После развода не полюбим (СИ)

Глава 12

Хайат что-то говорит продавцу. Тот кивает, достает из витрины коробочку. Бархатная, маленькая, знакомая до боли.

Сердце пропускает удар.

Продавец открывает коробочку, и даже на расстоянии я вижу блеск изумруда в обрамлении золота. То самое кольцо. Кольцо его бабушки. Которое он забрал у меня неделю назад.

Рабия всплескивает руками, что-то восторженно говорит. Хайат берет кольцо, надевает ей на палец. Тот самый палец, на котором оно было у меня двенадцать лет.

Рабия протягивает руку, любуется кольцом при свете ламп. Оно сияет на ее пальце, словно никогда не принадлежало другой женщине. Словно не было тех двенадцати лет, когда я носила его с гордостью и любовью.

Хайат наклоняется, целует Рабию в висок. Его рука ложится на ее живот, поглаживает. Жест настолько интимный, что у меня перехватывает дыхание.

Они счастливы. Идеальная пара. Красивая молодая жена с животиком, успешный хирург, семейная реликвия на ее пальце. Картина для журнала о счастливой семейной жизни.

А я...

Я никто. Стертая страница. Ошибка, которую исправили.

Воздуха не хватает. В горле стоит ком. Перед глазами плывет. Нужно уйти. Сейчас же. Пока они не увидели.

Разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу. Почти бегу прочь из магазина, мимо кафе, к эскалатору. Люди расступаются, смотрят с удивлением. Наверное, я выгляжу как сумасшедшая.

Не могу дышать. Не могу думать. Просто бегу.

Только на улице останавливаюсь, хватаясь за стену здания. Сползаю по ней вниз, оказываюсь на корточках. Обхватываю колени руками, качаюсь взад-вперед.

Кольцо. Он подарил ей моё кольцо. То, которое должно было символизировать вечную любовь. Которое я носила с таким трепетом.

Теперь оно на пальце другой женщины. Молодой. Красивой. Беременной его детьми.

А я что? Я ничто. Пустое место.

— Мисс, вам плохо? — кто-то дотрагивается до моего плеча.

Поднимаю голову. Охранник торгового центра смотрит обеспокоенно.

— Нет, — выдавливаю я, вставая на ватных ногах. — Все нормально. Просто... закружилась голова.

— Может, вызвать врача?

— Не нужно. Спасибо.

Отхожу от здания, заставляю ноги двигаться. Одна нога перед другой. Механически. Автоматически.

Иду по улице, не разбирая дороги. Люди, машины, витрины — все сливается в размытое пятно. В голове пустота. Только одна мысль бьется, как раненая птица: "Он подарил ей моё кольцо".

Не знаю, сколько прошло времени, когда останавливаюсь перед знакомым зданием. Дом культуры. Танцевальная студия. Я пришла сюда, даже не осознавая.

Нужно зайти. Поговорить с Заремой. Сказать, что увольняюсь.

Поднимаюсь по ступенькам. В коридоре пахнет так же сыростью и краской. Слышу музыку из репетиционного зала, кто-то занимается.

Кабинет Заремы на втором этаже. Иду медленно, держась за перила. Голова все еще кружится, но я заставляю себя идти.

У двери кабинета останавливаюсь. Внутри голоса. Зарема и... мужской голос. Громкий, раздраженный.

— Я вам уже говорил, Зарема Ибрагимовна! — гремит мужчина. — Моя дочь не будет учиться у этой... разведенки!

Застываю. Разведенка. Это обо мне.

— Господин Исмаилов, — отвечает Зарема примирительно, — Камилла Магомедовна — квалифицированный преподаватель. Ее личная жизнь...

— Ее личная жизнь — показатель ее моральных качеств! — перебивает Исмаилов. — Женщина, которую бросил муж, не может быть примером для моей дочери!

— Но она хорошо учит детей...

— Мне все равно! Либо вы ее увольняете, либо я забираю дочь из студии. И поверьте, я не один так думаю. Я уже разговаривал с другими родителями. Половина группы готова уйти, если эта женщина продолжит работать.

Тишина. Потом вздох Заремы:

— Я понимаю вашу позицию. Но увольнение без веских причин...

— Веская причина — падение репутации студии! — Исмаилов повышает голос. — Вы хотите, чтобы о вас говорили как о месте, где работают женщины с сомнительной моралью? Я владею сетью магазинов, у меня связи. Одно мое слово — и у вас не будет учеников.

Еще одна пауза. Более долгая.

— Хорошо, — наконец говорит Зарема. — Я... поговорю с ней.

— Вот и отлично. Рад, что мы поняли друг друга.

Шаги направляются к двери. Я отскакиваю в сторону, прячусь за углом. Дверь распахивается, выходит тот самый мужчина, высокий, грузный, в дорогом костюме. Исмаилов. Тот, чья жена называла меня неудачницей на первом занятии.

Он проходит мимо, даже не заметив меня. Спускается по лестнице, разговаривая по телефону:

— Да, все решено, не волнуйся. Эту разведенку уберут... Нормально, спокойно. По собственному желанию...

Голос затихает вдали.

Я остаюсь стоять у стены, не в силах пошевелиться. Разведенка. Женщина с сомнительной моралью. Плохой пример для детей.

Это я. Это обо мне.

Две недели назад я была заслуженной артисткой, женой уважаемого врача, человеком с репутацией. А теперь... теперь я изгой. Женщина, от которой нужно держаться подальше, чтобы не запачкаться.

Хайат разрушил не только мой брак. Он разрушил мою жизнь целиком.

Дверь кабинета снова открывается. Зарема выходит, видит меня.

— Камилла? — удивляется она. — Вы здесь? Я думала, вы в больнице...

— Выписали, — отвечаю я, и голос звучит странно — отстраненно, словно не мой. — Я пришла сообщить, что увольняюсь.

Зарема вздыхает с облегчением. Даже не пытается скрыть.

— Понимаю. Наверное, это к лучшему. Вам нужно поправить здоровье, а у нас тут... сложная ситуация с родителями.

— Я слышала, — говорю я. — Разведенка с сомнительной моралью не может работать с детьми.

Зарема краснеет и поджимает губы:

— Камилла, это не мои слова...

— Но вы с ними согласны, — заканчиваю я за нее. — Иначе не обещали бы Исмаилову меня уволить.

Она молчит. Виновато отводит взгляд.

— Мне жаль, — говорит наконец. — Вы действительно хороший педагог. Но я не могу позволить себе потерять половину учеников.

— Понимаю, — киваю я. — Не беспокойтесь. Я не буду создавать проблем. Напишите заявление об увольнении по собственному желанию. Я подпишу.

— Спасибо за понимание. Пройдемте, — Зарема разворачивается и выходит в свой кабинет, я за ней.

Она проходит к своему столу и кладет на стол передо мной уже готовое заявление. Значит, ждала меня. Или готовилась уволить без разговора.

Беру ручку. Бумага дрожит в руках, буквы плывут перед глазами. Расписываюсь не глядя.

— Вот, — протягиваю заявление обратно. — Теперь репутация вашей студии в безопасности.

Зарема берет бумагу, пробегает по ней глазами, прячет в папку.

— Камилла, я правда сожалею...

— Не надо, — останавливаю я ее. — Все понятно. Деньги за отработанные дни переведете?

— Конечно. В течение недели.

— Хорошо.

Разворачиваюсь и иду к выходу. По коридору, мимо фотографий на стене. На одной из них я четырнадцатилетняя, в национальном костюме, с кубком в руках. Улыбаюсь в камеру, счастливая, полная надежд.

Та девочка не знала, что через двадцать лет окажется здесь. Разведенной. Беременной. Без работы. Без семьи. Без будущего.

Выхожу на улицу. Небо затянуто тучами, собирается дождь. Холодный ветер пронизывает насквозь.

Я стою на ступеньках Дома культуры и понимаю: мне некуда идти.

У Алисы задерживаться нельзя, она с мужем в маленькой двухкомнатной квартире, я им мешаю. К родителям нельзя, отец выгнал. Работы нет. Денег почти нет. Беременность с угрозой выкидыша.

Достаю телефон. Смотрю на экран. Контакт "Хайат" все еще в списке. Так легко нажать на него. Позвонить. Сказать: "Я беременна. Помоги мне."

И он поможет. Конечно, поможет. Из чувства долга, ответственности. Он такой — правильный, порядочный. Переведет деньги. Оплатит врачей. Снимет квартиру.

Но я буду должна ему. Буду обязана. Буду той, кого он содержит из жалости.

Нет. Никогда.

Удаляю контакт. Одно нажатие — и Хайата больше нет в моем телефоне. Так же легко, как он удалил меня из своей жизни.

Иду вниз по ступенькам. Иду по улице. Иду, не зная куда. Дождь начинает накрапывать. Мелкий, холодный, противный.

Рука ложится на живот.

— Прости, малыш, — шепчу я. — Прости, что у тебя такая мать. Которая не смогла сохранить семью. Которую все считают неудачницей. Которая не может даже обеспечить тебе будущее.

Но я постараюсь. Клянусь, я постараюсь. Найду работу. Любую. Сниму комнату. Хоть угол. Мы справимся. Как-нибудь справимся.

Потому что ты все, что у меня осталось.

Дождь усиливается. Я иду по мокрым улицам родного города, который больше не кажется родным. Прохожие спешат, прячась под зонтами. Машины едут, обдавая водой из луж.

А я иду медленно, потому что спешить некуда.

Жизнь, которую я знала, закончилась.

Новая еще не началась.

Я в промежутке. В пустоте.