Поперчить посахаренное

Сахар

В четверг в университет не явился ни Бобби, ни БиАй, ни Хёна. Джинни с Дохи еле досидели лекцию, убедившись, что подруга не пришла, и поспешили позвонить пропаже. Та подняла и, достаточно бодрым и вдохновленным голосом сказала, что с ней всё в порядке и завтра она вернётся к занятиям. Но по отсутствию Ханбина было ясно, с кем она. Не понятно только зачем. Зачем ей самой нужны были обреченные на безответность и драму отношения? И не то чтобы она не понимала того, что понимали все. Хёна и сама прекрасно знала всё от и до, лучше других. Только не могла противостоять внутреннему зову: сердца, плоти, души — уже не разобрать. Джинни задумалась, а может правда, существуют феромоны, гормоны, химическая реакция на запах ли, воспроизведение какого-то образа мозгом, на прикосновения, которые заставляют терять рассудок или попадать в неуправляемую зависимость? Что её манило или привлекало в Бобби, если умом она понимала отсутствие чего-либо, что могло бы их связывать, более того, гибельность и ненужность какой-либо связи она осознавала ещё яснее? Всё это паранойя, бешенство неугомонной молодости, которая, требуя своё, найдёт любые доводы о свободе, правах и любви, чтобы получить желаемое. Молодость… это относительно небольшая часть жизни, в которую совершается самое необдуманное, с чем, или по итогам чего проживается вторая половина жизни. Так стоит ли поддаваться каким-то прихотям в угоду удовольствиям, или лучше не пробовать, поступив скучно, но по-взрослому? Как всегда говорил брат: «Зрелость — это ответственность». Так он отучал её ввязываться, во что не нужно, считая себя достаточно большой и самостоятельной. Может, не стоило мешать ему кокетничать с Хёной? Что плохого бы было в их свидании с Намджуном? Зато хоть какая-то возможность отучить подругу от Ханбина, прервав хоть одну из их топких, как болото, историй, грозящих аморальностью, падением от высокого к низкому, ниже некуда.

К счастью, на следующий день, в пятницу, Хёна в действительности была на месте, как и БиАй. А вот Чживона по-прежнему не было видно. Дохи попыталась отвлечься и удовлетворить своё любопытство расспросами по поводу пропуска учебного дня Хёной, но они вновь не прошли сквозь оборону «личного». Подруга не отрицала, что была с БиАем, но подробности выкладывать отказалась. Зная, что ей не нравится этот вопрос, Дохи не стала спрашивать: «Так вместе вы уже наконец-то или нет?». Её саму король университета больше не трогал ни за душу, ни за что другое, и то, за что она по-настоящему волновалась — это прогулы Бобби. А если его всё-таки отчислят? Вечером девушка поехала к нему домой, но, проведя полчаса под дверью и обзвонившись, никого не нашла и ничего не добилась. Куда он подевался? Спрашивать его номер у кого-либо было неудобно, тогда сразу же разоблачится обман, что они встречались, а поскольку этот миф нужен был Бобби, то Дохи поддерживала его существование. Для чего, для кого? Ей хотелось бы спасти Джинни от Бобби… или увести Бобби подальше от Джинни? Но Дохи решила не вмешиваться туда, где сама не знала, какие чувства ею овладевают. По отношению к себе она увидела столько добра и тепла, сколько не видела ни от одного молодого человека, но объективно она понимала, что Чживон не подарок, и в какой-то степени, до конца ещё не раскрытой, он намного хуже, чем кажется, или пытается казаться. Едва она прозрела насчет его внутренней красоты, как та попала под сомнение в связи с его перегибом с пьяной Джинни. Зачем он пытался раздеть её? Настолько ли ужасен этот поступок, или Дохи всего лишь начала ревновать? Не понравившись самой себе с этими помыслами, она ещё раз повторила про себя, что не будет лезть и вмешиваться туда, где не в силах расшифровать свои собственные чувства. Какая ревность? Для такой как она и френдзона красивого парня — уже честь, так не лучше ли придерживаться максимально возможного успеха, и не пытаться прыгнуть выше головы?

В субботу запланированная баскетбольная игра против филологического факультета состоялась. На неё Чживон пришёл, и когда Дохи увидела его без новых ссадин и знаков боевого отличия, то невольно выдохнула. Хёна, будучи до сих пор витающей где-то в облаках после той совместной ночи с БиАем, (перешедшей в долгое совместное утро в номере гостиницы, куда король университета заказал завтрак) не заметила того облегчения поблизости от себя, что вырвалось наружу, а Джинни не пришла, так что вместо неё третьим с ними зачем-то приперся Чану. Болеть за свой факультет. «Как же» — подумала в начале игры Дохи, предполагая, что красота Хёны опять кого-то не оставила равнодушным. А Джинни тем временем, не дразня судьбу и не надеясь уже, что Бобби прекратит домогательства первым, сидела дома. Проще было самой постараться избегать встреч и столкновений. Отсутствие девушки на трибуне не ускользнуло от внимательного взора Чживона, и в этот вечер он играл особенно яростно, перетянув на себя половину игры, разметав соперников, разбив команду противника в пух и прах. Победа была достигнута с легкостью. Бобби производил такие манипуляции на площадке, так мастерски управлялся мячом, что убери четверых его друзей — он бы всё равно не потерпел поражения. Дохи не знала, спуститься ли, чтобы его поздравить, или не становиться навязчивой подругой? Хёна поднялась, чтобы идти к Ханбину, когда к тому подбежала какая-то другая девушка и, прыгнув на шею, поцеловала в щеку, подняв ноги. С улыбкой, он покружил её на месте и поставил на пол, развернувшись к товарищам, чтобы порадоваться очередной совместной победе, но неизвестная так и осталась стоять с ними. Хёна застыла. В сотый, тысячный раз. Опять. Всё по новой. Эта череда, этот нескончаемый ряд женщин, каждой из которых он может говорить то же самое, что ей, смотреть на них так же, иметь их так же, удовлетворять их, пока её кожа стынет под одиноким одеялом, шептать им красивые слова, или грубые заводящие во время секса словечки. Госпожу Мин она могла простить, и даже не дрогнуть от того, что БиАй переспал с ней, потому что это было как-то… по определенным причинам. Ханбин даже не для собственного удовольствия это делал. А те, кто приносили ему удовольствие, Хёной ненавиделись. Она боялась, что однажды какая-то сможет всё-таки стать для него незаменимой, какой не получалось у неё. Какая-то может завладеть его сердцем — почему нет? Всё когда-нибудь случается. Поэтому каждая, которую он не имел, а вот так кружил, непошло обнимал и чмокал в щеку, каждая вот такая была куда опаснее, болезненнее и ненавистнее. Нет, Хёна слишком ослабла от своих чувств, чтобы называть это ненавистью. Она всего лишь умирала сама от подобных зрелищ. Злоба не выходила наружу, а направлялась на себя, понимая, что виновата только она сама, не справляющаяся со своей любовью, затмившей и гордость, и самолюбие, и ревность, и вообще всё, кроме желания быть любимой БиАем. А что, если это всего лишь зависимость? Ведь не должна же любовь причинять столько мук! Хёна посмотрела на веселящуюся в кругу баскетболистов девушку. Невозможно угадать, сколько продержится следующая, и конкретно эта. Хёну так тянуло к БиАю после того, как он напомнил, каким бывает, и что может делать с телом женщины в своей постели, что ей сделалось не по себе. Нет, если она его любит, то нужно отделаться от этой физиологической страсти. Любят душой… Если она любит Ханбина, спящего со всеми подряд, то и она должна поступить так же — переспать с кем-то ещё. Ей станет легче, должно стать легче!

Дохи тоже видела, как смазливая юная девочка тёрлась возле Ханбина и других ребят, она и Бобби поцеловала в щеку, но этого не видела Хёна, которая вдруг резко развернулась к выходу и пошла прочь.

— Может, проводишь её? — предложила Дохи Чану.

— Куда? — удивился он. Поражаясь его тугодумству, подруга покачала головой.

— Домой, куда же ещё? — Ожидая, что он подорвётся и побежит догонять девушку, Дохи просчиталась.

— Зачем это? Пусть её Ханбин провожает, — тоже замечающий последние тенденции, пожал плечами он. Уже забывшая о том, что когда-то сочинила себе псевдоним, Дохи вдруг услышала:

— Анжелина! — Повернувшись к проходу, она с удивлением обнаружила БиАя, поднявшегося до их ряда на трибуне. Они с Чану замолчали, глядя на него. — Где Хёна?

— Ушла.

— Она вернётся? — поверхностно поводил он взглядом по публике.

— Прежде чем интересоваться этим, думаю, не стоило жаться с какой-то телочкой.

— Тёлочкой? — БиАй обернулся, словно пытаясь увидеть прошлое и себя в нем со стороны. Лента отмоталась, когда он нашёл глазами ту, что висела на его шее три минуты назад, а теперь о чем-то болтала с Чжинхваном. — Если бы Юнхён тебя услышал, то ввалил бы пизды за то, что ты так назвала его сестру. — Дохи внимательнее поглядела вниз. В самом деле, было между родственниками что-то общее. — Так, куда пошла Хёна?

— Думается, она тоже была не в курсе существования у Юнхёна сестры, — угадала Дохи, кивнув на выход. БиАй, посмотрев туда, недовольно свел брови и, уже разворачиваясь к площадке, передумал и всё-таки направился к выходу.

— А тебя домой не проводить? — подал голос Чану, осмелев в отсутствии короля университета. Дохи посмотрела на него и, почувствовав что-то неладное, какое-то непривычное и незнакомое, отказалась.

Хёна вышла из спортзала, жалея, что накрасилась сегодня, что надела обтягивающие светлые джинсы, что уложила волосы. Застегнув на молнию кожаный бордовый пиджак, она спрятала кулаки в карманы и, не плача, держась, чтобы не потекла при всех тушь, прошла через вестибюль. Зрители расходились. Всем нужно было по домам, кроме тех, кто помчит на вечеринку на крыше. Опять выпивка, секс, музыка… теперь там не будет ни Дохи, ни её. Но без них ничего не изменится, никто не расстроится. Есть такие люди, как они, второстепенные. Всю жизнь они играют вторые роли, иногда их приглашают главные персонажи, чтобы оформить свою яркую судьбу, свой первый план, оттенить свою значимость, но потом их откидывают в массовку, или вообще сажают на скамейку запасных, где ничего не происходит. Возможно ли изменить что-либо и разыграть собственный спектакль? Нет, потому что эти же главные являются и режиссерами, и сценаристами. Ну кем она может быть в жизни БиАя? Осветителем? Декоратором? Костюмером?

— Хёна! — очнулась она, стоя на лестнице. Поводив глазами, она обнаружила Намджуна, поднимающегося к ней по ступенькам. — Привет, — улыбнулся он, остановившись рядом. — Джинни подсказала, где тебя можно найти и посоветовала совершать все попытки приударить, пока её нет рядом, — Рэпмон тихо посмеялся.

— Ты собираешься за мной приударить? — в сбившихся и путаных мыслях, она попыталась осознать, что ей говорят.

— А почему бы нет? Ты против? — мило приподнял он брови. Ямочки на щеках скинули ему лет пять возраста. Хёна шла из спортзала с желанием переспать с первым встречным и теперь, когда её спрашивают, против ли она каких-либо ухаживаний, что может она сказать?

— Ты на машине?

— Да, вон она, — указал он на автомобиль, стоявший почти там же, где тогда, когда он забрал их с сестрой.

— Увези меня куда-нибудь, пожалуйста. Можешь высадить хоть на окраине Сеула, только увези. — Намджун окинул её тревожное лицо проницательным взором. Потом всю её, от туфель на шпильке до густых распущенных волос ниже лопаток. Потянув её руку из кармана и потрепав, чтобы она расслабила кулак, парень разжал её пальцы, взяв ладонь в свою, и потянув к машине.

— Леди, вас — хоть на край земли, — открыв дверцу, он подождал, когда девушка перенесет ноги на резиновый коврик. Сев за руль, он нажал на общий замок. — Всё, ты моя пленница. Страшно?

— Всё равно, — впопыхах бросила Хёна, ещё не перестав думать о БиАе, но тотчас опомнилась и посмотрела на Намджуна. — Прости… я… Лучше не спрашивай меня ни о чем. Я помолчу, ладно? — Рэпмон понимающе кивнул и включил музыку. Заигравший рэп никак не помогал Хёне сосредоточиться на своих переживаниях. Любая, какая угодно музыка позволила бы ей сейчас пострадать, но вместо этого строчки речитатива ввергали в сознание то мат, то жалобы на тяжелую уличную судьбу, то наоборот, восхваление какой-то крутоты и мажористости исполнителя. — У тебя ничего другого нет? — не выдержала и поинтересовалась Хёна.

— Ты имеешь в виду исполнителя? Или жанр?

— Жанр.

— Ты не любишь рэп? — сначала громко возмутился, а потом расстроился Намджун. — Ну всё, у нас ничего не получится. Непреодолимые разногласия на второй минуте свидания. — Хёна невольно улыбнулась. Рэпмон посмотрел на неё краем глаза и тоже расплылся. — Ладно, дам себе второй шанс.

— Себе?

— Не тебе же, шансы дают мужчинам, — он переключил с воткнутой карты памяти на радио и поймал первую попавшуюся волну. — Я-то могу и другое послушать, а ты меня с моим рэпом не выдержишь.

— Некоторые мужчины считают, что шанс можно давать и девушкам…

— Некоторые кто? — притворился не расслышавшим Намджун. — Ты сказала мудаки, или мне послышалось? Как я мог подумать, естественно, послышалось, ты же девочка и не материшься. Ты сказала идиоты? — У Хёны опять зазвонил телефон. Она посомневалась некоторое время, доставать ли его вообще из сумочки, но потом всё-таки достала. На экране светилось имя БиАя. Глаза оказались на мокром месте, глядя на две эти буквы, приносящие ей столько боли. Но палец не опускался на кнопку «принять». — Убери, — попросил Намджун. — Убирай! Убирай, убирай! — настоятельно замахал он ближней к ней рукой. Хёна протянула мобильный Рэпмону.

— Забери у меня его, я не смогу не ответить. — Молодой человек взял телефон и швырнул на заднее сиденье, предварительно выключив звук. — Спасибо.

— Это из дающих второй шанс?

— Даже третий и четвертый, — вздохнула Хёна.

— Поглядите какая щедрость… — Намджун остановился на светофоре, начав мотать головой в такт какой-то песне. За окном, со стороны девушки, расположился магазинчик цветов, на который упал его взгляд. Движение головой прекратилось. — Цветы хочешь? — Вдруг спросил он. Хёна посмотрела на него, проследила взгляд, увидела витрину.

— Это вот так теперь девушкам цветы дарят?

— Не, ну а чего? — пожал он плечами. — А вдруг у тебя аллергия или ты в принципе цветы не любишь? Моё дело спросить. Так хочешь или нет?

— Я никогда не бывала в такой ситуации, и даже не знаю, что ответить… — смутилась Хёна.

— Правду. Хочешь или не хочешь? — Зажёгся зеленый свет. Намджун нажал на аварийку и откинулся на сиденье, проигнорировав гудок позади. — Хочешь или нет?

— Хорошо, хочу, хочу, только не создавай пробок! — занервничала студентка, слыша, как давление на клаксоны сзади усиливается. Рэпмон удовлетворенно принял согласие и вышел из-за руля. Водитель сзади открыл окно и что-то ругательное выкрикнул в его сторону.

— У тебя жена что ли рожает?! Или ты пожарный на вызове?! — крикнул в ответ Намджун, борзым лицом дав понять, что на него наезжать бесполезно. — Посидишь, не развалишься! — открыв дверцу Хёне, он подал ей руку. — Пошли, выберешь сама. Только не вздумай выбирать подешевле по цене, ясно? — Не дав ей подойти к витрине, Рэпмон остановил девушку. — Покажи отсюда для верности, какой? — растерявшаяся, Хёна быстро забегала глазами по букетам и, увидев красивые крупные нежно-розовые розы с белыми хризантемами, указала на них. — Момент! — Намджун быстро забежал внутрь, отслюнявил нужную сумму и вернулся, вручив девушке цветы.

— Спасибо… — Автомобили уже объезжали их машину, всё равно сигналя и матерясь за стеклами, но Рэпмон, будто дорога принадлежала ему, наплевал на всё происходящее.

— Ну-с, — тронулся дальше брат Джинни, замечая, как восторженно держит в руках цветы Хёна. — В ресторан хочешь? — Девушка насторожено на него воззрилась. — Так что? Хочешь? — Его палец потянулся к аварийке.

— Нет-нет! Никуда не хочу. Не надо. Перестань. Нет настроения сидеть где-то.

— А я уж подумал аллергия на рестораны, — пошутил Рэпмон. Успокоившись, что они не перегородили движение, Хёна изумилась ему: — Ты всегда обо всём спрашиваешь?

— Только в начале. Надо же узнать человека. Потом, когда уже знаешь, можно и не спрашивать. Но угадать, что хочет девушка, я считаю, невозможно. Для меня, по крайней мере, и моих скромных способностей.

— Ну, некоторые мужчины ориентируются на свои желания, в таком случае…

— Прости, я не расслышал, кто? Ты всё-таки материшься? — Хёна засмеялась.

— Хорошо-хорошо, настоящие мужчины не ориентируются только на свои желания.

— Так-то лучше.

— И что же делать с ненастоящими?

— Игнорировать, — отмахнулся Намджун. — Зачем тратить на них время? Есть же я?

— А ты настоящий? Самый-самый? — Картина, как какая-то неизвестная висит на БиАе, постепенно рассосалась. На душе стало полегче. Хёне удалось свободно вздохнуть, однако не выпуская мысли о том, что с зависимостью от Ханбина надо кончать. «Кончай, кончай!» — прорычал его голос в подсознании. Девушка поёжилась, потерев плечи.

— Не идеал, конечно… тоже бываю плохим мальчиком, — улыбнулся он и остановился на очередном светофоре. Повернувшись к Хёне, он положил локоть возле подголовника. Расстегнутый пиджак открывал светлую рубашку без галстука. — Хочешь поцелую? — Задал он третий вопрос, на этот раз абсолютно выбивший студентку из колеи. Они посмотрели друг другу в глаза.

— У меня нет аллергии на поцелуи, — несмело произнесла Хёна, покраснев.

— Так хочешь или не хочешь? — неугомонно повторил он. Девушка шумно выдохнула, недовольная требованием от неё решения. Возможно, именно поэтому она обожала БиАя: он никогда не спрашивал, но делал так, что в итоге Хёна получала именно то, чего хотела. Но Намджун был так очарователен и прост со своими вопросами… что она нажала на аварийку, подтянувшись к нему ближе.

— Иногда нужно уметь читать знаки, Намджун. — Замешкавшись на мгновение, он улыбнулся и, посмотрев на её губы, закрыл глаза и притянул к себе. За их задним бампером опять раздалось жуткое гудение.

Ханбин и на этот раз увидел только погружающуюся в чужую машину Хёну, и даже выкрикнул имя, но она не услышала. Вернувшись за телефоном в раздевалку, он стал звонить ей, но она не брала трубку. Парень переоделся и позвонил снова. Никто не брал. Хёна не брала ему! БиАю хотелось проснуться. Отказавшись от вечеринки — а без него она и не состоится, — Ханбин подкинул Юнхёна с его сестрой до дома и поехал колесить по улицам, надеясь натолкнуться на ту машину, что увезла Хёну, и на того типа, который был с ней уже второй раз. Но поиски были тщетными. Не представляя, куда они могли поехать в огромной столице, БиАй подъехал к дому девушки и, встав чуть в стороне от её подъезда, заглушил мотор. Сколько придётся ждать? Час, два, три? А может, он обманулся, решив, что Хёна верна ему и любит его? Может, её не только он увозит на ночь? Сжав пальцами руль до скрипа, Ханбин, нетерпеливый по натуре, не мог сидеть спокойно. Ему проще было бы кататься где-нибудь, чем бездействовать. Какого черта он тут делает? Надо было ехать на вечеринку и напиться, соджу быстро развеет горести и печали. А что, если она уже дома? Если её подвезли сразу же? БиАй посмотрел на окна, но никак не мог вычислить, которые принадлежат её квартире? Надо позвонить ещё. Гудки. Никто не берет. Проклятье! Перед глазами поплыли сцены, как этот длинный индивид на темной тачке заграбастает Хёну своими лапищами и будет тискать, а она, такая податливая и безвольная, даже не станет сопротивляться, раздвинет ноги и всё. Так и будет. «Все бабы бляди» — обиделся на них БиАй, скрестив руки на груди и затопав ногой. Он настолько рассвирепел, что даже перехотел Хёну, ему было тошно и мерзко представить, что она побывает под другим. Да после этого он к ней даже не притронется! Вспомнив, какой испуганной, невинной и стыдливой он прищучил её тогда, в первый раз, Ханбин закрыл глаза и откинул голову. Ему по-настоящему хотелось её тогда до такой степени, что он сходил с ума, стоило представить, что не добьётся своего. Бывали такие девственницы, что ноги не разводили, а в другие две дыры давались быстро — их имя вылетало из головы на следующий же день. Но Хёна была не такой. Она даже наедине с ним боялась остаться, хотя уже влюбилась по уши — было видно по глазам. Она так неумело поцеловалась с ним, что он понял — и это тоже для неё впервые. Красивая домашняя девочка, отпущенная родителями чуть подальше от дома. Её девственность была почетной в его списке достижений. Зачем-то захотелось закрепить, развратить… Уговорил сделать минет и бросил. Подумал, что тоже потенциальная шлюха. Почему не заметил, что она в тот момент и с моста бы прыгнула, скажи он ей? А это уже было не признаком шлюх. И вот по прошествии стольких месяцев… всё же блядь? «Да все они, да-да, все» — покивал себе Ханбин. Никогда не трахал никого, кроме девственниц, без презерватива, а этой доверился, не усомнился, что за год другим не давала. И вот, нате пожалуйста.

Долгожданная машина подъехала, и Хёна вылезла из неё, наклонившись в салон и что-то на прощание сказав водителю. Прежде чем она вышла, затонированное авто простояло минут десять. Что за душевные прощания? Когда оно отъехало, девушка распрямилась, и БиАй увидел здоровенный букет цветов в её руках. Стиснув зубы, он вышел из кабриолета, громко хлопнув дверцей.

— Хёна! — Она вздрогнула, услышав его голос. БиАй подошёл к ней походкой крадущегося ягуара. Ему хотелось вырвать букет из её рук, бросить под ноги и растоптать. Чтобы не сделать этого, он сунул их в карманы. — Почему не поднимала телефон?

— Не слышала, наверное, — отвела она глаза, похлопав по пиджаку и убедившись, что забрала мобильный.

— Серьёзно? Чем же была таким занята? Трахалась? — Хёна поджала губы, и уже хотела обидеться, когда переосмыслила ответ и выдала другую реакцию:

— Конечно! Разумеется трахалась, БиАй! Я же как ты! Все же, как ты! Все живут только тем, что трахаются — других занятий нет! Нет разговоров, прогулок, нежности и романтики, только твои неукротимые спаривания!

— А-а… — протянул Ханбин ехидно. — А тебе хотелось романтики? Всякие конфетки, подарочки, цветочки, — презрительно поморщил нос от букета молодой человек. — За это уже ноги готова развести?

— У тебя просто замкнутый круг… всё сводится к сексу, да? А что, если эти цветочки хороши сами собой? Не укладывается у тебя в голове, как так можно? Делать что-то не для, не ради и не с помощью секса.

— Извини, я так создан, я же мужчина, — гордо хмыкнул он.

— Ты мудак! — яростно рявкнула Хёна, вспомнив слова Намджуна. — А мужчины ещё и другой головой думают. — Развернувшись, она пошла в подъезд.

— С каких пор ты так грязно выражаешься? Эй! — Ханбин догнал её, остановив за плечо. Она вырвалась и пошла дальше. — Если ты сейчас не остановишься — я уйду насовсем! — Хёна развернулась.

— Ты и так рано или поздно уйдёшь насовсем. Жить в ожидании этого я устала. Ты говорил, что уедешь за границу, когда закончишь университет, а это будет грядущим летом. Чего ради мне остановиться сейчас? Снова потрахаться в лифте? Поехать в гостиницу? Если я захочу существовать только ради секса, я устроюсь в бордель!

— Хёна!

— Иди к своей новой любовнице, забыл её на баскетбольной площадке?! — прошипела девушка.

— Это была сестра Юнхёна, — сквозь зубы унизился до оправдания Ханбин и, развернувшись, кинулся к машине, чтобы уехать. Пока Хёна обрела дар речи, след кабриолета простыл на ночной улице.

Бобби вежливо кивнул Джинни, здороваясь, и прошёл мимо. Ей показалось, что она спутала миры, войдя в двери университета. Всё было в порядке? Или она забыла проснуться? Дойдя до аудитории, она поняла, что за воскресенье потеряла бдительность и забыла, кто такой Ким Чживон. Половина группы, которая уже пришла, косилась на неё и шепталась, в то время как от входа и до задней парты каждые полметра были выложены записками в форме сердца с подписью «Джинни». Снедаемые любопытством студенты терпеливо их не трогали под грозным надзором Дохи, помахавшей с последней парты. Сестра Намджуна присела, чтобы поднять и перевернуть первую. «Я знаю, что писать записки — это банально». Джинни подняла вторую. «И включать музыку — не оригинально, всё как в фильмах». Третья её не сильно отдалила от двери. «Дарить цветы, духи и побрякушки вообще тоска, да и разве у тебя чего-то нет?». Джинни уже не могла остановиться, как лягушонок на корточках собирая предназначенные ей послания. «Признания — всего лишь слова». «Наглость и напор не произвели на тебя никакого впечатления». Девушка остановилась, успев подумать, что зря он сделал такие выводы. Или рисуется? «Я не должен был вести себя так, как повел, пока ты спала». Что-что-что? Сожаления от Бобби? «Я бы хотел, чтобы ты хоть раз забралась на мою крышу по собственной воле». «Потому что с неё изумительный вид на звезды». «Я хотел бы подарить тебе небо». «Но поскольку мне не принадлежит ни оно, ни море, ни океан, ни что-либо ещё кроме меня самого». «Я могу подарить тебе только себя». «Возможно, это не самая нужная вещь в твоей жизни, и она не принесёт тебе той радости, на которую я хотел бы надеяться, — гласила самая длинная записка. — Но, по крайней мере, такого точно больше ни у кого нет». На её стуле лежала последняя. Джинни подняла её и перевернула, уже держа стопку сердечек. «Прости меня» — коротко просило два слова на листке. И они попали ей в душу глубже остальных. Студентка села, передав все записки в правильной поочередности для ознакомления Дохи.

— Он опять за своё… Юнги, на кого ты меня оставил? — проныла Джинни и легла привычно на парту.

— Ты простишь Бобби? — спросила подруга.

— Самое ужасное знаешь что? — посмотрела на неё сестра Намджуна. — Он довел меня до такого состояния, когда я не в состоянии на него обижаться. Я просто пытаюсь никак не ответить на его поползновения — всё! Беситься у меня от этого уже не выходит, а делать вид, что бесит — нет сил.

— Хреновенький признак, — прокомментировала Дохи.

— Как мне опять возненавидеть его, а? Он заглянул мне в трусы, пока я спала, а мне в этом всём не нравится только то, что я не была в идеальном состоянии! — Джинни зарыла лицо в ладонях. — Отрубите мне голову!

— Доброе утро, — рассеянная и с тенями под глазами, подошла к ним Хёна, усаживаясь.

— Привет! — помахали ей хором впритык подруги.

— Девчонки, у меня к вам нескромный вопрос… я не доверяю интернету, поэтому лучше спрошу у вас, — комкая пальцами край рюкзака, Хёна помялась. — Как вы предохраняетесь?

— Э-э… — протянула Джинни, поднимаясь. — Ну, если честно… я ни черта в этом не понимаю — это всё головная боль Юнги. Если что-то пойдёт не так, брат ему оторвёт всё, чем что-то было сделано не так, поэтому он относится к делу с полной серьёзностью.

— То есть, он пользуется… ну… презервативами? — смущаясь поднятой темы, выжала Хёна.

— Нет… он… Ну… — девушки вновь почувствовали себя невинными (а кто-то таковой продолжала быть, что успешно скрывала), далеко не такими взрослыми и развязными, какими хотели казаться. Стоило коснуться интимного, как языки прилипли к нёбу и храбрость кончилась. — Вынимает, в общем, чаще, чем с презервативом, — поалела Джинни, поняв, что если она ещё какие-то подробности выдаст вслух, то ей неудобно их будет воспроизводить потом на деле.

— А Бобби? — посмотрела на Дохи Хёна. Застыв с лицом накурившегося травы карася, студентка умудрилась не покрыться румянцем.

— Исключительно презервативы. Я ему не доверяла.

— А вы не боитесь, всё равно, забеременеть? — девушки переглянулись. Джинни прищурилась, начав догадываться первой о причине подобных вопросов.

— Так, Хёна, выкладывай. Что произошло? БиАй не стал предохраняться?

— Да нет! Он наоборот, всегда… — Хёна переплела пальцы, затерзав ремешок. — У меня месячные должны были прийти в субботу, а сегодня понедельник! Но он вроде не допускал никаких оплошностей… а в ту субботу мы были прилично пьяные, и я точно не помню…

— Два дня — это не так уж много, — похлопала её по плечу Джинни. Ей как-то не страшно было забеременеть от Юнги. Конечно, к детям она совершенно не готова и не хотела бы сама так рано становиться мамой, которой вовсе не хочется возиться с детьми, но по крайней мере она знала, что ребенок оказался бы в полноценной семье, был бы обеспечен, её бы никто беременную не бросил. А что же делать с Хёной, если вдруг… — Скажи БиАю.

— С ума сошла? — просипела испугано Хёна. — Я представить даже не могу, как он отреагирует! Он терпеть не может разговоры о всяких месячных и подобном… он же не виноват, он и правда всегда предохраняется…

— А если ты всё-таки окажешься в положении? — близко к сердцу приняла проблему Дохи. Она сразу же вспомнила, что родители Хёны небогаты, и не вытянут её с внуком. — Ты должна будешь ему сообщить!

— Если точно всё подтвердится, то скажу… — Прозвенел звонок, прервавший разговор. Переглядываясь и сокрушено качая головами, девушки взялись за ручки.

В столовую они пришли одними из первых. Взяв себе по обеду, они уселись за свой столик. Дохи проинспектировала выбор Хёны в еде, ища доказательства беременности. Но всё было, как всегда.

— На солёное не тянет? — поинтересовалась она.

— Боже, Дохи, два дня всего! — ударила её в бок Джинни.

— Ну, а вдруг? Я подробностей не знаю, как процесс должен происходить по часам. — В царство студенческих желудков вошла королевская компания. Бобби шел чуть впереди, рядом с ним БиАй, потом все остальные. Чживон, сразу же заметив Джинни с подругами, притормозил, как только поравнялся с ними. Ханбин нехотя уперся в его плечо.

— Приятного аппетита, — улыбнулся Бобби. Дохи отсалютовала ему, не имея возможности говорить с полным ртом.

— Пошли уже, — подтолкнул его БиАй. Поспешив проглотить всё, что жевала, Дохи серьёзно проворчала:

— Куда спешишь, папаша? — Хёна спешно пихнула её в бок, пряча лицо за волосами.

— Замолчи! — шепнула она. Ханбин непонимающе посмотрел на Порочную Анжелину.

— Что ты там лопочешь?

— Что реакция у тебя плохая, поэтому скорость надо научиться сбавлять.

— Замолчи! — громче прорычала на неё Хёна.

— А вот и не буду! Секс — дело двоих, двоим всё и расхлебывать! — Дохи посмотрела БиАю в глаза. — Любишь трахаться, люби и памперсы менять. У Хёны задержка месячных, ты единственный подозреваемый. У меня всё. Спасибо, я уже наелась. До свидания, — поднялась она, почти не тронув обед кроме пары ложек супа и, взяв поднос, быстро пошла к конвейеру. Ханбин уставился на Хёну.

— Это правда?

— Всего пара дней… бывает и от нервов, — сразу же вспомнила она всё, что прочла в интернете. В сторону Джинни она пробормотала: — Никогда этой плюшке болтливой больше ничего не скажу! — Подруга, к которой она обратилась, старалась не смотреть на Бобби, нависшего над ней, поэтому уставилась в спину уходящей Дохи и только сейчас обратила внимание, что та заметно похудела.

— Я… иди сюда, поговорим, — наконец-то, впервые в жизни не смог сказать прилюдно чего-то и Ханбин. Поторопив Хёну, он вытащил её из-за стола и отвёл в сторону. — Я же старался быть аккуратным… — без посторонних ушей заметил он.

— Я знаю! — теряясь, заправляла волосы за уши Хёна, трепля их концы. — Но ведь ещё и не факт… всего два дня…

— А если подозрения подтвердятся?

— Я не собираюсь тебя шантажировать, и вообще лезть в твою жизнь, но и аборт я делать не буду, — серьёзно произнесла Хёна, потому что успела надумать себе за утро всего. Когда ни с кем не занимаешься сексом, даже недельная задержка не вызывает волнения, но как только с кем-то переспишь, в календарь смотришь каждый час, и сравниваешь сроки с предыдущим месяцем по минутам. И каждая минута без изменений превращается в кошмар и ожидание худшего.

— Кто говорил об аборте? — Недовольно посмотрел на неё БиАй. — Ты что, и впрямь меня за мудака держишь? По-твоему, если из-за меня произошла такая оплошность, я струшу и не выкручусь самостоятельно? — Он поджал губы, надменно их покривив. — Хорошего же ты обо мне мнения…

— Я всего лишь предупредила…

— Если это окажется правдой, то… — Ханбин поднял руки и начал загибать пальцы. — Октябрь… декабрь… февраль… июнь. Как раз выпуск. Отец меня убьёт, конечно, но… — он не выдержал смотреть на нервничающую руку Хёны и поймал её, сжав в своей. — Ни от чего своего я не отказываюсь. Если оно действительно моё, — выделил ударением БиАй, вызвав тем слёзы на глазах Хёны.

— Как ты можешь? Я никогда… ни с кем… — Парню стало совестно, что он оскорбил девушку намеком, хотя вовсе не об этом говорил. Он подразумевал не то, что ребенок может оказаться не от него, а то, что Хёна отдала своё сердце кому-то ещё. Он и сам не верил, что она спит с кем-то помимо, пока есть он.

— Тише, не нервничай, — погладил он её по щеке. И занервничал сам, пытаясь скрыть это. — А то, если это от переживаний, месячные к тебе так и не придут. Иди, ешь, — подтолкнул её аккуратно Ханбин. — И, пожалуйста, сообщи мне, как только что-то прояснится, хорошо? Неважно, в какую сторону. — Хёна кивнула. — Господи, впервые хочу узнать, когда у девушки будут месячные! — цокнул он языком и пошёл к своей компании, уже принявшейся за трапезу.

Джинни шла на выход после всех занятий, перечитывая одну за другой записки от Бобби. Это было по-новому, не так агрессивно и прямолинейно. Это было нежно. И хотя тоже просто и банально, всё-таки безумно мило. По какому праву она умиляется от этого?! Джинни утрамбовала сердца стопочкой и запихнула в сумку. Открыв перед собой дверь, она вышла на улицу и сразу же вкопалась на ровном месте.

— Юнги! — воскликнула она, завизжав и сорвавшись вперед. Распахнув объятья, Шуга чуть согнул колени, чтобы поймать несущуюся к нему Джинни. Он вернулся, живой, целый и невредимый. Девушка подняла ноги, когда сцепила руки за его шеей. Подхваченная, она закружилась на нём, смеясь и почти плача от радости.

Бобби шёл следом, чуть приотстав, никак не решаясь вручить ещё одну записку. Держа сердечко за нижнюю узкую часть, он закрывал большим пальцем последнее слово во фразе «Я не только хочу тебя, я тебя…». Увидев через стеклянную дверь сцену воссоединения, Чживон смял в кулаке бумажку и, боковым зрением приметив урну, зашвырнул её туда так же метко, как мяч в корзину.

Дохи подождала, когда он уйдёт, передумавший покидать университет и отправившийся на тренировку. Подойдя к урне, она огляделась вокруг. В холле пусто. Никакого мусора, кроме фантиков и коробочек с трубочками из-под сока не было. Рука без брезгливости залезла в контейнер. Дохи распрямила листок, развернув его перед собой. Так вот, что не увидела Джинни… «Люблю». Знай она это — в какую сторону склонилось бы её решение? «Я не буду вмешиваться туда, где не знаю, какие мной овладевают чувства!» — дала себе установку Дохи.

— Ты домой? — из ниоткуда взялся Чану.

— Да, а что?

— Можно я тебя провожу? — Девушка поставила руки в бока.

— Тебе чего надо? Другие не дают, думаешь, я от безнадёги в твою койку побежала?

— Нет, Дохи, я так не думал…

— А что тогда такое у нас случилось?

— Просто… ну… раньше бы надо мной все смеялись… но после Бобби, если я предложу тебе встречаться — это же нормально все воспримут.

— А-а! — поняла Дохи. — То есть, если я дала Бобби, то я теперь всем дам, так ты считаешь?

— Да нет же! Дохи…

— Уйди, Чану! — отмахнулась она от него, убирая мятое сердце в карман. — Раз тебе так важно мнение общества: в этом университете все завидуют только тому, с кем мутит БиАй. Приударь за ним.

— Это не смешно…

— Это отвратительно. Точно так же, как стесняться своих чувств в угоду толпе, — студентка покачала головой, подумав о Бобби, который не боялся ничего, никаких мнений, никаких поступков, никаких последствий. Ни-че-го. — Ступай Чану, ступай…