Утро наступает внезапно. Лучи зимнего солнца пробиваются сквозь незнакомые шторы, а я не сразу понимаю, где нахожусь. На секунду сердце замирает от надежды — может, все это был просто кошмарный сон?
Но реальность обрушивается заново, когда я узнаю гостевую спальню Алисы. Вчерашний вечер, ключи в дрожащих руках, его холодный взгляд... Хайат действительно меня бросил. Двенадцать лет брака закончились за один вечер.
Во рту пересохло, а мышцы ноют, будто после изнурительной репетиции. Наверное, это от того, что я всю ночь провела в одном положении, боясь пошевелиться, словно любое движение может усилить боль, которая пульсирует внутри.
— Камилла? — доносится из-за двери осторожный голос Алисы. — Ты проснулась? Я приготовила завтрак.
— Да, — отвечаю я, но голос не слушается, выходит хриплый шепот. Прокашливаюсь и пробую снова: — Сейчас выйду.
Мой телефон мигает непрочитанными сообщениями. Дрожащими пальцами разблокирую экран. Одиннадцать пропущенных звонков от мамы.
Значит, уже знает.
В нашем маленьком городе новости разлетаются мгновенно. Наверняка кто-то видел, как я вчера садилась в такси с чемоданом у нашего дома.
Открываю сообщения, и сердце пропускает удар.
«Я оформил перевод денег на твою карту. Должно хватить на месяц-два, пока не устроишься. Вещи, которые ты забыла, я отправил с курьером. Удачи, Хайат».
Деловито. Практично. Как всегда.
Закрыл гештальт и двинулся дальше, не оглядываясь.
Он всегда был таким — решительным, непоколебимым.
Раньше эти качества восхищали меня. Теперь от них ноет в груди.
Поднимаюсь с постели, и комната на мгновение плывет перед глазами.
Тошнота подкатывает к горлу, и я едва успеваю добежать до ванной. Когда возвращаюсь, смотрю на своё отражение в зеркале — бледная, с темными кругами под опухшими от слез глазами.
«Беременность», — мелькает мысль. И сразу следом: «Он никогда не узнает».
Выхожу в кухню, где Алиса хлопочет у плиты.
Аромат свежесваренного кофе вызывает новый приступ тошноты, но я сдерживаюсь. Не хочу, чтобы подруга начала догадываться.
— Вот, держи, — она ставит передо мной тарелку с омлетом и тост с джемом. — Тебе нужно поесть.
— Спасибо, — киваю я, но при виде еды желудок сжимается. — Я... не голодна.
Алиса садится напротив, ее взгляд полон беспокойства и плохо скрываемого гнева.
— Этот подонок... — начинает она, но я поднимаю руку, останавливая.
— Не надо, Алиса. Пожалуйста.
— Но как он мог? — не сдается подруга. — Двенадцать лет! И ради чего? Какой-то молоденькой дурочки, которая...
— Она беременна, — перебиваю я, и эти слова жгут горло. — От него.
Алиса замирает с чашкой у губ.
— О Боже, — выдыхает она. — Какой ужас.
Я смотрю в окно на серое зимнее небо.
Вчера был мой триумф на сцене, а сегодня я бездомная женщина с разбитым сердцем. Судьба умеет быть жестокой.
— Ты говорила со своими родителями? — осторожно спрашивает Алиса.
При упоминании родителей сердце сжимается еще сильнее.
Мама будет плакать, отец мрачно молчать. Для них развод дочери почти такой же позор, как если бы я совершила преступление.
— Нет еще, — отвечаю я, теребя край скатерти. — Но мама звонила. Много раз.
— Что ты будешь делать дальше? — Алиса накрывает мою руку своей. Её прикосновение такое теплое, участливое, что слезы снова подступают к глазам.
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Совсем не знаю.
В этот момент звонит дверной звонок. Мы обе вздрагиваем.
— Я открою, — говорит Алиса и выходит из кухни.
Через минуту она возвращается с большой коробкой в руках.
— Курьер. Еще чемодан в коридоре, — поясняет она. — От... от него.
Коробка кажется невероятно тяжелой, когда ставит на стол. Внутри вещи из нашей квартиры. Мой любимый шарф, который я забыла на вешалке. Фотоальбом с нашей свадьбы. Несколько книг, которые я читала перед сном. Мои документы, сложенные в аккуратную стопку.
Под ними конверт. Дрожащими пальцами достаю его и открываю.
«Документы о разводе. Ознакомься и подпиши, потом отдай курьеру. Он будет ждать.»
Холодно. Деловито. Официально.
Без единого слова сожаления.
Строчки плывут перед глазами, а в ушах звенит.
— Он что, серьёзно?! — восклицает Алиса, заглядывая через плечо. — Даже суток не прошло!
Я смотрю на бумаги и понимаю, что Хайат все продумал заранее.
Возможно, еще месяц назад, когда дарил мне кольцо на годовщину и говорил, что любит.
Возможно, еще раньше.
— Он всегда был практичным, — говорю я, и собственный голос звучит откуда-то издалека, глухим и угасшим. — Не любит откладывать дела.
— Камилла, — Алиса сжимает мое плечо, — ты не обязана подписывать сейчас. Можешь взять время, подумать, посоветоваться с юристом...
— Нет, — качаю головой. — Какой смысл тянуть? Он все решил.
Беру ручку, которую предусмотрительно вложил в конверт.
Почерк Хайата аккуратный, четкий, уверенный.
Мой дрожащий и неровный.
Как символ наших отношений: его уверенность и моя хрупкость.
Когда последняя страница подписана, я чувствую странное опустошение. Будто последняя нить, связывавшая меня с прошлой жизнью, оборвалась.
— Я отнесу курьеру, — говорит Алиса, забирая конверт.
Оставшись одна, я снова смотрю в коробку.
Среди вещей замечаю маленькую шкатулку с драгоценностями, которые дарил мне Хайат. Обручальное кольцо, серьги с сапфирами на день рождения, колье, которое он привез из Парижа, еще несколько золотых украшений.
Интересно, Рабии он тоже что-то дарил, пока был со мной?
Покупал ли цветы, выбирая в магазине самые свежие розы, как делал для меня в первые годы нашего брака?
Шептал ли ей те же слова, от которых у меня перехватывало дыхание?
Эти мысли ранят еще сильнее. Невыносимо больно.
Алиса убеждает, что нужно поесть, но мне кусок в горло не лезет.
Заставляю себя через силу съесть баранку, от него меня не тошнит. А запиваю все обычной теплой водой.
Внезапно дверной звонок снова звенит, резко и требовательно. Алиса бросает на меня встревоженный взгляд.
Выходим вдвоем в коридор.
— Кто там? — спрашивает она через дверь.
— Это Хайат, — доносится его голос, и сердце сжимается болезненно и сладко одновременно. — Мне нужно поговорить с Камиллой.