После развода не нужно возвращать

Глава 16

Ева

Мир замирает в странном, затяжном моменте. Даже воздух кажется окаменевшим, а звуки застывают хрустальными осколками в пространстве.

Я остаюсь неподвижной, все еще ощущая жгучую полосу на запястье, где секунду назад сжимали его пальцы. Не могу оторвать взгляда от этой невозможной картины, от моей маленькой дочери, которая только что назвала его отцом.

Это слово все еще звенит в ушах, раскатываясь эхом в гробовой тишине кабинета, наполняя пространство новым, пугающим смыслом.

И Глеб застывает.

Его гнев, такой яростный и реальный мгновение назад, растворяется без следа, уступая место полному недоумению. Он медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление, разжимает пальцы, и я чувствую, как по коже разливается жгучее онемение.

Его взгляд прикован к Алисе.

— Папа! — снова зовет она, и в этом зове слышны и нетерпение, и надежда, и какая-то давняя тоска.

И тогда в нем что-то ломается. Срабатывает какой-то древний, дремлющий инстинкт. Не говоря ни слова, он наклоняется к подбежавшей малышке, и подхватывает ее. Глеб сажает ее на сгиб локтя, как когда-то давно делал это много лет назад с Матвеем.

От этой простой, домашней картины у меня сжимается сердце.

Алиса взвизгивает от восторга, ее слезы окончательно сменяются счастливым смехом. Она крепко обвивает его шею пухлыми ручонками, прижимается к его щеке и шепчет ему на ухо, но так доверчиво и громко, что слышно каждое слово.

— Я так по тебе соскучилась! Ты как на картинке, только большой-пребольшой!

Ее пальчики нежно гладят его щеку, изучая каждую черту с детским любопытством и обожанием, а Глеб смотрит на нее, и в его глазах шок, непонимание. Он потерян, он не знает, что сказать или сделать, и просто держит ее, эту маленькую девочку, которая без тени сомнения считает его своим отцом.

Атмосфера в кабинете преображается. Напряжение и неловкость моего побега и его гнева растворяются, уступая место всеобщему умилению.

Партнеры улыбаются, перешептываются, глядя на эту сцену. Мистер Эдвардс наблюдает за нами с мягкой, понимающей улыбкой и, наконец, нарушает тишину, обращаясь ко мне.

— Мисс Ева, какой очаровательный ребенок! И какая трогательная сцена, просто дух захватывает от такой искренней любви. Но, знаете, у меня возник один вопрос, — его проницательный взгляд скользит по моей руке, беспомощно лежащей на столе, затем переходит к руке Глеба, уверенно поддерживающей Алису. — Если, конечно, это не слишком личное… почему вы с супругом не носите обручальных колец? В наши дни это стало довольно редким явлением, особенно для пары, у которой такой прекрасный и явно любимый ребенок. Просто любопытно, может быть, это какая-то принципиальная позиция или осознанное решение?

Я замираю. Кровь отливает от лица, и мне кажется, будто пол уходит из-под ног.

Вот он, вопрос, которого я боялась больше всего на свете. Я не могу издать ни звука. Мой разум, еще секунду назад лихорадочно искавший выход, теперь молчит. Я просто смотрю на мистера Эдвардса широко раскрытыми глазами, чувствуя, как струйки пота стекают по спине.

Глеб, видя мой окаменевший взгляд и безмолвие, хмурится. Он не понимает слов, но отлично считывает мою панику. Его голос снова становится жестким, но теперь в нем сквозит не только раздражение, но и тревожная настороженность.

— Ева, что он сейчас спросил? Что он там такое сказал, что ты остолбенела? Переведи мне его слова.

Я медленно перевожу на него взгляд. Вижу его нахмуренный лоб, его руку, все еще уверенно обнимающую нашу дочь. Вижу сияющее, полное безграничного доверия личико Алисы, прижавшееся к его плечу.

Воздух снова сгущается, становясь тяжелым и спертым, давя на виски.

Я делаю глубокий, прерывистый вдох, цепляясь взглядом за его холодные глаза, и произношу тихо.

— Они спрашивают… почему мы с тобой не носим обручальных колец.