Портрет предателя

10. Убежище

Зигурд и его спутники вышли наружу через парадные двери. Всего несколько часов назад князь и княгиня любезно приветствовали здесь знатных гостей, не подозревающих, каким смертельным кошмаром обернется для них грядущая ночь. У входа во дворец собралась огромная толпа. От пламени многочисленных факелов в парке было светло как днем. Несколько человек заметили беглецов и приблизились к ним с явно недобрыми намерениями, но разглядев желтые повязки на рукавах, вскинули кулаки в воздух и прокричали:

— За Хейдерон!

— Смерть ангалонцам! — отозвался Зигурд, и толпа расступилась, пропуская их дальше.

Они быстро шли по подъездной аллее, расчерченной резкими тенями кипарисов и размытыми пятнами света фонарей. Вдруг наемник заметил что-то впереди и замер.

— Стоп!

Они остановились. Хейдеронец обхватил Доминику за плечи и закрыл ей ладонью глаза.

— Идем!

Она попыталась вырваться.

— Что ты делаешь? Отпусти меня!

— Тебе лучше этого не видеть! — сказал он, увлекая ее за собой.

Они прошли мимо полукруглой колоннады. Себастьян едва не завопил от ужаса, когда увидел обнаженные изуродованные трупы князя, княгини и леди Белличини, свисающие на веревках с перекрытий. Несколько человек собрались вокруг, швыряя в мертвецов камни, и выкрикивая грязные ругательства. Лишь неимоверным усилием воли юноше удалось сдержать крик, чтобы не выдать себя разъяренной, опьяневшей от крови толпе.

— Не оборачивайся! — велел Зигурд, когда они миновали страшное зрелище, и отпустил Доминику. Она была в полуобмороке и едва передвигала ноги, почти не отдавая себе отчет в происходящем. Себастьян подхватил ее под руку, чтобы она не упала на землю.

Наконец, им удалось добраться до наружных ворот. Стражники с неизменными желтыми повязками на рукавах узнали Зигурда и беспрепятственно выпустили их наружу.

В городе творилась настоящая вакханалия. На улицах бурлило и колыхалось светящееся море факелов. Толпа, вооруженная чем попало — вилами, топорами, дубинами — громила богатые особняки.

Хейдеронцы врывались в дома ангалонцев, грабили, насиловали, убивали. Они резали людей прямо в постелях, или вытаскивали их на улицу. Время от времени слышался звон разбиваемых окон, несчастные выбрасывались наружу в отчаянной попытке спастись, но внизу на них наваливалась обезумевшая толпа и буквально разрывала их на куски.

Беглецы едва не оглохли от пронзительных криков, стонов, ружейных выстрелов. Мимо них то и дело проносились полуголые люди, а за ними с улюлюканьем неслись преследователи — жертву загоняли, как оленя на охоте.

В мутном задымленном воздухе медленно кружились перья из распоротых подушек, плавно опускаясь на землю, словно крупные снежные хлопья. Мародеры вытаскивали из разграбленных домов различный скарб, грузили его в мешки или на телеги и утаскивали прочь.

Дым от факелов и ружейных выстрелов висел в воздухе, раздражая глаза и вызывая удушливый кашель. Небо светилось красным заревом пожаров. Мостовая была залита кровью. Трупов было так много, что невозможно было ступить и шагу, чтобы не споткнуться об один из них. Доминика почти ничего не соображала, ее голова раскалывалась от криков, стрельбы и резкого запаха крови. Себастьян крепко держал ее под руку, а она машинально переставляла ноги, смутно осознавая происходящее.

Это была ночь ужаса и кровопролития. Одна половина Форталезы резала, жгла и насиловала другую. Мародеры раздевали тела донага, воруя дорогую одежду. Убийцы обыскивали сады и подворотни, освещая факелами темные углы в поисках спрятавшихся жертв. Толпа ликовала, опьяненная запахом крови. В обезумевшем людском море то и дело взлетали в воздух сжатые кулаки, и раздавались громкие выкрики:

— За Хейдерон!

— Смерть ангалонцам!

Не щадили никого, ни стариков, ни детей. Их резали, жгли, протыкали, расстреливали. Повсюду виднелись трупы, части тел, размозженные головы и вспоротые животы.

Из выбитых дверей особняка выволокли отчаянно сопротивляющуюся девушку в ночной сорочке. Ее тут же окружила разгоряченная толпа. Раздались пронзительные крики. Доминика почти лишилась чувств, и если бы Себастьян не поддерживал ее, она упала бы прямо на залитую кровью мостовую, под ноги обезумевшей людской массе. Они свернули на соседнюю улицу, а визг несчастной женщины так и продолжали звенеть в их ушах. Затем прозвучал раскатистый выстрел, и вопли наконец затихли.

Зигурд вел своих спутников сквозь беснующуюся толпу, стараясь держаться подальше от узких переулков. Ноги беглецов постоянно спотыкались о чьи-то руки, ноги, головы, тряпье и обломки, поскальзывались в лужах крови. Так они добрались до канала. На мосту было не протолкнуться от жаждущих крови зевак. Течение несло в море тела мертвых вперемешку с живыми, которые пытались спастись от расправы. В них стреляли из пистолетов и ружей, и когда очередная жертва уходила под воду с простреленной головой — скопище разражалось ликующими криками:

— За Хейдерон!

— Смерть ангалонцам!

В нижней части города народу было поменьше — основная масса устремилась грабить дворец и богатый район. Зигурд и его спутники добрались до рыночной площади. В ее центре полыхал огромный костер, в который бросали обломки мебели, тряпье, мертвецов и еще живых людей. Воздух был пропитан дымом, гарью и отвратительным смрадом горелого мяса.

С колокольни собора раздались громкие крики. Чье-то тело пролетело мимо беглецов и глухо шлепнулось к их ногам. Во все стороны брызнула кровь, голова раскололась, и глаза вывалились из орбит. Доминику стошнило прямо на землю.

— Сюда! — Зигурд свернул в узкий переулок, ведущий в хейдеронский квартал.

Улицы бедного района были сумрачны и пустынны, лишь кое-где слышался отдаленный лай собак. Похоже, все население пребывало сейчас в верхнем городе, грабя и убивая своих сограждан. Из темных углов несло помоями и нечистотами, продавленная мостовая была сплошь покрыта лужами и рытвинами, но здесь хотя бы не было крови и мертвецов!

Беглецы долго петляли по узким извилистым закоулкам среди обшарпанных стен, пока не остановились перед неприметным одноэтажным домом с подслеповатыми окнами. Зигурд отпер замок, они вошли внутрь, миновали тесную прихожую и очутились в маленькой комнатушке.

Наемник достал из кармана огниво и зажег огарок свечи на подоконнике. В ее тусклом свете глазам Доминики открылась нехитрая обстановка. Слева — закопченный очаг, справа — две койки, у окна — деревянный стол с покосившимися стульями, а на стенах — грубо сколоченные полки. Было очевидно, что здесь долго никто не жил — в воздухе витал запах пыли и затхлости.

Доминика обессилено рухнула на стул и закрыла лицо руками. Ее затрясло так сильно, что стало слышно, как стучат ее зубы. Себастьян присел рядом и обнял ее за плечи.

Зигурд открыл покосившиеся дверцы стенного шкафчика, достал оттуда мутную бутылку и три стакана. Белесая жидкость плеснулась в стаканы, в один наполовину, в два— до краев. По комнате поплыл резкий запах спирта.

Наемник протянул стакан Доминике.

— Пей!

Она сделала глоток, икнула, и через секунду ее вырвало на пол. Когда спазмы отпустили, хейдеронец вновь протянул ей стакан.

— Пей! Сейчас пойдет лучше!

Она медленно подняла голову. Ее бледное измученное лицо было измазано кровью и рвотой.

— Не хочу!

— Оставь ее в покое! — вмешался Себастьян.

Зигурд повернулся к нему и устало произнес:

— Ей надо поспать. И тебе тоже не помешает. Давай! — он протянул спиртное ему.

Тот какое-то мгновение поколебался, затем схватил стакан и залпом осушил его.

— Ох! — он резко потряс головой. — Ну и дрянь!

— Хейдеронский самогон, — сказал Зигурд. — Извините, другого снотворного у меня нет. Выпей, Скилик, тебе полегчает.

Доминика зажала нос рукой, зажмурилась и влила в себя содержимое стакана. Крепкий алкоголь ударил в нос и обжег горло. По телу заструилось расслабляющее тепло, а комната внезапно поплыла перед глазами.

Зигурд указал на продавленную кровать, прикрытую ветхим одеялом.

— Ложитесь спать!

Кузены, пошатываясь, подошли к постели и, не раздеваясь, рухнули на нее. Она была такая узкая, что они с трудом поместились на бугристом матрасе. Себастьян лег у стены, а Доминика с краю. Юноша прижал ее к себе, чтобы она не упала. Через несколько минут они уснули, а точнее сказать — впали в забытье, одурманенные крепким алкоголем.

Зигурд залпом опрокинул стакан самогона и улегся на соседнюю койку.