Глава 9

Покойницкая Обуховской больницы представляла собой небольшое сырое, а оттого душное помещение. Котов уже бывал в этом месте несколько раз, потому шел уверенно, не морщась от запахов, царивших там, а были они весьма неприятными.

— Не терплю этого места, — передернув плечами, прошептал Александр Александрович. — Неужто нельзя сделать покойницкую больше и светлей?

Олег машинально кивнул. Устроено и вправду было дурно. Из освещения только свечи, места мало, еще и тела на столах, занимавших и без того скудное пространство. Но это было частью работы, что петербургского сыска, что иномирного, а потому мужчины более никак своих чувств не проявили. Бывало и похуже.

Перед входом в покойницкую стоял санитар — уже давно немолодой, но еще крепкий мужчина. Звали его, насколько помнил Котов, Сидор Найденов. Он курил папиросу, курил в явной задумчивости и не сразу заметил подошедших мужчин.

— Доброй ночи, Сидор, — поздоровался с ним Олег.

— Доброй, ваше благородие, — отвечая, он выпустил струю дыма из носа, став похожим на усатого дракона.

Санитар бросил окурок на пол, придавил его каблуком сапога и отпихнул в сторону. После посмотрел и махнул рукой.

— Всё одно убираться, — проворчал он.

— Стеценко уже прибыл? — спросил его Рыкин.

— Да, — кивнул Сидор, — там уже.

— Еще не вскрыл? — спросил Котов.

— А черт его знает, — пожал плечами санитар и тут же перекрестился.

Александр Александрович хмыкнул и первым вошел в покойницкую. До Олега донеслось его фырканье. Да, запах лучше не стал.

— Доброе ночи, Петр Назарович, — поздоровался с полицейским доктором Рыкин.

Мужчина тридцати лет, стоявший у прозекторского стола, повернул голову и кивнул.

— И вам доброй ночи, Сан Саныч. Кто это с вами?

— Это я, Петр Назарович, здравствуйте, — отозвался Котов и вышел из-за спины долговязого Рыкина.

Стеценко Олег знал, тоже шапочно, встречались в этой же покойницкой несколько раз, да и не только в этой. Перт Назарович не одобрял любопытного носа знакомца Александра Александровича и скрывать этого не собирался. Он и сейчас окинул Котова неприязненным взглядом.

— Даже не удивлен, — сухо произнес полицейский доктор. — Здравствуйте, Олег Иванович. И что вас всё несет в покойницкие? Вам бы в театр или в цирк, всё веселее, чем на покойников пялиться. И не говорите мне про ваши рассказы, всё это чушь. Другие писатели на покойников смотреть не бегают.

— Я по вас тоже скучал, любезный Петр Назарович, — усмехнулся Олег. — Будем считать, что я и так в театре, анатомическом. К тому же меня пригласили.

Стеценко перевел взгляд на Рыкина, и тот кивнул, подтверждая. Однако что-то объяснять и заискивать перед доктором он не намеревался. Не его это было дело, зачем сыщик привел кого-то к телу. Раз привел, стало быть, надо. И он произнес строго, не допуская ничьих возражений:

— Олег Иванович, подойдите к покойному, посмотрите. Возможно, увидите что-то примечательное.

— Так может, господин Котов и вскрывать станет? — не пряча раздражения, вопросил Стеценко. — Может, он лучше меня справится с этим делом?

— Я не претендую, Петр Назарович, — поднял руки Олег. — Это ваша вотчина, я здесь по иной причине. Но, не обессудьте, я все-таки посмотрю на тело.

— Да ради Бога, — отмахнулся доктор. — Что же это я вам мешать стану? Это же ваше дело — мешать. А я подожду, пока вы наглядитесь вдосталь.

Котов приблизился к столу, но смотрел пока на Стеценко. На губах его появилась едва приметная улыбка.

— Ну будет вам, Петр Назарович, — примирительно произнес Олег. — Я много времени у вас не отниму, обещаю.

— Любуйтесь, — широким жестом пригласил доктор и отступил от стола, открыв покойника взгляду Рыкина.

Тот покривился и постарался встать так, чтобы не видеть, но тут кто-то схватил его за полу сюртука, и сыщик охнул от неожиданности. Он опустил взгляд и перекрестился. Пола зацепилась за свесившуюся руку другого покойника, лежавшего на столе у стены. Был это старый и тщедушный мужчина со всклокоченными волосами и бородой. Под глазом мертвеца чернел синяк. Старик был голым, но тело его оказалось еще нетронутым.

— Это бродяга, — послышался голос санитара, заглянувшего в покойницкую послушать, как бранится Стеценко. — Недавно привезли. Обмыли вот, а то смердел жутко. Родных нет, так что завтра студентам отдадут, будут изучать.

— Он вроде свежий, — заметил Рыкин.

— Так не от разложения же смердел, а от жизни своей, — ответил ему Сидор. — Говорю ж, бродяга.

Олег их не слушал, он смотрел на Альберта Румпфа. Выглядел он и вправду жутко. Тело высохло настолько, что теперь это был скелет, обтянутый кожей. Но не это делало его по-настоящему пугающим. Мертвец казался порождением ночного кошмара.

Под бледной кожей была четко видна сетка сосудов и вены. Казалось, кожа обтянула не только кости, но и всё, что находилось под усохшей плотью. Руки покойника были вытянуты вдоль тела, но пальцы скрючены, будто сведены судорогой.

Однако самым ужасным было лицо. Губы совершенно не скрывали челюсти, и казалось, что Румпф скалится, но в злобе или в адском веселье, угадать было невозможно. А еще глаза… Вот уж поистине мороз бежал по коже при взгляде на них, потому что веки будто скукожились над глазными яблоками, и они почти выкатились из глазниц.

Да, тут было отчего не только передернуть плечами, но и перекреститься. Но самым мерзким было то, что последняя надежда, пусть и слабая, однако теплившая, не сбылась. Такое мог проделать только хамелеон.

— Проклятье, — тихо выругался Котов, распрямляясь.

— И что же вы углядели, Олег Иванович? — ехидно полюбопытствовал Стеценко.

— Человеку такого не сотворить, — честно ответил Олег.

— Я же говорю — бесовщина, — отозвался Рыкин.

— Всё это чушь и фантазерство, — отмахнулся Петр Назарович. — Подозреваю, что ему под кожу ввели какой-то раствор, который и сделал это. Любая бесовщина — это дело рук человека. Вот вам мое первое заключение. А вы, Сан Саныч, сыщик, вот и ищите того химика, кто этот раствор создал. Иного объяснения тут нет и быть не может.

— Мы будем искать, — прохладно ответил Рыкин, — а вы лучше внутрь тела загляните, может, еще какое заключение дадите.

— Даже не сомневайтесь, — заверил Стеценко. — Как только посторонние покинут покойницкую, так и вскрою, и загляну, и заключение дам полное.

— Всего хорошего, Петр Назарович, — поклонился Котов и первым направился на выход.

— И вам, Олег Иванович, — бесстрастно ответил полицейский доктор.

Александр Александрович просто поклонился и последовал за приятелем. Однако уйти они не успели, потому что в дверном проеме показался господин Путилин. То ли необычная смерть, то ли подданство покойника, но скорее всего все-таки первое, привели начальника петербургского сыска в Обуховскую больницу в поздний час.

Взгляд Путилина остановился на Котове, и тот расцвел приветливой улыбкой.

— Доброй ночи, Иван Дмитриевич. Рад видеть вас в добром здравии.

— Доброй ночи, Олег Иванович, — ответил Путилин. — А вы всё по покойницким ходите на трупы полюбоваться. Впрочем, подобная смерть не могла остаться без вашего внимания. Слухи или…

— Это я обратился к Олегу Ивановичу, — Рыкин встал рядом с Котовым. Своему начальнику и кумиру он не собирался лгать. — Дело в том, что смерть необычна, даже попахивает чертовщиной, а Олег Иванович сейчас бывает в мистических обществах. Собирает материал для новой книги, и мне подумалось, возможно, если он сумеет раздобыть сведения, которые могут быть полезны.

— Я бы искал среди ученых, — донесся из-за спин Котова и Рыкина голос Петра Назаровича.

Александр Александрович обернулся и ответил уже иным тоном:

— А кто сказал, что среди мистиков и сатанистов не может быть ученых?

Путилин с минуту смотрел в задумчивости на Котова, после хмыкнул и кивнул:

— Может, и так. Если вы раздобудете что-то полезное, мы будем вам признательны. Раз уж мы вас к нашим трупам подпускаем, то отплатите добром за добро, побудьте нашим агентом, Олег Иванович.

— Почту за честь, — с улыбкой заверил его Котов. — Мне это будет даже интересно.

Иван Дмитриевич посторонился, пропуская своего подчиненного и его приятеля. А когда они уже прошли мимо, Путилин вдруг спросил:

— Вас не мутит, Олег Иванович? Уж больно вы спокойны после вида этого покойника.

Котов обернулся и пожал плечами:

— Это не первый труп, который я вижу, Иван Дмитриевич. Да, мурашки, признаться, по спине побежали, но у вас попадаются мертвецы и похуже. А этот не пахнет, не разлагается, и страшных ран нет. Просто жуткий.

— Для человека с воображением вы довольно взвешены, — отметил начальник сыска, после приподнял шляпу, прощаясь, и вошел наконец в покойницкую, а Котов и Рыкин поспешили ее покинуть.

Уже на улице они почти слаженно вдохнули свежий ночной воздух, также дружно выдохнули и хмыкнули, отметив произошедшее. Их извозчик уже давно уехал, а нового поймать сейчас было уже невозможно. А если где-то и ездили припозднившиеся наемные экипажи, то не возле Обуховской больницы.

— Прогуляемся? — предложил Сан Саныч.

— Иного выхода у нас и нет, — развел руками Котов. — Заодно проветримся. И от этого запаха, и от впечатлений, — он передернул плечами. — Крайне неприятное зрелище.

— Верно подмечено, — согласился сыщик. — Я даже старался на него не смотреть. Это лицо, бр-р, — и его тоже передернуло.

Мужчины покинули территорию больницы и неспешно побрели по набережной реки Фонтанки в обратную сторону. Идти им было, не сказать, что бы уж очень далеко, но и не близко. Впрочем, Олег ничего не имел против прогулки, и даже был рад, что можно отвлечься разговором. Да, на ту же тему, но на разных языках. И если Рыкин будет строить предположения, то Котов просто фантазировать ему в поддержку. В любом случае, это позволит пока не гонять свои соображения по лабиринту домыслов.

— Однако хорошо, что мосты более не разводятся на Фонтанке, — произнес Сан Саныч. Похоже, и он готов был просто отвлечься. — Иначе бы мы с вами побегали в поисках переправы.

Котов кивнул, и мужчины негромко рассмеялись. Олег поднял взгляд к небу, вновь вдохнул полной грудью и произнес:

— Хорошо. Признаться, когда-то не выносил белых ночей, а теперь не представляю, как может быть иначе.

— Вы стали истинным петербуржцем, друг мой, — улыбнулся сыщик. — А я родился здесь, вырос, живу и сделаю свой последний вздох тоже в этом городе. Я люблю его всей душой и, признаться, не желаю менять ни на что иное. В нем свой дух. В каждом городе есть своя душа, конечно же, но мне близок дух петербургский.

— Да, и мне полюбился этот город, — искренне ответил Олег. — Если однажды мне придется с ним расстаться, я буду сожалеть.

— Не расставайтесь, — улыбка Рыкина стала шире. — Надо быть там, где вам хорошо.

Котов усмехнулся. Он заложил руки за спину и ответил:

— Вы знаете, Сан Саныч, не от нас зависят обстоятельства, а они складываются не всегда так, как нам бы хотелось. Но пока я здесь и никуда уезжать не собираюсь.

— Пусть так и останется, — ответил Рыкин. — Мне было бы жаль расставаться с вами, хоть мы и видимся нечасто. В нашем маленьком обществе, сложившемся благодаря вам, уютно и хорошо именно в таком составе. Убери одного из вас с Федором Гавриловичем, и будет ощущаться пустота. Я с вами обоими душой отдыхаю.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Котов. — Не представляю наш кружок без смеха Федора Гавриловича, и без ваших гостеприимства и чувства юмора.

— И без ваших рассказов, дорогой мой Олег Иванович, — ответил сыщик. — Надо не затягивать со следующей встречей.

— Согласен, — улыбнулся Олег.

Они прошли еще немного, и Александр Александрович все-таки вернулся к недавнему происшествию.

— И что же вы думаете, друг мой? Обо всем этом?

Котов не спешил ответить. Настаивать на сверхъестественных причинах смерти Румпфа он не собирался, даже если приятель и ожидал услышать нечто этакое.

— Гипотеза Петра Назаровича показалась мне разумной, — наконец ответил он. — Кто знает, возможно, кому-то и удалось составить такой раствор. И если вы найдете этого гения…

— То его мало только повесить, — с раздражением прервал Олега сыщик. — Это же надо такое придумать! И если это так, то тело Румпфа может быть и опытом. Тогда могут быть и другие подопытные. Этого нам еще не хватало, — и он передернул плечами.

— Да уж, — согласился Котов, — не хотелось бы.

— Не то слово, — ворчливо произнес Сан Саныч. — Но вы всё равно присмотритесь к вашим мистикам. Я по-прежнему утверждаю, что это может быть и по их части.

— Разумеется, я ведь обещал, — ответил Олег. — Но если это преступление не имеет к ним отношения, то не могут ли быть в этом замешаны какие-нибудь террористы? Сейчас развелось великое множество безумцев. В погоне за своими идеями они совершенно перестают ценить человеческую жизнь.

— И не говорите, — вздохнул Рыкин. — Все эти доморощенные революционеры — настоящий бич нашего времени, и плодятся, как грибы после дождя, право слово. Они готовы ввергнуть страну в хаос, пытаясь сделать ее лучше. Грезят о счастье народа, но даже не думают о последствиях того разрушительного упадка, который может возникнуть после. Вот скажите, Олег Иванович, — неожиданно разгорячился Александр Александрович, — кто из них имеет хоть малейшее представление об управлении страной? Они ведь даже между собой не могут договориться, как это надо делать! И что? Вот они исполнят свою мечту и свергнут самодержавие, а дальше что? Будут биться лбами, выясняя, как правильно жить? И что же мужик, перед которым они все дружно готовы пасть на колени? Что будет делать он, пока «радетели» наконец договорятся друг с другом? Ведь не найдя точек соприкосновения, они будут бороться между собой, но уже за власть. Что они оставляют мужику? Уничтожение страны? Гражданскую войну? И такого-то народного счастья они хотят? Хотя, — сыщик понизил голос, — спесь с высшей аристократии я бы сбил. Эти порой безумно раздражают, когда с ними сталкиваешься.

— Совершенно с вами согласен, — улыбнулся Олег и пожал приятелю плечо, успокаивая. — Я бы революционеров все-таки исключать не стал, но сам к ним не пойду, об этом не просите. Мне ближе мои мистики.

— Ох, — вздохнул Сан Саныч и махнул рукой.

Они уже прошли половину пути до Александринской площади, но разойтись должны были немногим раньше, каждый к себе домой. Котов нахмурился, вспоминая, о чем они говорили еще до Обуховской больницы, и хмыкнул.

— А вы, друг мой, так ведь еще и не ответили на вопрос о балерине, — произнес Олег. — С ней поговорили?

— Да, должны были поговорить, — ответил Рыкин, — но я не знаю, что она рассказала. Видите ли, мы разошлись. Тело повезли в покойницкую, господин Антонов отправился к балерине, а я к вам. Так что узнаю только днем. Если вам любопытно, то расскажу.

— Был бы вам весьма признателен, — склонил голову Котов. — Где она живет?

— У нее квартира на Большой Подьяческой…

— В Мариинском танцует? — полюбопытствовал Олег.

— Да, — кивнул Сан Саныч. — А Румпф с женой и братом остановились в Гранд-Отеле на Малой Морской.

Олег задумался, но огласить свои соображения не успел, потому что Рыкин произнес это первым:

— Если Румпф все-таки отправился к родным, то проезжать или проходить он должен был через Мойку, по Синему мосту. Если тело сбросили там, то течением могло отнести к Зеленому, где он и был замечен. Но ведь нужно было время, чтобы сотворить с ним всё это. И тогда самым логичным было бы провести операцию… процедуру, простите, даже не знаю, как это назвать, в квартире балерины. А потом вывезти тело и скинуть в Мойку. Или же его перехватили на выходе от нее. Н-да, прежде нужно узнать, что сказала любовница Румпфа, иначе догадок можно построить превеликое множество.

Котов усмехнулся.

— Тогда операция была проведена после посещения балерины городовым, — заметил Олег. — Он не только общался, но и получил деньги от покойного.

Сан Саныч задержал на собеседнике задумчивый взгляд, а после произнес:

— Или городовой так и не сказал всей правды. Ни за что не поверю, что можно было довести живого человека до такого состояния менее чем за сутки. Тогда, возможно, с Румпфом он не разговаривал, а деньги получил от балерины или еще кого-то, кто был в ее квартире. Да, надо будет заняться связями этой танцовщицы. Ну и допросить городового, разумеется, уже с пристрастием. Надо же! — неожиданно воскликнул сыщик. — Я даже не заметил, как мы дошли!

Котов огляделся и негромко рассмеялся.

— И вправду. За интересной беседой да с хорошим собеседником и дорога короче, — сказал он сыщику. — Сан Саныч, дорогой мой, благодарю сердечно за то, что познакомили меня с таким примечательным случаем, и буду ждать от вас новостей. В свою очередь постараюсь узнать что-нибудь для вас полезное.

— Непременно, Олег Иванович, непременно. Тем более вы в наших общих рассуждениях наталкиваете меня на дельные мысли. Доброй ночи, голубчик.

— Доброй ночи, — склонил голову Котов, и мужчины разошлись каждый в свою сторону.

Оставшись в одиночестве, Олег прибавил шаг. Он потер подбородок, и мысли, сорвавшись с привязи, помчались своим путем, отличным от того, каким только что прошли их хозяин и его приятель. Да, Котов обдумывал всё, что узнал за сегодняшний вечер.

Итак, хамелеон поймал немца где-то между Большой Подьяческой и рекой Мойкой. Но более вероятно, что на выходе от любовницы Румпфа. И тогда как это произошло? Живет в соседней квартире? В доме напротив? Ну не сидел же он под домом балерины! Румпф явно случайная жертва.

Стало быть, поймал, выпил и скинул тело в Мойку. А до мойки надо было дотащить. Это был даже не поздний вечер, и людей на улице хватало. Тогда как это сделать, чтобы не привлечь к себе внимания? Поймать, поглотить, доставить к реке…

Олег остановился, ощутив беспокойство. Его взгляд скользнул по темным окнам театрального училища. Поймал, поглотил, доставил, сбросил…

— Извозчик, — шепнул Котов.

Да! Именно! Это мог быть извозчик. Румпф остановил его, сел в экипаж и уже не вышел. Хамелеон скинул тело с моста, когда проезжал по нему.

— Но если это была открытая коляска, то…

То надо было прежде завезти Румпфа в какое-нибудь тихое место. Подсесть к нему или же выманить, а после поглотить. До реки довезти труп легче. Если закрыть верх, то никто не видел это чудище. И все-таки людей было немало еще на улице, может, кто и заметил что-то. Можно будет самому пройтись, или Степан через своих агентов соберет сведения.

Но хамелеон отчаянный, право слово. Хотя чего ему бояться? Петербургский сыск ему не страшен, а межмировой еще должен его найти. Но и он не знает, есть ли в Петербурге кто-то из Ведомства, и как выглядят…

— Стоп, — остановил себя Олег и вновь поднял взгляд.

В этот раз он остановился напротив дверей «Старого феникса», однако этого не осознал и попытался ухватить мелькнувшую мысль.

— Это столица, — прошептал Котов.

В Новгороде, может, ведомства и не быть, а в столице должны быть служащие. В каждой столице по миру есть кто-то из Ведомства, а дальше зависит от размеров страны. Чем территория больше, тем больше представителей Ведомства. Сеть раскинута на строго определенные расстояния, чтобы проникновение чувствовали из нескольких точек. И это не секрет. Значит, вторженец понимает, что в Петербурге кто-то есть, но не знает кто.

— И Румпфа он не прятал… — в задумчивости произнес Котов. — Почему?

Он наконец заметил гостиницу. Взгляд опять прошелся по окнам, перед внутренним взором появилась чета Светлиных, когда они отходили от Федора Гавриловича, а потом юная супруга обернулась. И по приметам похожи…

— Надо к ним все-таки присмотреться, — буркнул себе под нос Олег и застыл, сраженный очередной мыслью. — Приглядеться… — повторил он и шлепнул себя ладонью по лбу. — Приглядеться!

Что если хамелеон не просто выпил Румпфа и скинул его так, чтобы он был быстро обнаружен? Что если намеренно сделал это, чтобы приглядеться к тем, кто окажется у тела? Что если он пытается узнать, кто действительно представляет для него угрозу?

— Проверял, — в сердцах махнул рукой Котов. — Он проверял!

— Милостивый государь, вы хотели чего-нибудь?

Неожиданно раздавшийся рядом голос заставил Олега вздрогнуть. Он повернул голову и увидел, что дверь гостиницы открыта, а перед ним стоит один из служащих.

— Нет, голубчик, — рассеянно произнес розыскник. — Я задумался и рассуждал вслух, не думал, что у меня в такой час могут быть слушатели.

— Простите, — служащий склонил голову. — Не желал вам мешать. Просто вы остановились рядом с гостиницей и вроде бы бранились.

— Нет-нет, к гостинице у меня претензий нет, — ответил Олег. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответил служащий, но еще с минуту смотрел вслед странному незнакомцу. А когда тот скрылся за дальним углом театра, пожал плечами, после почесал в затылке и проворчал: — Ходят тут всякие, думают. Ночью спать надо, а не ходить и думать. Тьфу.

Выразив так свое недовольство, мужчина зевнул и вернулся в «Старый феникс».

Загрузка...