Прилетаю на день раньше. Не предупреждаю Хайата. Хочу сделать сюрприз.
Такси привозит меня к его квартире поздно вечером. Девять часов. Амина должна уже спать.
Набираю код домофона, который он дал на случай экстренной ситуации. Поднимаюсь на лифте на двенадцатый этаж. Его квартира, где я никогда не была. Где живёт новый Хайат, без меня, без нас.
Стою у двери, сердце колотится. Что я здесь делаю? Правильно ли это?
Но рука сама тянется к звонку. Нажимаю.
Шаги. Дверь открывается.
Хайат стоит на пороге. В домашних штанах и футболке, босиком, с растрёпанными волосами. На руках Амина в пижаме с зайчиками. Такой же пижаме, какая на нём.
Он закупил много парных пижам, что каждый раз умиляет.
Вокруг них — игрушки, разбросанные по полу. Детские книжки. Бутылочка на журнальном столике. Хаос, который так не вяжется с образом безупречного Хайата Алиева.
Он смотрит на меня, глаза расширяются от удивления.
— Камилла? Ты... я думал, ты завтра...
— Вернулась раньше, — говорю я, не в силах оторвать взгляда от Амины. — Скучала по дочке.
— Мама! — кричит Амина, протягивая ко мне ручки. — Мама, мама!
Хайат передаёт мне её. Я прижимаю малышку к груди, целую в макушку, вдыхаю родной запах.
— Как же я скучала, — шепчу я. — Как же скучала по тебе.
— Заходи, — говорит Хайат, отступая. — Не стой в дверях.
Захожу. Осматриваюсь. Просторная квартира, современный ремонт, панорамные окна. И повсюду следы Амины — игрушки, детская посуда, манеж в углу гостиной.
Он обустроил здесь место для дочери. Не на неделю. Навсегда.
— Садись, — предлагает он, убирая игрушки с дивана. — Хочешь чай? Кофе?
— Нет, спасибо, — опускаюсь на диван с Аминой на коленях. Она тянется к моему лицу, трогает щёки, нос, губы. Изучает, словно проверяет, что это правда я.
Хайат садится рядом. Между нами метр дистанции. Безопасное расстояние.
Но я чувствую его взгляд на себе. Тёплый. Внимательный.
— Как Москва? — спрашивает он. — Предложение ещё в силе?
— Да, — отвечаю я, глядя на Амину, а не на него. — Очень выгодное. Зарплата, квартира, перспективы.
Пауза. Напряжённая.
— И что ты решила? — голос осторожный, сдержанный.
Наконец поднимаю взгляд. Встречаю его глаза.
— Я боюсь, — говорю я честно. — Боюсь поверить снова. Боюсь, что если открою сердце, ты снова разобьёшь его.
Вижу, как он с трудом глотает. Как сжимает кулаки.
— Я тоже боюсь, — признаётся он тихо. — Боюсь, что не смогу исправить то, что разрушил. Что ты никогда не простишь. Что потеряю вас навсегда.
Он подвигается ближе. Осторожно. Медленно. Даёт мне возможность отстраниться.
Я не отстраняюсь.
— Камилла, — шепчет он, и его рука ложится поверх моей на спинке Амины. Тёплая. Дрожащая. — Дай нам шанс. Один. Я докажу. Всю жизнь буду доказывать, если нужно.
Смотрю на наши руки. На его. На свою. На Амину между нами.
Наша дочь. Наша девочка. Которая связала нас навсегда.
— Медленно, — говорю я наконец. — Очень медленно. Без давления. Без обещаний. Просто... попробуем.
Вижу, как загораются его глаза. Как расплывается улыбка на лице.
— Медленно, — соглашается он. — Как ты скажешь.
Тянется ко мне. Останавливается в сантиметре от моих губ. Смотрит в глаза, спрашивая разрешения.
Я не отстраняюсь. Не моргая слежу за ним.
И он целует меня.
Первый поцелуй за полтора года. Осторожный, нежный, со вкусом слёз… моих и его.
Амина между нами спокойно посапывает, улыбаясь во сне, не понимая, но чувствуя — что-то важное происходит.
Что-то, что изменит всё.