После развода не нужно возвращать

Глава 13

Ева

Вечер затягивает город в рыжую дымку, а я сижу на подоконнике своей тесной комнаты, прижав лоб к холодному стеклу. Улицы внизу заливают огни, и кажется, будто каждый из них, чья-то чужая, успешная жизнь, до которой мне больше нет дела.

— Юль, привет, — выдыхаю, позвонив подруге.

— Ева! Наконец-то! Я вся на иголках, — говорит она нетерпением и участием. — Ну, рассказывай скорее! Как ты? Как все прошло там?

Я медленно провожу ладонью по лицу, собирая в кучу разрозненные мысли. За окном с шумом проносится машина, и на мгновение ее фары освещают мое усталое отражение в стекле. Сегодняшний день выжег меня изнутри, оставив лишь обугленную скорлупку.

— Юль… Скажи честно, ты вообще в курсе была, к кому именно меня направила сегодня? — голос срывается, и я сама слышу, как в нем дрожит непрошенная надежда, что это всего лишь чья-то жестокая шутка.

— К кому? В «Кристалл-Холдинг», конечно же. Я же тебе говорила. К этому, как его, Самохину, крутой бизнесмен местный.

— Владелец поменялся, Юль, — отвечаю, не отрывая взгляда от своего бледного отражения в темном окне. — «Кристалл-Холдинг» поглотила компания Глеба.

В трубке такая тишина, что становится слышно собственное дыхание. Я сжимаю телефон так сильно, что пальцы немеют, и жду. Жду, что сейчас прозвучит какое-то простое, логичное объяснение, которое развеет этот кошмар.

— Ева... Господи, — наконец выдыхает Юля, голосом, полным ужаса и растерянности. — Я правда не знала. Клянусь тебе, даже не догадывалась. Я бы никогда в жизни... Прости, пожалуйста. Мне так жаль, что так вышло.

В ее голосе столько искреннего раскаяния, что гнев тает, оставляя после себя лишь усталую, тягучую пустоту, будто из меня вынули все внутренности и набили ватой. Бесполезно злиться на Юлю, она не виновата. Виновато стечение обстоятельств, злая ирония судьбы, подбросившая мне именно эту работу в самый отчаянный момент.

— Ладно, не переживай, — говорю, чувствуя, как дрожит подбородок и слезы предательски застилают глаза. Я быстро их смахиваю, злясь на свою слабость. — Все в порядке. Я справилась, переговоры прошли нормально.

Это вранье дается мне с трудом. Ничего «нормального» в сегодняшнем дне не было.

— Не томи, рассказывай все по порядку! — Юля торопливо перебивает, и я слышу, как скрипит кресло, она усаживается поудобнее, готовясь слушать. — Как он себя вел? Что вообще происходило?

Я закрываю глаза, и передо мной снова возникает картина переговоров, длинный полированный стол, отражающий напряженные лица участников, стремительная, почти пулеметная речь носителя языка, от которой в первые минуты стушевалось все внутри.

— Все прошло успешно, контракт в итоге подписали. С переводом справилась, хотя... - делаю паузу, проводя пальцами по вискам, — было непросто. Я успела отвыкнуть от такого бешеного темпа, от живого звучания речи. Они там тараторят с такой скоростью, проглатывают половину слов. Приходилось постоянно ловить каждое слово, одновременно успевая обрабатывать смысл и подбирать точные формулировки. Это был настоящий ад для моих изголодавшихся по такой практике нервов.

— А Глеб? — уточняет Юля. — Как он реагировал? Что говорил?

А что Глеб? Я снова чувствую его тяжелый, оценивающий взгляд на себе, полный какого-то странного, незнакомого одобрения, которое обжигало сильнее, чем его привычное равнодушие. От этого взгляда по коже бежали мурашки, а сердце сжималось от противоречивых чувств гордости, злости и какой-то давно забытой боли.

— После того, как все закончилось, он предложил мне постоянное место в штате, — говорю это и чувствую, как по щекам разливается краска стыда. Стыда за то, что эта новость вообще может вызывать во мне какие-то чувства, кроме отвращения.

— Что?! Не может быть! И что же? Опять включила свою гордость и принципиальность? Сказала, что не намерена продаваться?

Ее слова возвращают меня в тот момент, когда все уже разошлись, и мы остались с ним одни в опустевшем переговорном зале. Глеб подошел ко мне и смотрел очень серьезно в глаза.

«Ева, — сказал он, и в его голосе прозвучало то самое, давно забытое тепло, от которого когда-то таял лед в душе. — Ты была великолепна. Честно говоря, я не ожидал... Ты даже не представляешь, как выручила меня. Останься. Здесь, в моей команде. Зарплата будет достойной, график можно сделать гибким, ты сможешь сама выбирать проекты. Я видел, как ты работаешь. Таких профессионалов, как ты, днем с огнем не сыскать»

Он смотрел на меня с тем самым восхищением, от которого когда-то замирало сердце и кружилась голова. И в тот миг, затянувшийся на вечность, я не видела в его глазах ни снисхождения, ни жалости, которыми, как мне казалось, должно быть пропитано его предложение. Только уважение.

— Ева? Ты где там? — голос Юли возвращает меня в реальность. — Так что, в итоге согласилась или нет? Не томи, ради бога!

Я открываю глаза, возвращаясь в свою убогую реальность. За окном по-прежнему горят безразличные огни большого города, а в моей комнате, пропахшей одиночеством и чаем, повисла гнетущая тишина, которую не в силах разогнать даже шум с улицы.

— Пришлось согласиться, — наконец отвечаю, и слезы снова подступают к глазам, горькие и беспомощные. — У меня не было выбора, Юль. Пришлось проглотить гордость и принять его предложение.

Признаться в этом вслух оказалось больнее, чем выслушивать его похвалы.

— Унизиться? Какое еще унижение? — Юля фыркает с таким негодованием, что я буквально представляю, как она качает головой. — Ева, да о чем ты вообще? Это не унижение! Унижение — это сидеть без гроша в кармане и вздрагивать от каждого звонка арендодателя, боясь, что сегодня тебе придется искать новое пристанище. А это работа. Хорошая, высокооплачиваемая работа, которую ты честно заслужила, потому что ты чертовски хороший специалист! Ты приняла абсолютно правильное решение. Правильное, слышишь?

Я молчу, снова глядя в темное, бездушное окно, за которым продолжает кипеть безразличная ко мне жизнь. Ее слова должны поддержать, должны вселить уверенность, но внутри все равно ноет обида и горечь, словно я предала саму себя, поступившись своими же принципами ради возможности просто выжить.

Я слышу, как Юля тихо, с обреченностью вздыхает, понимая, что никакие слова сейчас не смогут пробиться через стену моего отчаяния.

— Ладно, хватит себя изводить. Главное, что ты справилась, и прекрасно справилась. А теперь выдохни как следует и иди спать. Завтра новый день, все только начинается

— Да, конечно, — соглашаюсь я без всякой уверенности, с пугающей покорностью человека, сломленного обстоятельствами. — Спасибо тебе, Юль. За все. Правда

— Дурочка ты моя, все будет хорошо. Пока, — слышу в ответ ласковый, полный жалости и бессилия шепот, прежде чем она кладет трубку, оставляя меня наедине с давящей тишиной и гложущими душу мыслями.

Я еще долго сижу у окна, держа в руках безмолвный телефон. За окном темнеет окончательно, и огни становятся ярче. Комната погружается в тишину, нарушаемую лишь редкими звуками с улицы.

Я чувствую странное опустошение, смешанное с горьким облегчением.

Да, это работа.

Просто работа.

Но почему тогда на душе так тяжело?