, спасибо, — подошёл Бобби и посмотрел на раскладываемую еду. — Составишь компанию?

— Могу просто посидеть рядом. Я уже ела дома. — Бобби подозрительно на неё покосился. — Да правда не отравленное, и Джинни не знает, что я здесь, поэтому никто не давал мне задания подсыпать яд.

— Да я не об этом подумал.

— А о чем? — с любопытством обернулась Дохи, доставая тарелку и всучивая палочки в руку парню.

— Неважно, — взял он их и наклонился над столом, вместо того, чтобы сесть. — У тебя отличная мама.

— Да, её чувство юмора позволило мне разучиться обижаться на этот мир, — засмеялась Дохи. — Зато я никак не разучусь обижаться на неё саму. Иногда она подтрунивает так метко, что хочется сунуть голову в землю.

— Ты пришла только потому, что она тебя послала?

— Что я, бумеранг что ли, закидывать меня и ждать возвращения? Это как бы дополнительное задание, — кивнула она на ужин. — Мы же решили дружить, и я захотела тебя проведать.

— Ты ведь не испытываешь ко мне ничего, правда? — закинул он в рот аппетитный кусок мяса в имбирно-ананасовом соусе. Дохи замерла, следя за его реакцией — понравится ли? Но когда до неё дошел вопрос, щеки покраснели, и она отвела глаза. — Я имею в виду не общечеловеческую симпатию, а что-нибудь сексуальное. Ты же не хочешь переспать со мной? — ища её глаза, склонился Бобби.

— Нет! — захихикала Дохи, махая ладошкой. — Конечно, нет. Ты свою морду видел? Стоять-то рядом страшно.

— Хорошо, тогда всё в порядке. — Она хотела спросить, а что иначе бы было не в порядке? Но у неё зазвонил телефон. Девушка обнаружила имя Джинни на экране и, подумав мгновение, всё-таки подняла.

— Алло?

— Дохи… — каким-то странным голосом изрекла подруга. — Если тебе будет звонить Намджун, скажи, что я у тебя, — после фразы раздалась икота. Дохи нахмурила брови. — Я ему потому что это сказала. Что я у тебя буду. Ночевать.

— Джинни, что с тобой? — недопонимая, почувствовала она что-то странное в интонации.

— Всё отлично! Всё обалденно. Я просто решила немножко выпить, потому что мне грустно.

— Что?! — воскликнула она и посмотрела на озаботившегося Бобби, ставшего прислушиваться после названного имени. — Где ты есть? Почему тебе грустно?

— Я в каком-то баре. Хочешь, приезжай! Будет веселее. Я хочу поплакать с кем-нибудь… я плохая, я ужасная, Дохи!

— Джинни, прекрати говорить ерунду! Я приеду, сейчас к тебе приеду! Говори адрес.

— Подожди, я дам тебе бармена, я не знаю адрес, — послышался шум, на заднем фоне отчетливее стала слышна музыка. Наконец, к трубке подошёл мужчина и по просьбе своей клиентки задиктовал адрес. Дохи судорожно показала Чживону, что ей нужна бумажка и ручка. Он быстро сорвал листок с блокнота-магнита на холодильнике и сунул ей вместе с ручкой, лежавшей где-то возле микроволновой печи.

— Угу, повторите ещё раз, плохо слышно. Да-да, хорошо, спасибо! — Дохи посмотрела на страницу с записью, потом на Бобби. — Я должна ехать. Долг подруги зовёт.

— С ней что-то случилось?

— Нет, просто Джинни немного наклюкалась. И виноват в этом явно ты. У неё сдали нервы.

— Я поеду с тобой, — скинул скакалку с шеи Бобби и потянулся за майкой, висящей на турнике.

— Ты меня слышал? Ей и так из-за тебя хреново! Куда ты ещё хочешь поехать?

— Если она пьяная, мне кажется, что тебе понадобится помощь для её перевозки, — Дохи задумалась, и Чживон тут же вырвал листок из её пальцев. — Я привезу её, жди здесь.

— Бобби, ты что?! — возмутилась девушка. — Верни сюда! Я всё равно запомнила, что записала! Бобби! Так нельзя!

— Разве судьба не подала знак, что её должен забрать я? Иначе она бы не позвонила в тот момент, когда ты была тут.

— Какая судьба, твою мать?! — Дохи бегала вокруг него, пытаясь отобрать бумажку, но он умудрялся держать её выше, и при этом надевать куртку. — Судьба зависит от нас!

— Вот это я и имел в виду, — подмигнув, Бобби пошёл на выход, взяв ключи от мотоцикла. — Я быстро, поверь.

— Не обижай её! Ничего с ней не сделай по дороге! — дошла с ним до самой лестницы девушка и, посмотрев, как он буквально летит вниз по ступенькам, вздохнула.

На бешеной скорости, проскочив все светофоры, какие можно было, и не создав ни разу аварийной ситуации, Бобби пронёсся через несколько районов и, поскольку отлично знал Сеул с тех пор, как увлекся гонками, без помех нашёл нужное заведение. За большой витриной виднелись высокие стулья, на которых сидели выпивающие. Найдя нужные очертания, он хмыкнул набок, чтобы не треснула вновь заживающая губа и вошёл, глядя на оплывшую за барной стойкой Джинни, чей нос был примерно на её уровне. Он осторожно подошёл сзади, посмотрев, как её приблизившееся к полированной поверхности лицо смотрит на лежащий рядом с ним телефон. Чьего звонка она ждёт? Своего благоверного? Или сама хочет позвонить? Странно, что она позвонила Дохи, а не своему чахлику. А вдруг они поругались сегодня после того, как она призналась Бобби в том, что тоже хочет его? Чживон как можно вежливее попросил мужчину рядом отсесть и освободить ему соседний стул. Слегка нетрезвый, тот окинул взглядом парня в кожаной куртке и с разбитым лицом и, не став сопротивляться, отсел.

— Ну что, как пьётся? — тихо шепнул Бобби в сторону Джинни. Резко подняв голову и развернув её, она недоумевающее уставилась на того, от чьего присутствия спасалась в алкоголе, потому что его образ не хотел вылезать из её мыслей.

— Как ты тут оказался?! — налившиеся соджу глаза сощурились, явив всю вредность и ненависть двадцати лет.

— Странное дело — на мотоцикле приехал, представляешь?

— Как ты нашёл меня?

— Я когда-нибудь тебя терял? — Джинни стала что-то осознавать.

— Дохи… я позвонила ей, а она сдала меня тебе, да? Конечно, как не растрепать всё своему первому!

— Успокойся, ты перебрала. Теперь я это вижу, — Бобби протянул руку к её стакану, но она схватила его первой и осушила залпом, после чего скукожилась и зафыркала, прошибленная ознобом от крепости. — Может, хватит?

— Ещё! — стукнула она дном по бару.

— Достаточно, — выставил ладонь в сторону бармена Чживон, показывая, кто здесь решает.

— Да кто ты такой, чтобы указывать? Отвали, Бобби! Просто, наконец, отвали от меня! — прокричала она на весь бар, привлекая всеобщее внимание. Парень слез со стула, посмотрев вокруг с извиняющимся выражением.

— Простите, мы уходим. — Положив деньги рядом с опустевшей посудой, Бобби стащил Джинни за локоть на себя. Она начала брыкаться, бормоча какие-то обидные оскорбления. — Перестань, или ты хочешь, чтобы ты уснула тут невменяемая, и тебя поимели все присутствующие завсегдатаи? — Девушка ненадолго притихла и, увлекаемая Чживоном, вышла на улицу, всё-таки прихватив недопитую бутылку соджу, которую не дали долить бармену в стакан.

— А что мне хотеть? Чтоб меня ты поимел? — покачиваясь, остановилась Джинни, поддерживаемая Бобби. Он осматривал её, фактически пьяную, дерзкую и мнящую себя взрослой в таком состоянии, и эта напускная порочность поверх ещё не выпотрошенной подростковости казалось ему дико сексуальной. Особенно возбуждающим было осознание, что она полностью в его власти, что он её защитник на данный момент, а она, такая буйная и мелкая, может сколько угодно выделываться, и всё равно всё будет так, как решит он. Джинни выдала некое «пшшш», злясь и шатаясь. — Я и так этого хочу… — поглядела она в сторону, на перспективу дороги. — Но я тебе не дам! — развернувшись на Бобби, проорала она ему в лицо. Прохожие посмотрели на неё так, словно случайно забрели на улицу красных фонарей.

— Садись на мотоцикл, поехали, — развернул её к нему Бобби.

— Куда? Я с тобой никуда не поеду! — Джинни хотела развернуться и зарядить куда-нибудь Чживону, но он держал её за плечи, и ей никак не удавалось даже завести руку назад. Тем более что в одной у неё всё ещё была бутылка. — Я не хочу никуда! Домой мне нельзя… я в таком виде туда не поеду! Дай мне вернуться в бар!

— Мы поедем ко мне, — насилу усадил он её на сиденье, садясь одновременно позади, чтобы она не подскочила и не убежала. Жаль, что на байках не бывает ремней, пристёгивающих пассажиров!

— Трахаться? — Джинни обернулась через плечо и уперлась лицом в лицо Чживона. Перехватив бутылку из руки в руку, чтобы освободить ту, которую было удобнее поднимать, она возвела её под нос Бобби, явив выставленный средний палец. — Вот тебе! — Посмотрев внимательно на матерный для Америки жест, парень, ничего не говоря, наклонил лицо и, взяв палец губами, втянул его в рот, не больно укусив. Джинни айкнула и попыталась его забрать обратно, но зубы Бобби удержали его. Девушка подергалась и, притихая, замерла с оккупированным пальцем. Нетрезво глядя на гонщика, она загорелась изнутри. Пошлость этого момента превзошла всё пошлое, что когда-либо с ней случалось. Это было даже более развратным, чем когда Юнги входил в неё членом. Бобби разомкнул зубы.

— В следующий раз я могу и откусить.

— Зубы не сломай.

— Мне нравится, что тебя приходится разгрызать, а не проглатывать, как суп.

— Господи! Будда! — подражая брату, добавила Джинни. — В самом деле, может, тебе дать, чтоб ты отстал?

— Ты пять минут назад при трёх десятках свидетелей проорала, что не дашь мне.

— Я пьяна! Мне можно! — открутив крышку бутылки, она присосалась к горлышку. Бобби повернул ключи и, придерживая крепко Джинни, нажал на газ. Мотоцикл рванул, подобно скакуну и девушка, слегка облившись, вынуждена была прекратить пить, хотя после всего употребленного прежнего страха не было, и скорость не пугала, и ветер не мерещился неприятным. И Бобби позади, за спиной, казался напророченным, каким-то непреодолимым, обязательным, неминуемым, который должен быть с ней хоть раз. Один позорный, ужасный, отвратительный в своей безумной страстности раз, когда ей снесёт крышу и она, забыв обо всём, превратится в то низменное создание, которое презирала в себе весь вечер.

Байк притормозил у знакомого подъезда, куда однажды Чживон привозил её не так давно. Перекинув длинную ногу в черных джинсах, чтобы слезть с мотоцикла, парень помог Джинни сползти следом за ним. Он не знал, о чем она там думала, пока ехала, но по её лицу уже текли слёзы и она, дошедшая до кондиции, пихала его, почем зря, приговаривая:

— Я не буду с тобой спать! Не буду! Не буду, сукин сын! Ты тварь, Бобби! Ты меня бесишь!

Он заволок её почти на себе на последний этаж, где дверь была открыта, а за кухонным столом, преданно ожидая, сидела Дохи, хотя прошло минут сорок. Увидев подругу, она ринулась навстречу. Джинни расплывчато опознала приблизившуюся.

— Ага! Я так и знала! Продала меня, да? Ты тоже с ним в заговоре, да? Всё подстроили против меня, сволочи…

— Может, её домой надо было? — посмотрела на Бобби Дохи.

— Она отказалась туда ехать в таком виде. Типа семья вздует. Может, к тебе?

— Моя мама всё расскажет её родителям, она не в состоянии удержать секрет дольше, чем время, которое занимает преодоление расстояния до телефонного аппарата.

— Тогда придётся оставить её тут… — произнес Чживон и, неискренне смущенно расплывшись, добавил: — То есть, не придётся, а я в любом случае хочу, чтобы она осталась здесь.

— Козлы, все мужчины — кроме моего брата — козлы! И кроме папы, — бормотала Джинни, достав из кармана мобильный и разговаривая с ним. В другой руке всё ещё была бутылка соджу. — Почему тебя нет, когда ты нужен? Даже позвонить тебе невозможно! И тебя я тоже ненавижу, Юнги! — телефон полетел на матрас-кровать Бобби. Перевесившись от рывка рукой, швырнувшей вперед телефон, Джинни запахала за ним и, упав на коленки, приземлилась на мягкую постель. — Блин, завтра ж в универ… — как у многих пьяных, соскочили её мысли при перемещении. Бобби с Дохи посмотрели на эту сцену.

— А где её трахатель яхонтовый? — спросил он у подруги.

— Не знаю, вроде по работе в отъезде. На следующей неделе должен был вернуться, — пожала плечами Дохи.

— Мне плохо… — мученически простонала Джинни.

— О нет! — бросилась к ней вторая девушка. Приподнимая её, она подставила своё плечо для опоры. — Пошли-ка в туалет, подруга, нечего тут уделывать гостеприимный дом.

— Дохи… мне нехорошо… — капая слезами с подбородка на руки, оперлась на неё Джинни и они удалились в ванную комнату. Бобби присел на кухне, смотря на растрепанную постель перед ним. Если Дохи уедет, а Джинни будет невменяемой… да она уже и сильно-то сопротивляться не будет. Она хочет его, он хочет её. Может, и самому выпить? Чживон посмотрел на полупустую бутылку, поставленную привезенной юной алкоголичкой на пол. Меньше ноль пять литра соджу его не возьмёт. Лучше не надо. Да и вредно ему пить, он и так-то иногда собой не владеет. Не прислушиваясь к звукам, слабо доносящимся из туалета, Бобби было всё равно, в каком виде он может застать девушку, которую он хочет. Пока он не получил своего — желание не пропадёт. Представив, как её придётся уложить сюда, на его ложе, что он ляжет рядом на всех правах и, кто знает, к чему это всё приведёт, Чживон ощутил ударившее во всю мощь возбуждение. Кровь ухнула и вверх, и вниз. Нет, он не должен пользоваться таким моментом. Джинни должна отчетливо понимать, что совершает, да и её чахлика нет в Сеуле, оказывается. Может, лишь поэтому она не может его бросить? Бобби задергал ногой нервно. Начинается. Сейчас опять полезет в дурь.

Поднявшись, он дошёл до аптечки, прятавшейся за полкой с чаем и кофе. Достав пачку таблеток, он вытащил пластинку и выдавил себе две таблетки на ладонь. Дверь ванной открылась и оттуда вышла Дохи.

— Каким полотенцем можно вытереть ей лицо? — она посмотрела на Бобби, замершего с двумя таблетками на ладони. — У тебя что-то болит?

— Это не от боли, — недовольно закинул лекарство в рот парень и налил стакан воды.

— Ты наркоман? — ахнула Дохи, глядя, как он запивает какие-то «колёса». Чживон едва не засмеялся, проглотив всё.

— Ты приписала мне всё ужасное, что могла? — Бобби вытер мокрые губы. — У меня было сотрясение давным-давно. Так вышло, что поврежден отдел, отвечающий за тормоза, — он хмыкнул. — Ну, это все уже могли заметить, я думаю. Я порой не умею останавливаться сам.

— Ты становишься агрессивным и хочешь убивать? — на всякий случай спросила Дохи.

— Хомячок, — устало выдохнул он. — Я не псих. Это повреждение нервной системы. Я не люблю говорить об этом, потому что большинство, как ты сейчас, путают нервы и психику.

— Мне жаль…

— Светло-голубое. — Дохи непонимающе воззрилась на него. — Вытереть лицо можно светло-голубым полотенцем.

— А! Да, извини, — нырнула она обратно в ванную, приводить в надлежащий вид Джинни. Бобби опустился на стул, ожидая, когда откатит порыв полезть к девушке и дожать её до победного.

Не прошло и двух минут, как подруги появились снова. Дохи довела Джинни до матраса и, помогая ей улечься, прикрыла одеялом. Та уже засыпала, извергнув из себя всё лишнее, вызвавшее интоксикацию. Убедившись, что позывы дурноты у той кончились, Дохи отошла подальше и присела рядом с Бобби.

— Вряд ли она завтра будет в состоянии пойти на лекции.

— Я присмотрю за ней. Тоже не пойду, — он посмотрел на студентку. — Это же моя вина? Её состояние.

— Ну да… ты ведь не обидишь её, правда? — не дав ему ответить, Дохи покачала головой. — Я знаю, что не обидишь. Ты добряк, Ким Чживон.

— Не такой уж… ты многого обо мне не знаешь.

— Я знаю достаточно для того, чтобы понять, что ты один из самых замечательных, кого я встречала. Как ты вообще попал в компанию к БиАю?

— Он мой давний друг, уже лет десять… девять.

— То есть, с тех пор, как он ещё был мальчиком-ромашкой, поэтому ты не знал, с каким иродом связался? А потом было поздно, потому что… — подумав, Дохи сделала вывод: — Потому что ты не умеешь останавливаться.

— Наверное, — Бобби улыбнулся глазами. — Если я начал дружбу — я и её доведу до конца. Но, если честно, я не считаю БиАя таким уж гадом. Он никого не тащит себе в постель силой. Не хотели бы — не шли.

— Бьюсь об заклад, нахождение Джинни здесь ты тоже считаешь добровольным? — они оба посмотрели на спящую.

— Не знаю… в отношении неё я стал путать собственные желания с тем, что происходит. Она так яростно сопротивляется, и одновременно с тем я вижу желание.

— Это плохой дружеский совет, но, может, чтобы все прекратили страдать, ты бы попользовал её, пока она спит, и никому бы в жизни об этом не рассказал, ей самой в том числе. Ты бы удовлетворился и отстал, её совесть была бы чиста, Юнги бы ни о чем не догадался…

— Дохи, — погладил её по волосам Бобби. — Это не выход. — Подумав, что, возможно, Чживон захотел чего-то большего от Джинни, нежели секса, девушка не стала уточнять, развивая тему, и поднялась.

— Ладно, я поеду домой. Ещё тешу себя надеждой попасть на занятия, вдруг высплюсь?

Бобби вызвал ей такси, и его дружелюбный хомячок уехал. Проводив её взглядом через окно, парень сел рядом со спящей Джинни. Она не храпела, не сопела, и выглядела так мирно, будто не она тычила средним пальцем и грязно материлась под нос полчаса назад. Чживон взбил вторую подушку и положил её параллельно. Лёг на спину. Повернул лицо на бок, смотря в темноте, созданной им с выключением света, на пребывающую в царстве снов девушку. Его рука невольно потянулась к ней. Погладила плечо — единственное, кроме головы, торчащее из-под одеяла. Бобби откинул одеяло в сторону. Попользовать её, пока она спит? Он не жук-короед, чтобы вгрызаться в дерево, в смысле — бревно. Но изучить, рассмотреть потрогать… он едва не посмеялся над собой, вспомнив Дохи, которая дрожала, касаясь красивого мужского тела. Неужели он такой же? Нет, его руки не дрогнут. Бобби расстегнул брюки на Джинни и, побеспокоив её несильно, стащил их. Затем принялся за кофту и, когда девушка осталась в нижнем белье, он остановился. Она что-то мямлила, пока он осторожно извлекал её из одежды. Извращение ли это — творить что-то с людьми, которые об этом и не подозревают? А что в нашей жизни не извращение? Чживон попытался оправдать себя тем, что никакого вреда это никому не причиняет. Запустив ладонь в чашку лифчика, Бобби провел ею по груди, коснувшись большим пальцем соска. От холода или каких-то видений, но он был твердым. Отдёрнув руку, парень завалился обратно, на спину. Таблетки подействовали, но возбуждение вернулось. Виновато посмотрев на Джинни, он увидел, что грудь осталась обнаженной. И эта картина одной открывшейся девичьей груди вылила в его кровь кипящее масло. Сев, он положил пальцы на резинку её трусиков. Быть или не быть, быть или не быть? Черт с ним со всем, надо разбудить её и любым способом, чего бы это ни стоило, договориться, на добровольных началах… Бобби потянул трусики вниз, но стоило ему свести их с бёдер, как он увидел в темноте что-то неясное. Что это — какой-то рисунок? Татуировка? Чживон приподнялся, чтобы взять свой телефон, включил в нём фонарик и поднёс к обнажившемуся междуножью. Почти на сгибе ноги, сбоку от лобка, красовалась надпись «sugar». Все признаки указывали на то, что тату сделано недавно. Что бы оно значило? Бобби натянул бельё обратно на девушку и откатился подальше. Нечто непонятное и нерасшифрованное, как обязательный для прохождения дальше пароль остановило его. Он не мог продолжать, не зная, о чем говорит эта надпись. А для того, чтобы узнать, нужно дождаться прихода в себя Джинни.

В университете уже заканчивалась вторая пара, когда сестра Намджуна всплыла из глубин соджу, смешанного по глупости в баре с вином и пивом, которые в начале вечера чередовала девушка. До этого она напивалась пару раз, на выпускном и на предпоследнем Новом году. И на выпускном ей тоже было плохо, но надежда, что пить она научилась, не оправдала себя. Солнце резало едва приоткрытые глаза. Джинни отвернулась от него, поворочалась. Вспомнила о дне недели. Занятия! Распахнув веки, она увидела незнакомую стену, какой точно никогда не было в её спальне. Дернувшись, чтобы сесть, студентка испытала прострел в черепной коробке и, прокряхтев, откинулась обратно.

— Доброе утро, — на этот голос она бы восстала даже из ада. Чтобы бежать подальше. Бобби. Глаза округлились.

Он стоял напротив, возвышался над ней, а она почему-то на полу… на мягком полу. Это футон. Она у него дома! Да, боже, Дохи привела её сюда… нет, она сюда приехала сама, Дохи уже была тут. Её привез Бобби!

— Чаю или кофе? — спросил он.

— Сколько время?

— Почти одиннадцать.

— Черт! — начала вставать Джинни, но, сразу же поняв, что в одних трусах и лифчике, натянула одеяло обратно. Она огляделась, найдя брюки и кофту валяющимися на черно-синей сумке у стены. Подползя к ним вместе с одеялом, она утащила вещи под него, начав там одеваться.

— Забей сегодня на учебу. Ты уже никуда не успеешь.

— Тогда поеду домой. Мне нечего тут делать.

— А я надеялся, что ты сначала мне кое-что объяснишь, — Джинни посмотрела на него, протягивая руки в рукава кофты. Бобби облизал ложечку, вытащенную из кружки с чаем. — Ты любишь сладкое?

— Это каким боком? — нахмурилась она, вставая.

— Да просто подумал… — Девушка выбралась из постели и стала застилать её, повернувшись к Чживону спиной. — К чему ещё можно написать «сахар» почти на вагине? — Одеяло выпало из рук Джинни. Залившись краской, она затряслась. Что… что он сказал? Алая, как спелый томат, она обернулась через плечо.

— Т-ты… ты видел? — Бобби беззаботно кивнул, скорчив невинную мину. — Мы… ты… что произошло ночью?

— Ничего, — пожал он плечами.

— Тогда какого черта ты лазил мне в трусы?! — Джинни было стыдно даже не за это. Бог с ними, с трусами! Выходит, это он раздел её! И видел облупившийся лак на ногтях пальцев ног, небритые неделю ноги и всё остальное. Вашу мать! Вот так всегда попадают под обзор парню, которого хотят? Проклятье Бриджет Джонс настигло её. — Ты меня изнасиловал? — попыталась перейти на роль жертвы Джинни, чтобы не было так горько и унизительно.

— Между нами ничего не было. Прости.

— Засунь себе извинение в жопу!

— Скажи спасибо, что я не попробовал «сахар» на вкус. Признаться, соблазн изведать, действительно там сладко или нет, был. — Джинни готова была заплакать. Как надо было налакаться, чтобы тебя вертели, как хотели! — Так, ты скажешь, почему ты написала именно это и именно там? Это ведь свежее тату, я прав?

— Да, недавно сделала, — проворчала девушка. — Шуга — прозвище Юнги…

— Как знал, что не стоит облизывать, — ехидно расплылся Бобби. — А почему не написала «Юнги»? Потому что сахар, если что, применимо к любому другому?

— Да пошёл ты! — наклонившись за подушкой, Джинни вытащила её из-под застланного только что одеяла и швырнула в Чживона. Он налету поймал её свободной рукой и положил спокойно на стул.

— А не хочешь сделать ещё одно тату?

— Наколоть «Бобби» на копчике? — с издевкой выставила руки в бока девушка.

— Зачем прям так? Я же не БиАй, ему бы твоя идея, только с его именем, понравилась бы. — Допив чай, он отставил чашку. — По другую сторону, напротив «сахара», напиши «перец».

— И что это будет значить? — найдя свой телефон, убрала его в карман Джинни и стала проверять, ничего ли не забыла? Вещи на ней, сумочка тут, мобильный теперь тоже.

— Меня.

— Тебя у меня «там» не будет. Там только сахарят.

— А я бы и поперчил…

— Перчилка отвалится, — поправив волосы, Джинни открыла дверь и, махнув рукой, вышла.