Порочный треуогльник

29. Выбор

Как Ева узнала уже сидя в своей комнате, Трой договорился, что врач будет приходить к ним домой, чтобы следить за состоянием сбежавшей пациентки и проколоть курс какого-то трудно выговариваемого лекарства. Девушке это напомнило её домашнее заточение из прошлой жизни, когда добрый доктор Ян приносил в коротких разговорах и немногих книгах частички неведомого мира, который был закрыт от неё любящими родителями по вине неизвестного, разрушившего нормальное течение подростковой жизни. Теперь сам неизвестный держит её взаперти и та темница, что была среди любимых книг и ненавистных стен, в беспамятстве и незнании казалась раем, в сравнении с извращенным одиночеством в богатой, но абсолютно пустой для пленницы квартире.

Почему ему с братом пришлось уехать, мужчина не объяснил, ответил что расскажет, когда всё станет ясно точнее. Весь следующий день он собирался пробыть дома, а затем поменяться с Кираном, чтобы не оставлять болящую одну снова. Он был спокоен, когда говорил, но Ева чувствовала в голосе былое недоверие, будто демон догадался, что она решилась на бегство, но хочет помучить ещё немного, прежде чем откроет свою уверенность.

Девушка так и не смогла уснуть, то ли от переутомления, вызвавшего невыносимый зуд во всём теле, то ли от нервного ожидания движения дверной ручки в темноте, возвещающего о грядущем унижении. Но, вопреки опасениям, Трой не пришёл ночью, наверное, всё-таки доктор говорил больше о рекомендациях, чем о молодом человеке, приведшем её в больницу. Утром, хоть белая дверь и открылась как обычно без стука, через неё не пришло сразу новых кошмаров, напротив — лишь обезоруживающее удивление.

— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил мужчина, войдя в комнату с первыми лучами ленивого зимнего солнца. Он поставил на тумбочку поднос с тостами, мёдом и горячим чаем. Ева недоуменно глянула на завтрак — впервые пленитель сделал что-то романтично приятное для неё сам. Покупку вещей и хождение по ресторанам и кино к таким жестам отнести нельзя. Максимум, чем он мог удостоить свою протеже — сварить кофе, и то, это случилось лишь однажды, ещё в доме доктора Яна. Но поджарить хлеб, намазать его маслом, заварить чай, красиво всё уложить, да ещё и донести на второй этаж двухъярусной квартиры — это было воистину поступком с большой буквы «П» для самолюбивого режиссера, не считающего себя хоть кому-то чем-то обязанным в этом мире. (Конечно, это написано не без сарказма).

— Немного лучше, — помедлив, призналась девушка, всё также удивлённо и слегка недоверчиво глядя на плоды его трудов.

— Хорошо, — Трой присел на кровать рядом с ней. — Я хочу, чтобы ты кое над чем подумала.

Блондинка подняла вопросительный взгляд.

— Завтра мне нужно будет уехать ещё на один день, — начал он, — Киран будет с тобой здесь, на случай, если понадобится помощь. Не волнуйся, я сказал ему, что тебе нельзя волноваться, и он не будет ни о чём расспрашивать и осыпать признаниями. Послезавтра я вернусь, и мы с тобой уедем.

— Уедем? — Ева непонимающе нахмурилась. — Куда?

— А вот над этим я и прошу тебя подумать, — собеседник странно усмехнулся. — Наша мать сейчас готовится к отъезду, нужно пройти лечение в заграничной клинике. Я планирую уговорить брата лететь с ней. А мы с тобой можем съездить куда-нибудь только вдвоём на неделю. Сейчас канун зимних праздников, подумай, где бы ты хотела их встретить.

Девушка не знала, что ответить. Перед ней вновь сидел человек… нормальный человек, а не жестокий демон. В его глазах светилась неподдельная забота и какая-то новая непривычная нежность.

— Почему? — тихо спросила она, даже не понимая, с каким смыслом задаёт вопрос.

— Потому, что я хочу побыть с тобой вдвоём, — произнёс мужчина спокойно. — Чтобы никто не мешал нам.

— Ты имеешь в виду Кирана?

— Да, — он чуть погрустнел.

— Но что будет, когда мы вернёмся? — обреченно проронила Ева.

— Не знаю, — он глянул с какой-то невольной скрытой злобой, — я ещё не решил.

— А если Киран узнает, что мы уехали вдвоём? Это не разобьёт ему сердце? — испытующе спросила девушка, понимая, что сейчас давит на живое, но надавить почему-то очень хотелось, и посильнее.

— Я буду думать, кого из вас двоих мне нужно убить, чтобы не страдать, — серьёзно ответил Трой, и она моментально стала ещё бледнее.

— Не волнуйся, — он усмехнулся шутливо, но с нотками печали в голосе, — я не серьёзно. Но вопрос требует решения. Надеюсь, после нормального отдыха нам удастся его принять.

Мужчина не стал дожидаться реакции собеседницы, необычно легко и даже ласково поцеловал её в чуть горячий лоб и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Ева осталась наедине с тягостными размышлениями. Что-то изменилось в её мучителе. Быть может, то, что казалось недоверием — лишь его новая нежность? Возможно, прошлая ночь переписала их отношения так сильно, как она и не смела ожидать. Всё то, что он сказал тогда… Выходит, обманщик был груб, только чтобы пленница невзлюбила его, чтобы предпочла ему младшего брата. А теперь? Он будет нежным и любящим? Но девушка никогда не видела его любви. Какая она, в чём будет выражаться? И что творится на сердце у неё самой? Разве она любит высокомерного покровителя? Или он стал лишь сексуальным наркотиком для измождённого тела и спасением от одиночества для обезумевшей души? Способна ли она разорвать последнюю связь с домом, уничтожить единственный шанс на побег ради туманной неизвестности совместного с Троем будущего? Если решиться на эту праздничную поездку вдвоем, то назад пути не будет. А что если сбежать? Если Саша получит записку завтра? Если заговорщица сумеет ускользнуть от Кирана? Она была не в себе, когда встретила друга и в больнице мысли тоже не стали ясными. Даже тогда, под милосердным покровом болезненного бреда, было тяжело смотреть ему в глаза. А что же она почувствует, когда будет помнить и понимать всё? Хватит ли духу хотя бы приблизиться к нему? Заговорить? И что будет дома? Как посмотрят на блудную дочь родители? И даже если они не станут винить её, найдёт ли беглянка в себе силы смириться с бесчестным прошлым и мириться с ним каждый день до конца жизни среди тех, чьей любви недостойна? А что если она уже настолько испорчена, что не сможет жить без того разврата, что творился здесь — в темнице унизительных и желанных пыток? И сумеет ли безвольная наложница когда-нибудь полюбить? Испытать настоящее светлое чувство, а не то извращенное притяжение, что она ощущает рядом с Троем? Насколько пропиталась чёрной мерзостью порока её душа? Способна ли доброта родных и друзей смыть позорное рабское клеймо? И даже если способна… И даже если хватит совести ответить на чувства Саши? Сможет ли она быть с ним, не думая, не вспоминая странного демона, открывшего её сердце и спалившего его дотла? Как мучительны были размышления. Голова трещала, и всё в ней перемешивалось в один болезненный шар, перекатывающийся в сознании и безжалостно давящий здравый рассудок.

Вдруг, среди кишащего моря вопросов и сомнений засиял слабый отблеск светлого воспоминания. Мягкий, чуть хрипловатый голос Тимора вернул ясность скомканным мыслям. Он — самая большая любовь из прошлой жизни, ему Ева верила всегда, даже, когда забыв о его существовании, пошла в неизвестность за сероволосым ночным гостем, она сделала это, почти не задумываясь. И как бы ни было стыдно, что мужчина видел всю её развратную жизнь здесь, боль от того, что он страдает тоже, была сильнее страха перед позором и осуждением. Писательница пошла на всё это, чтобы спасти свой маленький мир, а потом постепенно потеряла веру в него, веру в чудо. Теперь истерзанный мир сам напомнил о себе, и он не ждал помощи. Волк не просил ни о чём, только чтобы его возлюбленная вернулась к жизни, чтобы стала снова собой, сняла маску безразличия и не притворялась такой, какой пыталась выставить себя перед родными и друзьями. Ради Тимора и своего вымышленного мира она оступилась, теперь ради всего этого нужно было подняться и идти дальше.

Она уснула с улыбкой на губах, впервые за много дней с уверенностью в правильности собственного выбора.

Но суровая судьба надумала, видно, посмеяться над всеми чувствами несчастной девушки, без жалости проверить её решимость. Ева проснулась от лёгких, нежных прикосновений тёплых губ к её щекам. Пока мысли не успели проясниться, пока не рассеялись ещё остатки сна, эти поцелуи казались сладостно приятными, но как только она открыла глаза и в памяти всплыли вчерашние мысли, вся безоблачная нега рухнула ледяной глыбой во всё ещё воспалённое сознание. Трой сидел на краю кровати и неспешно покрывал невинными поцелуями лицо и шею пробудившейся избранницы.

— Доброе утро, — проурчал он на ухо и зарылся носом в золотистые волосы, разбросанные по подушке.

Блондинка подозрительно огляделась, прищурившись от яркого света: судя по весёлым лучам утреннего солнца, снова бьющим в окно, она проспала почти сутки. Мужчина был уже при всём параде и, видимо, собирался вот-вот уезжать. Пока он нежился, рыча, в мягких длинных локонах, девушка заметила на подоконнике большущий свежий букет белых лилий. Как раз в тот момент, когда изумление пробралось в чуть затуманенные зелёные глаза, Трой поднял лицо и проследил за удивленным взглядом. Он усмехнулся с некоторым смущением (смущение? О Боже, он ли это?!), уткнулся обратно в светлые девичьи волосы и пробурчал оттуда:

— Как ты себя чувствуешь?

Ева серьёзно засомневалась в собственном самочувствии, потому как всё происходящее очень походило на красивый, но совсем уж нереальный сон.

— Вроде ничего, — помедлив, ответила она. — А что это за цветы?

Пленитель поднял лукавый взгляд из своего укрытия.

— А как думаешь?

— Пока не знаю, — честно ответила она.

— Я помню, что говорил тебе о букетах и чувствах, — с лёгкой улыбкой произнёс мужчина, — но с сегодняшнего дня, прошу тебя забыть о прошлом. Я здесь с цветами и пришёл говорить о чувствах.

Это было уже слишком. Девушка подумала, что, наверное, сам дьявол решил сыграть с ней злую шутку и обманом заманить обратно на проклятый путь падения и разврата. Но как убедителен был голос нечистого, как манил и требовал броситься в объятья мучителя, закрыв глаза. Он здесь, рядом и он уже другой! Нет демонического блеска в глазах, нет грубости в прохладных руках, нет алчной страсти в рычащем голосе.

Ева зажмурилась на секунду, отгоняя наваждение, вновь открыла глаза и поняла, что ещё хоть миг колебаний и назад дороги не будет, она услышит те самые слова — слова, которые заставят её остаться с Троем навсегда.

— Постой! — она сама испугалась того, как резко сказала это, тут же попыталась исправить неловкую ситуацию, улыбнулась, как могла нежно. — Прошу тебя, не говори сейчас. Скажешь всё, когда вернёшься. И нам не нужно будет сразу разлучаться.

Мужчина глянул на неё удивлённо, но поверил, и невольница увидела это в его непривычно тёплых глазах.

— Хорошо. Тогда поправляйся скорее, — он поцеловал бледную ручку, лежащую поверх одеяла. — Киран уже вот-вот придёт, я бы не хотел с ним пересекаться, — произнёс брюнет, немного помрачнев, — поэтому уезжаю сейчас. Я вернусь ночью и больше мы с тобой не расстанемся.

Он коснулся пальцами пылающей щеки, погладил легонько, рождая в теле девушки приятную дрожь, прильнул к губам в нежном, но чуть торопливом поцелуе и с ласковой улыбкой поднялся с кровати.

— Не подпускай его слишком близко, — шутливо подмигнул он напоследок и быстро вышел из комнаты, вновь оставив растерянную Еву разбираться в своих сомнениях в одиночестве. А сомнений было много. В первую очередь, в здравости собственного рассудка, зрения и слуха. Уж слишком резкими и фантастическими оказались перемены.

Минут через двадцать после странного разговора, заставившего былую уверенность серьёзно пошатнуться, пришёл Киран. Он был крайне взволнован состоянием возлюбленной и радовался тому, что они снова оказались вместе, наедине. Без присущей ему скромности, парень изъявил недовольство тем, что врач не разрешил пациентке никаких близких отношений минимум на несколько дней. Он улыбался чуть смущенно, говоря, что секс — лучшее лекарство от простуды. Но девушка, мягко говоря, шокированная таким заявлением из уст робкого воздыхателя, убедила его, что этот случай — исключение, так как кроме простуды к болезненному состоянию добавился ещё целый букет неприятных последствий её привычной жизни в последние месяцы. Когда юноша предложил вместе посмотреть кино, чтобы как-то приятно провести время взаперти вдвоём, мятежница решила, что пора запускать в действие свой безумный план. Пусть судьба и начала неожиданно ставить в колёса цветущие палки, после долгих утренних размышлений, Ева всё же решила, что вчерашний её выбор был лучшим подарком небес и единственным настоящим выходом. И то, что Трой уехал лишь на день, а потом обещал не расставаться, казалось прозрачным намёком случая на то, что другого шанса уже не будет.

Решившись на сумасшествие, невольница постаралась изобразить болезненную мину и уговорила перепуганного Кирана не звонить ни врачу, ни Трою, а сходить в аптеку за обезболивающим, свалив свои наигранные страдания на стандартные для девушек ежемесячные мытарства. Парень порылся немного в аптечке и, не найдя там ничего подходящего (потому что всё подходящее было спрятано за пять минут до его прихода), стал одеваться. Уже на пороге он ещё раз с сомнением глянул на блондинку.

— Трой просил тебя не оставлять, — слегка колеблясь, произнёс ухажер.

Девушка вывернула всю душу наизнанку, чтобы мило улыбнуться и чмокнуть голубоглазого в щёку.

— Что со мной будет? — произнесла она тихо и смущенно. — Не убегу же я от вас.

Для Кирана этого было достаточно, он поверил без всяких сомнений. Подмигнув на прощанье и пообещав купить ещё чего-нибудь вкусненького по пути, он вышел и захлопнул дверь.

Ева выдохнула с облегчением, затем снова вдохнула медленно и глубоко, пытаясь сообразить, что нужно делать дальше. У неё было минут 20, чтобы собраться и убежать, но если Саша не получил записку, то весь план провалится. А что будет тогда? Уже не важно.

Она влетела в свою комнату, в растерянности посмотрела несколько секунд на букет белоснежных цветов на окне, зажмурилась, отгоняя коварные сомнения, и бросилась переодеваться. В шкафу на глаза попался наряд, который Трой купил в первую неделю её пребывания здесь. Девушка провела пальцами по разноцветному бисеру, подумала немного и решительно надела любимую шерстяную накидку — пусть лишь она останется, как напоминание о первой милости мучителя.

Ещё раз взглянув на букет — на последнюю его милость, беглянка взяла свою старую тетрадь и, одевшись потеплее, покинула квартиру, в надежде, что больше она сюда не вернётся.

Это был воистину странный день — день злого и доброго случая.

Лифт не ехал слишком долго, он застрял где-то на верхних этажах и не двигался с места. Ждать дальше просто не хватало терпения и нервов, Ева кинулась на лестницу. Тринадцать этажей вниз — всё тело и без того ныло от вновь поднимающейся температуры, а сумасшедший бег заставил голову трещать. Страдалица чувствовала себя затравленным зверем, несущимся не разбирая дороги от нагоняющей своры охотничьих псов, сердце грозилось вот-вот выскочить, пробив грудную клетку, глаза болели невыносимо, мышцы ног начинало сводить, а в правом боку что-то мучительно тянуло, не давая дышать. Наконец, первый этаж — она вылетела в холл и сразу за дверью вплотную встретилась с удивлёнными голубыми глазами Кирана. Он стоял, растеряно протянув руку к двери, ведущей на лестницу, неожиданно распахнувшейся прямо перед его носом. На несколько секунд знакомые застыли друг напротив друг в немом непонимании происходящего. Девушка забыла даже, что нужно дышать и обо всей свое боли, и о сведенных мышцах. Но времени на раздумья не было. Не пытаясь представлять вариантов и последствий, бунтарка ринулась напрямую, едва не сбив юношу с ног. Она спешила к стеклянным дверям, слыша в след сначала изумленный, а затем какой-то неожиданно злобный крик:

— Ева! Стой!!!

Это заставило бежать ещё быстрее, наплевав на вернувшийся мучительный жар. Выскочив из здания, она резко свернула влево и, чуть не растянувшись на льду, помчалась дальше. Дыхания не хватало, казалось, что сведенная ледяным воздухом грудь уже не может двинуться, что драгоценный кислород, разлетающийся, с бешено циркулирующей кровью, вот-вот закончится и тело откажется преодолевать боль, она пробежит ещё немного и рухнет замертво в грязную снежную кашу. Но всё же, будет свободной. Метание запуганных мыслей нарушил толчок — кто-то обхватил за талию и увлек вместе с собой на жесткий промёрзший асфальт. И без того пылающее и ноющее тело болезненно сжалось от удара, из лёгких вырвался не то стон, не то вздох и слёзы сами покатились из глаз.

— Ты решила сбежать?! — раздался громкий, чуть запыхавшийся голос из-за спины. Его нелегко было узнать. Когда прежде девушка слышала Кирана в момент гнева или негодования? Первый и единственный раз до этого — на выпускном, перед тем, как познакомиться с его «заботливым» старшим братом. Сейчас этот надорванный голос показался Еве страшнее, чем даже самый дикий и яростный крик Троя, потому что он возвещал об окончании кратковременной, мимолётной свободы, врезался в гудящие мысли приговором к новым страданиям и неминуемой гибели за попытку бегства.

Но это был странный день — день злых и добрых сюрпризов.

— Отпусти, пожалуйста, отпусти, — шептала беглянка непослушными губами, корчась от боли, когда чьи-то руки подняли её с земли, поставили на ноги и встряхнули слегка, чтобы привести в чувства. Но мышцы отказались напрягаться, их свело судорогой, и девушка беспомощно повисла в крепких объятьях. Всё тело пылало и стонало каждой клеточкой, глаза открывать не хотелось, но это было необходимо. Ей нужно было взглянуть на преследователя, так, чтобы он увидел во взоре её страдания, чтобы почувствовал хоть малую каплю всех её душевных мук, чтобы от мольбы сердце сжалось и защемило, чтобы он сжалился над несчастной загнанной жертвой. Это стало последней надеждой, но, открыв глаза, Ева сквозь слёзы увидела Кирана неподвижно лежащим в снегу у её ног. Сердце переполнилось ужасом и надеждой. Плывущий взгляд скользнул по рукам, не дающим упасть, и страх развеялся, уходя колючим холодком от груди по всему ноющему телу, пробегая по коже и улетучиваясь с кончиков дрожащих пальцев. Плотная ткань тёмно-зелёной куртки — всё, что нужно было увидеть, чтобы потерять сознание со спокойной душой, окутанной лёгкой дымкой ожидания чуда.