Порочный треуогльник

20. Пробуждение

Сквозь закрытые веки в глаза ударил солнечный свет, Ева зажмурилась, постаралась рукой прикрыться от невыносимо ярких лучей, вдохнула полной грудью прохладный свежий воздух, наполненный запахом древесной коры и влажной земли. По телу пробежали мурашки, почувствовалось, как озябли онемевшие ноги и пальцы на руках. В голове было туманно и гулко, вялые мысли с трудом выползали из дремотного марева. Девушка попыталась приоткрыть глаза и осмотреться, выглядывая из-за влажного рукава махрового халата. «Где я?» — проснулась первая мысль. В нескольких метрах впереди стоял кирпичный забор, вокруг поблёскивала в солнечных лучах трава, покрытая маленькими хрустальными капельками росы, левое плечо затекло и болезненно упиралось в ствол векового дуба, справа стоял знакомый и некогда родной дом.

«Что со мной было?» — Ева изо всех сил напрягала память: «Как я здесь оказалась?» — она потёрла лицо холодными руками, стараясь сбросить остатки сна: «Какой длинный был сон. И такой странный» — она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, и в этот миг будто что-то тяжёлое ударило по голове — тысячи воспоминаний пронеслись в сознании, закружились, застучали в висках противной болью, зарябили в глазах яркостью красок, закричали в ушах на сотни голосов. Они пролетели вихрем, уложились беспорядочно куда-то на полки памяти, и перед внутренним взором застыла одна картина — полумрак небольшой комнатушки, шум дождя за окном, Тимор, до боли в мышцах прижимающий её к себе, и кровь. Много крови. Всё вокруг в крови, покинувшей её бездыханное тело.

Ева вздрогнула и поёжилась: «Что за жуткий кошмар» — она захотела встать, но голова так тошнотворно кружилась, что это казалось просто невозможным. Страшная картина быстро ушла на второй план и сменилась новой, той самой, что последней запомнилась ей из школьного выпускного вечера. Тело заколотила нервная дрожь, мысли забились, заметались, пытаясь определить, что же было сном, а что нет. Поняв, что вся её жизнь — подлинная жизнь, в которой было детство, школа, друзья, мечты, победы, поражения, творчество, любовь… и странное существование, до сумасшествия скучное, запертое в четырёх стенах со стопками книг, начавшееся с беспамятного пробуждения в больничной палате — обе эти жизни сейчас были свалены горами воспоминаний в гудящей голове. «Значит не сон? Не сон!» — пронеслась мысль. Ева постаралась успокоиться, выровнять сбивчивое частое дыхание, совладать с головокружением, мысли, хотя метались в панике, всё же, приняли одно направление, и оно обязывало, в первую очередь, взять себя в руки и подняться на ноги. Когда это наконец удалось, она, придерживаясь за ствол любимого дерева, немного отдышалась и пошатываясь пошла к дому. Взойдя на порог, девушка увидела, что дверь чуть приоткрыта, как она и оставила её, когда выходила ночью во двор, за дверью слышались какие-то звуки, голоса.

«Наверное, мама с папой уже не спят» — испуганно подумала Ева: «Что они решат, увидев меня в таком состоянии?» — она критично осмотрела грязный влажный халат — видимо, ночью прошёл небольшой дождь, и от полного промокания её спасла только раскидистая крона дуба. Выбора не было, девушка глубоко вздохнула и тихонько вошла в дом. Голоса родителей слышались из кухни, она находилась сразу за входом в дом справа и пройти к своей комнате Ева могла только мимо неё, а это вряд ли получилось бы сделать незаметно. Она сняла халат, прежде чем появиться в дверном проёме, пригладила растрёпанные волосы и зашла на кухню.

— Доброе утро, мама! Доброе утро, папа! — как могла весело произнесла она, надеясь, что родители так же, как и каждое утро, поприветствуют её, не поднимая глаз, занимаясь каждый своим делом, и она сможет убежать переодеваться. Но они, как назло, дружно посмотрели на дочь с добрыми улыбками, которые, впрочем, быстро пропали с их лиц.

— Милая! Ты хорошо себя чувствуешь? — испуганно спросила девушку мать. — На тебе лица нет!

— Всё хорошо, мам, — нервно улыбнулась она, понимая, что теперь допроса вряд ли удастся избежать.

— Нет, нет, нет, — запричитала женщина, подходя ближе. — Ты такая бледная, ты наверное заболела. Какая у тебя температура? — женщина дотронулась рукой до её лба. — Лоб холодный, — констатировала она, — даже слишком холодный! Может ты не выспалась, солнышко?

— Мам, — Ева снисходительно улыбнулась, — я вправду чувствую себя хорошо, — соврала она, голова-то гудела и трещала, а по телу ползал такой противный озноб, что хотелось поскорее залезть в горячую ванную, а не стоять босиком на холодном кафеле кухни в одной ночной рубашке. Но сейчас она боялась задерживаться, её воспоминания говорили, что времени мало, ведь каждую секунду вершиться судьба иного мира, который наполняется всё новыми страданиями, пока она медлит.

— Мама, — девушка стала немного серьёзнее, — я хотела бы узнать, где моя тетрадь с личными записями? — спросила она спокойно, стараясь не напугать мать.

— Какая ещё тетрадь? — наигранно удивилась женщина, но врать она не умела.

— Которую я вела до больницы, мам, до того как потеряла память, — Ева говорила на столько уверенно и спокойно, что паника её матери только усилилась.

— О чём ты, солнышко моё? — встревожено замахала руками она.

Девушка перевела скептический взгляд на отца, который всё это время продолжал молча сидеть за столом, впрочем, от читаемой книги он отвлёкся сразу при появлении дочери на кухне. Мужчина некоторое время безмолвно глядел в ожидающие зелёные глаза, затем, совсем отложив книгу и сняв очки, произнёс сурово:

— Все твои записи находятся у доктора Яна, для твоего же блага.

— Папа, мама, — Ева с надеждой смотрела на родителей, — они мне очень нужны! Можно мне их забрать?

— Зачем они тебе? — строго спросил отец. Девушка на секунду прищурилась обиженно, но тут же натянула на лицо весёлую улыбку, такую весёлую, что выглядело это даже как-то неестественно.

— Я знаю, что это было опасно, но сейчас я всё вспомнила, — она постаралась произнести эти слова как можно более легкомысленно и непринуждённо. — Я хочу продолжить вести свои записи.

Мать Евы побледнела и, видимо, собралась падать в обморок, но супруг быстро поднялся и подставил ей стул, пока та приходила в себя, обмахиваясь кухонной прихваткой, мужчина начал осторожно:

— Милая, мне кажется, что ты вспомнила не совсем всё, — его сомнения были вполне понятны, слишком уж радостно об этом заявляла девушка. — И пока доктор тебя не осмотрит, я бы не хотел рисковать.

— Хорошо, — она уже поняла, что выбрала далеко не лучшую тактику преподнесения сюрприза своим родителям, но отступать было поздно. Теперь нужно убедить врача, что с ней всё в порядке, уж ему-то они поверят сразу. — Я готова идти хоть сейчас.

— Ева, — отец слегка занервничал, — сегодня выходной день, я завтра позвоню и запишу тебя. Доктор придёт, как только у него будет свободное время.

«Но мне нужно срочно!» — собралась уже сказать девушка, но вовремя поняла, что это вызовет только большее непонимание и волнение у родителей, она улыбнулась понимающе, помедлила секунду и, всё же, спросила:

— А почему нельзя самим сходить на приём? Так ведь будет быстрее.

Мужчина чуть замялся, но тут в разговор включилась мама, уже не такая бледная, но пока продолжающая обмахиваться пёстрой стёганой тряпицей.

— Ты же знаешь, солнышко, что мы с тобой давно не выходили никуда из дома, тем более больница, — она многозначительно закатила глаза. — Там так много народу, и душно. К чему нам это?

— Но ведь мы сегодня собирались в зоопарк, — лукаво прищурив один глаз, напомнила Ева. — Там тоже много народу по выходным.

— Нууу, там хотя бы свежий воздух, а в клинике очень тесно, — женщина заключительно кивнула головой. Обычно это означало, что разговор окончен, и продолжать его не имеет смысла.

Девушка обреченно вздохнула, но решила, что спорить сейчас бесполезно, нужно искать другой вариант.

— Ладно, — она снова наигранно непринуждённо улыбнулась. — Тогда я переодеваться и умываться. Во сколько мы пойдём?

— Куда? — удивились оба родителя, по всей видимости, уже погрузившиеся в свои размышления по поводу произошедшего разговора.

— В зоопарк, — воодушевленно ответила Ева.

— Ах, да! — отец закивал головой. — Давай попробуем к обеду. Если ты будешь хорошо себя чувствовать, — он сомнительно поджал губы. — Ты действительно очень бледна.

— Я вправду в порядке! — крикнула девушка, убегая в свою комнату. — Можно мне чёрного чая, пожалуйста?!

Она закрыла за собой дверь, кинулась к шкафу, достала оттуда бриджи и футболку, задержалась на секунду, рассматривая одежду, разложенную на кровати. «Может, действительно всё было сном?» — мелькнула мысль: «Воспоминания ведь могли прийти и во сне. Или может это вообще не настоящие воспоминания?» — Ева чуть погрустнела, задумавшись: «Нет. А если не сон?!» — она воинственно сжала кулаки: «Сделаю всё, чтобы тот мир не погиб! Даже если всё мне привиделось, сделаю и всё!».

Завтрак прошёл тихо, никто не осмелился снова завести разговор о воспоминаниях, видимо слишком уж все привыкли об этом молчать. Ева заметила, что глаза матери снова покраснели и припухли от недавних слёз, это её расстроило и насторожило — родителям было тяжело снова перестроить свой крохотный мирок, перестать бояться за свою «маленькую и слабую дочурку». Слишком уж неожиданным и не в меру радостным было её заявление о возвращении памяти.

До обеда была ещё туча времени и у девушки появилась возможность обдумать свои действия. Она уединилась в комнате, под предлогом привычного чтения, улеглась на кровать лицом в подушку и стала напряженно строить планы. Возвращение памяти давало ей некоторые преимущества в этом, но не решало всех проблем. Стационарного телефона в доме не было, видимо его убрали, чтобы окончательно оборвать связь с внешним миром. У родителей были мобильные, но как незаметно взять один из них и позвонить? Да и кому? Наверняка у них есть телефон доктора Яна, но что она скажет? «Здравствуйте! Это Ева. Я всё вспомнила, отдайте мне мои тетради, пожалуйста»? Её, естественно, попросят подождать до понедельника. А кто тогда пишет в тетради? Не сам же врач! Да и зачем вообще их отдали ему?! Вопросов становилось всё больше, а план никак не строился. Ну не сбегать же из дома, в самом деле. Тут в чуть прояснившуюся голову пришла бредовая мысль, которая всё-таки могла сработать.

Родители о чём-то тихо разговаривали на кухне, наверное, думали, как быть дальше. Ева на цыпочках, вдоль стены пробралась в коридор, где, к её немыслимой радости, в кармане отцовской куртки нашла его мобильник. Так же незаметно вернувшись в комнату, она стала напряженно вспоминать телефон своего бывшего одноклассника и просто хорошего человека — Александра. Пожалуй, он когда-то был вторым по значению её другом. И пусть с ним она не делилась самым сокровенным, тем не менее, всегда могла быть самой собой. Да и он с ней не лукавил, был простым и честным. Цифры номера его мобильного кое-как восстановились в памяти, но что сказать, когда получится дозвониться? Если получиться. Ведь больше года уже прошло со времени окончания школы, кто знает, куда жизнь занесла старого друга? Навещать девушку в «заточении» никто не приходил, видимо, это было запрещено её родителями, а вдруг он вообще забыл о её существовании? Но короткое воспоминание ночных событий заставило, не раздумывая больше, нажать на кнопку вызова. Будь что будет — все средства стоит попробовать. В трубке послышались длинные гудки — значит, телефон не отключен — уже хорошо. Одни, два… пять гудков. Ева зажмурилась, закусила губу от досады, собралась уже повесить трубку, но в ней вдруг послышалось короткое шуршание и недовольный мужской голос:

— Слушаю.

Девушка, не веря своей удаче, несколько секунд молчала, думая, что сказать, это явно вызвало ещё большее недовольство на той стороне. Поняв, что там сейчас просто повесят трубку, она тихо, чтобы не услышали родители, с некоторой опаской спросила:

— Саша?

Теперь замолчал собеседник, он пару мгновений что-то соображал, затем ответил так же неуверенно и тихо:

— Ева?

— Саша, это ты! — в бешено колотящемся сердце в этот момент произошёл настоящий взрыв радостных эмоций, девушка еле удержалась, чтобы не закричать. — Я так рада, что дозвонилась!

— Ева?! Не верю своим ушам! — слышался не менее счастливый голос из трубки. — Как ты?! Где ты?! Ты так неожиданно пропала, я пытался звонить, но твой телефон не обслуживался, по домашнему мне сказали, что вы переехали! А куда и когда, я так и не смог выяснить!

— Саша! — она вдруг строго перебила молодого человека. — Я так хочу тебе всё рассказать, но для этого нужно встретиться, очень нужно! Ты сможешь сегодня приехать в зоопарк?

— Зоопарк? — молодой человек был явно удивлён.

— Да, зоопарк. Я потом всё тебе объясню, но сейчас просто не могу долго разговаривать. Сможешь или нет?

— Да ради тебя, хоть в кукольный театр! — попытался пошутить парень. — Скажи только во сколько!

— Я буду там после обеда, с родителями. Только, Саша, прошу тебя, сделай вид, что встреча случайная.

— И что это я случайно забыл в зоопарке? — хмыкнул голос из трубки. — Мне не десять лет всё-таки.

— Скажешь, что девушку ждёшь, культпрограмма у вас такая.

— У меня нет девушки, — Еве показалась, что эти слова прозвучали как-то обиженно. — Да и зачем делать вид? Не понимаю.

— И это тоже объясню. Про девушку можно и соврать, я тебя быстро отпущу и пойдёшь якобы с ней на встречу. Придумай, пожалуйста, что-нибудь, на всякий случай.

— Хорошо. Так, где мне тебя искать?

— Жди у входа, я тебя сама найду. Давай, в два часа?

— Буду ждать, — Ева скорее не услышала, а почувствовала, как друг добродушно улыбнулся, и сама не удержалась от такой же улыбки.

— До встречи, — она нажала на кнопку отбоя, удалила телефон из списка исходящих вызовов и на цыпочках подошла к двери. Выглянув в щёлочку, она никого не увидела, разговоров с кухни не было слышно, она спрятала телефон в карман и тихонько прокралась в коридор — родителей нигде не было видно, а папина куртка пропала. Тут из-за белой входной двери послышалось какое-то шуршание, Ева с перепугу кинулась на кухню и принялась усердно пить воду, делая вид, что именно за этим она сюда пришла. Из коридора раздался тихий голос отца:

— Куда он подевался? Куда я мог его сунуть?

Конечно, речь шла о телефоне. О чём же ещё?! Чуть не подавившись от испуга, Ева выглянула в коридор, спросила с самыми невинными глазами:

— Что потерял, пап?

— Да так, ничего, — буркнул мужчина, копаясь в ящиках комода. — Телефон не помню куда положил, — он взглянул на Еву, прищурившись, от чего у неё всё похолодело внутри. — Солнышко, глянь, пожалуйста, в нашей с мамой комнате, на тумбочке рядом с кроватью.

Мысленно девушка выдохнула с невероятным облегчением, а внешне лишь послушно кивнула, улыбнулась и побежала в родительскую комнату. Там сразу же достала телефон из кармана и с радостным криком «Нашла!» кинулась обратно в коридор.

— Спасибо, милая, — поблагодарил мужчина, собираясь уже снова выходить на улицу.

— А ты куда? — спросила непонимающе Ева. — И где мама?

Отец глянул на неё так, будто только что сказал о своих планах, а она тут же спрашивает снова.

— За билетами конечно. Там к обеду такая очередь будет, что до вечера будем стоять, а я сейчас быстро съезжу, пока народу немного. Мама в магазине, сейчас вернётся.

— Хорошо, — девушка улыбнулась радостно и, чмокнув отца в щёку, снова убежала к себе в комнату.

Теперь, в соответствии с планом, нужно было составить письмо для Яна Филиппова — лечащего врача Евы. Сочетание имени и фамилии пожилого доктора сейчас показалось каким-то смешным, только в этот момент она вспомнила, что мужчина был иностранным иммигрантом. Ещё его родители приехали со своими детьми в этот тихий провинциальный городок, спасаясь от войны, захлестнувшей их страну, и сменили фамилию Филипс на Филипповых. По крайней мере, так когда-то рассказывал девушке сам доктор, ещё до того, как та потеряла память. Её всегда смешил его забавный акцент.

По плану, письмо должно было быть написано, будто ещё три года назад и говорить о том, что все свои записи, «в случае чего», она хочет передать своему лучшему другу Александру. Девушка начала было выводить аккуратные буквы, но вспомнила, что доктор был знаком с её лучшей подругой Кариной. Да, с той Кариной, с которой Ева выросла вместе и по характеру которой написала своего персонажа Катрин, лишь слегка изменив имя. Кариной, которая теперь была мертва. Безнадёжно, навсегда стёрта из жизни. Нужно было сказать в первую очередь о ней. Но рука отказывалась двигаться, чтобы написать это имя, а на глаза наворачивались слёзы. Пересилив себя, Ева, всё же, дописала неровным почерком: «… лучшей подруге Карине или другу Саше» — и подписалась той смешной размашистой, нечитаемой закорючкой, которой подписывалась в четырнадцать лет. «Может, стоило написать полные имена и фамилии?» — подумала Ева, перечитывая небольшое письмо, но сама себе в ответ помотала головой: «В четырнадцать, я бы написала именно так». Она сложила письмо и положила в чистый белый конверт, коих в доме было огромное количество — мама почему-то очень любила любые записки и послания раскладывать по конвертам, она считала, что так всё выглядит аккуратнее. «Ещё, я бы обязательно вложила фотографию, где мы с Кариной и Сашей втроём» — подумала девушка, вздыхая. У них была одна любимая фотография из загородной поездки с классом, когда-то она им всем очень нравилась, у каждого было по экземпляру. У Евы он стоял в стеклянной рамочке на письменном столе. Но ни одной фотографии из её прошлого теперь не было. Быть может, она ещё сохранилась у Саши, но теперь не было телефона, чтобы позвонить и спросить его. Девушка снова вздохнула и убрала конверт в сумку. Можно было собираться в зоопарк.

Ева еле дождалась момента, когда родители наконец решили, что пора ехать. Она нервно посматривала на часы, всячески старалась их поторопить, улыбалась до ушей, только чтобы они снова не решили, что она плохо себя чувствует. Было невыносимо ждать, пока мама подберёт, что ей одеть, пока папа подзарядит телефон, пока оба найдут ключи от дома и машины… Наконец рука отца легла на холодный металл дверной ручки, щёлкнул замок, и белая дверь с тихим шорохом распахнулась. Девушка глубоко вдохнула, прикрыв на секунду глаза и смело шагнула за порог. Тёплое яркое солнце заливало тихую улицу, она была точно такой же, как и в ночном сне, только живой — по тротуарам неторопливо проходили люди, прохладный ветерок весело шелестел листвой деревьев, а на ветвях неугомонно щебетали птицы. Улыбка на лице засияла сама собой и Ева лёгкой походкой, вприпрыжку направилась к машине, ощущая сердцем, как спадают с неё ненавистные оковы родного дома. Хотелось, чтобы они исчезли навсегда.