После развода не полюбим (СИ)

Глава 20

Рабия врывается в квартиру, хлопая дверью так громко, что эхо разносится по всему коридору. Руки дрожат, когда она сбрасывает туфли, не глядя, куда они падают. Одна ударяется о стену, оставляя след.

Ей всё равно.

Голова раскалывается. Сердце колотится так сильно, что больно в груди. Дети под сердцем толкаются беспокойно, словно чувствуют её состояние.

Как он посмел? Как посмел разговаривать с ней так, словно она... словно она никто?

Слёзы жгут глаза, но она больше не позволит им течь. Не сейчас. Нужно взять себя в руки, успокоиться, подумать.

Идёт в гостиную, собираясь упасть на диван и... и что? Плакать? Звонить подругам? Жаловаться?

Но на пороге гостиной замирает.

На диване сидит женщина. Полная, с начёсом на волосах, в ярко-розовом костюме с золотыми пуговицами. Много украшений, кольца на каждом пальце, массивное золотое колье, браслеты, которые звенят при каждом движении. Одежда дорогая, брендовая, но сидит как-то неуклюже, словно женщина всё ещё не привыкла к этому образу.

— Мама? — выдыхает Рабия, и в голосе смесь удивления и страха. — Что ты здесь делаешь?

Женщина поднимается с дивана, расправляя складки юбки. Лицо строгое, недовольное, тёмные и проницательные глаза оценивающе скользят по дочери.

— Здравствуй, дочь, — говорит она, и в голосе нет ни капли тепла. — Вот уже и встречают меня. Как чужую.

— Нет, мама, я просто... — Рабия заставляет себя улыбнуться, подходит, целует мать в щёку. — Я не ожидала. Почему не предупредила, что приедешь?

— Так я теперь должна предупреждать? — мать садится обратно, складывает руки на коленях. Жест властный, требующий подчинения. — Чтобы навестить единственную дочь, нужно разрешение просить?

— Нет, конечно нет! — Рабия быстро садится рядом, берёт мать за руку. — Мама, ты что? Ты в любое время можешь приезжать. Просто... я бы приготовилась. Встретила тебя как надо.

— А сейчас не как надо? — мать смотрит вокруг, оценивающе. — Квартира чистая. Богатая. Всё, как я и хотела для тебя.

Рабия кивает, но внутри поднимается паника. Мама здесь. Именно сегодня, когда всё рушится. Когда она только что выяснила, что бывшая жена Хайата беременна. Что её идеальная жизнь даёт трещины.

Мама не должна этого знать. Никогда.

— Я сделаю чай, — говорит Рабия, вскакивая. — Ты, наверное, устала с дороги. Сейчас всё приготовлю.

— Сиди, — приказывает мать, и Рабия автоматически опускается обратно на диван. Старая привычка подчиняться этому голосу. — Не суетись. Поговорим сначала.

— О чём, мама?

— О жизни твоей. О муже, — мать наклоняется ближе, и Рабия чувствует знакомый запах дешёвых духов и чего-то ещё, чего она не может определить. Запах детства. Страха. — Как он к тебе относится? Хорошо?

— Очень хорошо, — торопливо отвечает Рабия. — Хайат... он замечательный муж. Заботливый. Внимательный.

— Даёт деньги?

— Конечно. На всё, что нужно.

— И тебе позволяет посылать мне?

Рабия кивает. Каждый месяц она переводит матери крупную сумму. Хайат не возражает, хотя и не спрашивает, на что идут эти деньги.

— Хорошо, — мать откидывается на спинку дивана. — Значит, ты всё делаешь правильно. Держишь его довольным.

— Стараюсь, мама.

— Но почему ты такая бледная? — Мать вдруг хватает её за подбородок, поворачивает лицо к свету. Пальцы сильные, безжалостные. — Плакала? Что случилось

— Ничего! — Рабия высвобождается, потирает подбородок. — Просто устала. Двойня тяжело даётся.

— Устала, — повторяет мать недоверчиво. — Или муж тебя расстроил?

— Нет, мама, всё хорошо...

— Не ври мне, — голос становится жёстче. — Я вижу, когда моя дочь лжёт. Что случилось?

Рабия опускает глаза. Руки сами собой складываются на животе, защищая детей. Всегда, когда мама повышала голос, всегда Рабия принимала эту позу. Защитную. Покорную.

Вспоминает детство в деревне. Маленький дом, где они жили впятером, она, мама, младшие братья, отец, который пил и бил. Мама, которая била не меньше отца. За каждую провинность. За грязную посуду. За плохие оценки. За слишком громкий смех.

Ремень. Рука. Иногда скалка.

Рабия научилась молчать. Терпеть. Не плакать, потому что слёзы только злили мать больше.

Потом отец умер. Жизнь не стала легче. Мать решила, что дочь должна выбиться в люди. Любой ценой. Устроиться на работу в город. Найти богатого мужа. Вытащить семью из нищеты.

И Рабия старалась. Изо всех сил старалась. Поступила в медицинский. Работала в больнице. И встретила Хайата. Красивого, успешного, богатого. Женатого.

Но мама говорила: "Неважно, что женат. Важно, что он тебя хочет. Используй это. Забеременей. Он не бросит беременную".

И Рабия послушалась. Как всегда послушалась.

Долго не получалось забеременеть, хотя лгала, что принимает таблетки и прокалывала презервативы. И она нашла возможность.

И это сработало.

Хайат ушёл от жены. Женился на ней. Дал ей квартиру, деньги, статус.

Мама была довольна. Наконец-то довольна.

Но теперь... теперь всё под угрозой.

— Рабия, — мать хватает её за запястье, сжимает. — Я жду ответа.

— Просто... — Рабия делает глубокий вдох, — просто устала, правда. Хайат много работает. Мы редко видимся. Иногда... иногда одиноко.

Мать отпускает её руку, но взгляд не отводит.

— Ты его держишь крепко? — спрашивает она. — Не даёшь другим женщинам подобраться?

— Конечно, мама.

— Потому что, если ты потеряешь его, — мать наклоняется ближе, и в её голосе угроза, — всё, чего мы добились, пропадёт. Ты понимаешь? Всё. Ты вернёшься обратно в деревню с двумя детьми. Будешь нищей. Позором.

— Я понимаю, мама.

— И я не позволю этого, — продолжает мать. — Я слишком много в тебя вложила. Ты должна держать его. Любой ценой.

— Я держу...

— Тогда почему ты плакала?

— Не плакала!

— Лжёшь!

Мать встаёт резко. Рабия вскакивает следом, инстинктивно отступая. Старый рефлекс. Когда мать вставала вот так, резко, всегда следовали удары.

Но сейчас мать не бьёт. Просто смотрит. Долго. Пронзительно.

— Ты что-то скрываешь, — констатирует она. — Я это чувствую. Что случилось, Рабия?

— Ничего, мама, клянусь...

— Если ты что-то натворила, — говорит мать медленно, — если подставила под удар всю нашу семью... Ты помнишь, что бывает с теми, кто меня подводит?

Рабия помнит. Конечно помнит. Младший брат, который украл деньги из её кошелька. Мать не разговаривала с ним месяц, после того как преподала ему “важный урок” и выгнала из дома зимой. Он ночевал у соседей, пока не вымолил прощения.

Старший брат, который решил бросить школу. Мать избила его ремнём так, что синяки не сходили неделю.

Саму Рабию, когда она в четырнадцать лет пришла домой, мать заперла её в комнате на три дня без еды, потому что кто-то сообщил ей, что видел девушку с кем-то из парней. Только вода. "Чтобы запомнила, что значит опозорить семью".

— Я ничего не натворила, — шепчет Рабия, и слёзы всё-таки текут. — Правда, мама. Всё хорошо.

Мать смотрит на неё ещё долгую минуту. Рабия стоит, не в силах пошевелиться, чувствуя, как по спине стекает холодный пот.

Живот тянет, дети беспокоятся, чувствуя её страх.

Наконец мать отворачивается, идёт к окну. Смотрит на вечерний город, освещённый тысячами огней.

— Этот город, — говорит она задумчиво, — дал тебе всё. Дал нам всё. Мы больше не те нищие из деревни. Твои братья учатся в университете. У меня новый дом. У тебя муж-врач, квартира, деньги.

— Я знаю, мама, — шепчет Рабия.

— И ты не имеешь права это потерять, — мать оборачивается. В её глазах холодная решимость. — Что бы ни случилось, ты будешь держаться за этого мужчину. Понимаешь?

— Понимаю.

— Если другие женщины попытаются увести его, ты будешь бороться. Если он захочет уйти, ты не позволишь. У тебя под сердцем его дети. Это твоё оружие. Используй его.

Рабия кивает. Горло сжато так, что не может говорить.

— А теперь иди, сделай чай, — мать садится обратно на диван, берёт с журнального столика модный журнал. — И принеси что-нибудь сладкое. Я с дороги голодная.

Рабия бежит на кухню на дрожащих ногах. Закрывает за собой дверь, опирается о неё спиной. Дышит часто, прерывисто.

Хайат. Где сейчас Хайат?

Обычно, когда мама приезжала, он был рядом. Его присутствие защищало Рабию. Мать вела себя по-другому, когда он был дома. Мягче. Вежливее.

А сейчас Рабия одна. Совсем одна с матерью, которую боится больше, чем кого-либо на свете.

И с секретом, который может разрушить всё.

Достаёт телефон дрожащими руками. Пишет Хайату: "Мама приехала. Когда ты будешь дома?"

Ответ приходит почти сразу: "Поздно. Не жди".

Рабия зажмуривается. Слёзы жгут веки, но она не позволяет им пролиться.

Ставит чайник, достаёт чашки. Руки трясутся так сильно, что одна чашка выскальзывает, разбивается о пол.

— Рабия! — кричит мать из гостиной. — Что там у тебя?

— Ничего, мама! Просто чашка упала!

— Будь аккуратнее! В твоём доме всё дорогое. Не порть.

— Хорошо, мама.

Рабия опускается на корточки, собирает осколки. Один острый кусок царапает палец. Капля крови падает на белую плитку.

Она смотрит на эту каплю и понимает: всё, что она построила, так же хрупко, как эта чашка. Один удар и все рассыпется в осколки.

И мать не простит. Никогда не простит, если Рабия всё потеряет.