Портрет предателя

41. Ночлег

Доминика брела по ночному Дюбону, обхватив руками себя за плечи. От холода у нее дрожало все тело. В поисках дешевого ночлега она забрела в бедный район, здесь не было фонарей, и дорогу ей освещал лишь тусклый свет подслеповатых окон. В темных переулках хрюкали свиньи и лаяли собаки, откуда-то доносилась ругань и пьяный смех. Из сточной канавы несло гниющим мусором и нечистотами, а под ногами то и дело шныряли крысы, заставляя Доминику испуганно от них шарахаться.

Вот и все. Надеяться больше не на что. Горсть медяков — это все, чего она достойна. Это вся ее цена. Что ждет впереди? Нищета, лишения, голод. А что будет, когда придет время рожать… если она вообще доживет до этого момента? Вполне вероятно, она погибнет при родах, ведь ей негде взять денег, чтобы заплатить доктору. Может, это было бы и к лучшему, не пришлось бы влачить жалкое существование матери-одиночки… Но что станет с ее ребенком, если она умрет? Он попадет в руки кровопийцы, вроде госпожи Керзо, которая продаст его каким-нибудь подонкам… Нет, об этом не хотелось даже думать.

Доминика взошла на мост и остановилась, задумчиво глядя на огни, пляшущие в безмолвной воде. А стоит ли продолжать? Может лучше одним махом покончить со всем этим? Прыгнуть в реку, такую тихую, умиротворяющую? Несколько минут агонии, и все. Темнота, покой и больше никаких страданий.

Она перегнулась через парапет, прислушиваясь к негромкому плеску волн о каменные берега. Один шаг — и все будет кончено. Вода так и манила, притягивала, звала шагнуть в бездну и отдаться на волю стихии. Доминика как завороженная смотрела в ее зеркальную гладь. Так просто! Один шаг, и нет больше этой грязной улицы, мучительного голода, пронизывающей стужи. Река примет ее в свои ласковые объятия и унесет в пустое безмолвие, туда, где нет ни боли, ни страха, ни холода, ни нужды…

Но тут в ее животе протестующе зашевелился ребенок. Он не хотел умирать. Он хотел родиться и жить. Прийти в этот мир, расти и любить. Радоваться рассветам и любоваться закатами, нюхать цветы и танцевать под дождем.

Он хотел просто быть.

Доминика вздрогнула и резко отшатнулась от перил.

«Черта с два! — подумала она. — Я еще не умерла! Я еще жива, и буду бороться! Сегодня у меня есть деньги на ночлег и ужин, а завтра я что-нибудь придумаю!»

Доминика пошла дальше. Среди домов были натянуты бельевые веревки, и на одной из них она заметила стеганую фуфайку. Она украдкой пощупала грубую ткань — та была почти сухой. Доминика воровато оглянулась по сторонам, стащила ватник с веревки и юркнула в ближайшую подворотню. Стуча зубами, она просунула руки в холодные рукава и застегнулась на все пуговицы. Через несколько минут стало теплее. Фуфайка была ей велика, от нее несло затхлостью, но теперь ей, по крайней мере, не грозила смерть от переохлаждения.

Наконец она увидела таверну. Свет из ее окон тускло отражался в мокрых булыжниках, а красочная вывеска «Бокал и свеча» манила заглянуть на огонек. У входа ошивались несколько подвыпивших мужиков. В иной раз Доминика прошла бы мимо, опасаясь приставаний, но сейчас она была так измучена своими скитаниями, что нагло протиснулась между ними и с усилием потянула на себя тяжелую деревянную дверь.

В нос ей ударила удушливая табачная вонь, и от дыма тут же заслезились глаза. Таверна была битком набита посетителями, разговоры и стук посуды сливались в сплошное гудение, но едва Доминика вошла, как голоса стихли, и все взгляды обратились на нее. В заведениях такого рода нечасто встретишь молодую женщину без сопровождения, поэтому немудрено, что она привлекла к себе всеобщее внимание.

Доминика сделала пару шагов, споткнулась о пустую бутылку, и чуть было не свалилась на пол, засыпанный несвежей соломой. Со всех сторон посыпались смешки и ехидные комментарии.

Кто-то схватил ее за руку и потянул вниз.

— Эй, красотка, присядь с нами!

В тусклом отблеске коптящих свечей Доминика с трудом разглядела подвыпившего мужика с потной красной рожей, сидящего за столом в компании таких же неотесанных грубиянов. Она резко выдернула руку и зашагала дальше.

— Да ты норовистая кобылка, как я погляжу, — бросил красномордый ей в спину. — Ух, я бы тебя объездил!

Конец этой фразы потонул в громком ржании его приятелей.

Дорогу перегородил мужлан с еще более красной рожей, чем у предыдущего. Доминика попыталась обойти его, но он сделал шаг в ту же сторону, не давая ей пройти дальше.

— Эй, иди лучше ко мне! — с ухмылкой заявил он, грубо схватил ее за талию и притянул к себе. Сильный запах пота и перегара ударил ей в нос.

— Не трогай меня, свинья! — возмутилась Доминика и залепила наглецу звонкую пощечину.

Раздался оглушительный взрыв хохота. Вся таверна с удовольствием наблюдала за этим нехитрым спектаклем.

Глаза грубияна налились кровью. Какая-то пигалица осмелилась выставить его на всеобщее посмешище!

— Ах ты шлюха! — завопил он и широко размахнулся, намереваясь ударить ее в лицо.

Доминика рефлекторно уклонилась — не зря Зигурд гонял ее на тренировках! Огромный кулак пролетел мимо и врезался в морду другого мужика, случайно оказавшегося на его пути.

— Ах ты гнида! — взревел тот и бросился избивать обидчика.

Для хорошей драки достаточно было малейшего повода. Загрохотали лавки — посетители принялись вскакивать со своих мест, намереваясь присоединиться к веселью. В зале быстро нарастало возбуждение, изрядно подогретое хмельными парами. Доминика в панике озиралась по сторонам, в поисках угла, куда можно было бы спрятаться.

Вдруг над толпой прокатился зычный бас, от которого жалобно задребезжали оконные стекла:

— А ну разошлись!!!

Пьяницы застыли как громом пораженные, и все как один опасливо повернули головы в сторону голоса. Небрежно растолкав мужиков, вперед выступила огромная старуха и скрестила могучие руки на необъятной груди.

— Так! Что тут у нас?

— Это все она! — жалобно пискнул красномордый забияка, тыкая пальцем на Доминику.

Старуха подошла к ней, взяла за подбородок и заглянула в лицо.

— Хм… Хорошенькая, — пробасила она. — Что ты забыла, деточка, среди ночи в таком-то заведении? Здесь не место для молоденьких дамочек вроде тебя. Публика у нас грубая, в два счета обидят.

— Мне нужен ужин и ночлег, — твердо заявила Доминика.

Женщина с ног до головы окинула ее изучающим взглядом, отметив грязный подол и фуфайку с чужого плеча.

— Вижу, что ты попала в беду, деточка. Ну что ж, можешь остаться здесь… если у тебя, конечно, есть чем заплатить за комнату.

— Есть, — ответила та, с тоской прикидывая, что денег хватит только на скудный ужин и всего одну ночь. Но что толку об этом сокрушаться? Скорей бы что-нибудь съесть и лечь в кровать!

— Хорошо, — кивнула старуха, пересчитав полученные монеты. — Меня зовут Мамаша Лукреция. Садись вон за тот столик, сейчас принесу тебе супа.

Она обернулась на притихших посетителей и крикнула зычным басом:

— Эй вы, обалдуи! Кто тронет девчонку — тому откручу яйца и заставлю сожрать без соли!

Мужики покорно склонились над своими тарелками. Все знали, что с Мамашей Лукрецией шутки плохи.

Доминика уселась за столик в дальнем углу, устало прислонилась к стене и с наслаждением вытянула ноги в развалившихся туфлях. Жар от очага окутал ее блаженным теплом, а когда Мамаша Лукреция поставила перед ней полную миску дымящейся похлебки, Доминика почувствовала себя самым счастливым человеком на свете.

Она проспала всю ночь как убитая, но наступило утро, и ей снова нужно было думать о крове и пропитании. Как же эти заботы отличались от того, к чему она привыкла раньше! Тогда ее тревожило, подойдет ли изумрудная брошь к синему бархату, и выдастся ли хорошая погода на завтрашнем пикнике. Как она сейчас далека от той жизни! Такое впечатление, что она уже целую вечность скитается по улицам чужого города без гроша в кармане и крыши над головой.

В комнате стоял жуткий холод, похоже, хозяйка экономила на дровах. Доминика плеснула себе в лицо ледяной водой из кувшина, расчесала волосы, накинула на плечи ворованную фуфайку и спустилась вниз.

Мамаша Лукреция сметала с полов солому, пропитанную вином, пивом и блевотиной перебравших клиентов. Увидев Доминику, она вопросительно взглянула на нее мутными голубыми глазами.

— Уже проснулась, деточка?

— Скажите, у вас не найдется для меня какой-нибудь работы?

Старуха отставила метлу и уставилась на Доминику.

— Даже и не знаю. Ты умеешь стряпать?

Первая и последняя попытка Доминики приготовить кролика закончилась ее истерикой и наймом кухарки…

— Нет, — призналась она.

— Тогда вряд ли у меня для тебя что-нибудь найдется. Уж больно ты худосочная, не думаю, что сможешь колоть дрова и ворочать матрасы. Да и жаль такую красоту портить тяжким трудом.

Доминика печально вздохнула и направилась к выходу.

— Погоди! — прозвучало ей вслед. — Я знаю кого-то, кто сможет тебе помочь. Подожди минутку!

Доминика с надеждой подняла голову.

— Правда? И кто же это?

— Жди здесь! — велела Мамаша Лукреция и завопила так громко, что на полке зазвенели бутылки. — Лукас! Где ты, негодник?!

Дверь кухни распахнулась, и из-за нее высунулась светло-русая голова взъерошенного мальчишки.

— Чего еще? — зевая, спросил он.

— Живо метнись и приведи сюда госпожу Моран! Скажи, что я нашла ей новую девчонку.

— Ладно, — недовольно протянул паренек и нехотя потащился к выходу.

— Бегом! — старуха схватила метлу и наподдала лентяю под зад. — Вот паразит! Только и делает, что жрет, срет и дощечки свои строгает! Свалился же на мою голову никчемный племянничек!

Доминика сидела за столом, гадая, что за работу предложит ей таинственная госпожа Моран. На кухне готовилась еда, и от ее соблазнительных запахов сводило живот. За миску супа она, казалось, была готова на что угодно.

Через полчаса дверь в таверну отворилась, и на пороге показалась женщина средних лет в черном платье и шляпке с вуалью. Доминике бросилась в глаза ее огненно-рыжая шевелюра. Какой необычный цвет! Неужели она красит волосы?

Мамаша Лукреция указала на Доминику, и женщина присела за стол напротив нее.

— Как тебя зовут, дорогая? — ласково осведомилась она.

— Доминика Финелли.

— А я — госпожа Моран.

Она двумя пальцами взяла Доминику за подбородок и внимательно изучила ее лицо. Той не понравилась такая бесцеремонность, но она сдержала свое недовольство, боясь оттолкнуть возможную нанимательницу.

— Я слышала, ты нуждаешься в работе, моя сладкая? — поинтересовалась госпожа Моран, явно довольная результатом осмотра.

— Да.

— Разве твои родственники не могут тебе помочь?

— У меня никого нет. Я одна.

— Ну что ж, думаю, ты нам подходишь.

— А в чем заключается работа? — спросила Доминика, пристально глядя на женщину.

Та подняла брови и усмехнулась.

— Ну… скажем так… ты должна будешь прислуживать посетителям моего заведения.

— То есть, это работа официантки?

— В некотором роде… да, — улыбнулась Моран. — Идем, сейчас ты сама все поймешь.

Фраза «в некотором роде» показалась Доминике двусмысленной, но в этот момент ее желудок выдал такое замогильное бурчание, что она решила хотя бы разузнать, что за место ей предлагают. В конце концов, всегда можно будет отказаться, если что-то придется ей не по нраву.

На улице ждал экипаж, запряженный парой лошадей. Кучер распахнул перед дамами дверцу, и они вошли внутрь.

Всю дорогу госпожа Моран пристально изучала лицо Доминики, откинувшись на мягкую спинку. Под неотрывным взглядом та чувствовала себя неуютно, но глаз не опускала. Ей до смерти надоело перед всеми унижаться.

Место, куда они направлялись, располагалось недалеко, в том же квартале, что и таверна. Минут через пять карета остановилась у входа в двухэтажное каменное здание. На его вывеске была нарисована красная туфелька, и Доминика с любопытством уставилась на нее.

«Обувная лавка, что ли?» — подумала она.