Право на выбор

ГЛАВА 17. Миражи и реальность

— Ты уверен, что Тьер подойдет и его кровь заменит княжескую?

— Дело ведь не в княжеском достоинстве, — вкрадчиво ответил княгине Отступник, склоняясь над ее плечом.

Леяна восседала на кресле в своих покоях, словно императрица всей Лоаниры — на троне. Отступник кружил рядом — как стервятник над падалью. Кем она для него, собственно, и являлась. Скоро Леяна перестанет быть нужной, и тогда он с наслаждением уничтожит ее. Изобретение различных способов унижения и убийства княгини было одним из его любимых развлечений.

— Дело в силе, — закончил он холодно и распрямился. — Для того, чтобы подчиняющие амулеты держали в повиновении мраков, необходима кровь тех, кто может справиться с их ядом, у кого достаточно и магической силы, и силы духа, и воли. Росомахи сами по себе очень сильные оборотни со стальной волей, а Тьер — сильнейший из них. Все должно получиться. Но на всякий случай доза яда мрака должна быть минимальной. Потом можно ее увеличить. Если все пройдет так, как я рассчитываю, его кровь отлично заменит кровь Рамиена и Дарины. Но пока… пока я все же не советую их убивать. Если Тьер не станет бороться и поддастся действию яда, все сорвется. И придется искать кого-то другого. Кстати, эта новая волчица — довольно перспективная. Так что ее тоже пока не стоит трогать. Мы можем попробовать с Тьером, а если вдруг не получится, — с ней. Она-то уж наверняка будет бороться.

— Сколько еще амулетов для подчинения мраков нам нужно? — недовольным тоном спросила Леяна. — Мне кажется, уже пора переходить к активным действиям. Мы слишком долго готовимся.

Отступник поморщился, радуясь, что княгиня не видит его лица.

— Мы хорошо готовимся, — он сделал ударение на слове "хорошо". — А это всегда требует времени, труда и предусмотрительности.

— Скажи, Рамиен и Дарина точно слишком слабы, чтобы переродиться в мраков? Мне хотелось бы… — Леяна мечтательно посмотрела в окно. — Чтобы они растерзали Ярона.

Отступник закатил глаза, но, разумеется, княгиня этого не увидела.

— Будет нелегко вернуть им силы. Вряд ли они восстановятся в достаточной степени, оставаясь в подземелье. И я не думаю, что разумно устраивать их на поверхности, чтобы они могли окрепнуть. Это рискованно.

Леяна раздраженно дернула плечом.

— Чем мы рискуем? Как бы ты не тянул, все равно — победа на пороге.

— Пока на пороге схватка, — заметил Отступник, думая, что Леяна права: победа на пороге. Его победа.

Ярт, старший сын прежнего князя Светании, уродился очень сильным оборотнем, и все детство он рос как наследник, но когда ему исполнилось шестнадцать, он обратился другим зверем — не лосем, как его отец, а беркутом. Редкое сочетание — светлый и темный оборотень разом. Четвероногий и крылатый. Он был счастлив в тот день. А на следующий ему объявили, что он не наследник больше, ведь линам запрещено править Теновией и Светанией.

Он пытался это принять, пытался смириться, пытался не замечать зависти одних, которым и не снилась такая сила, как у него, и злорадства других, довольных тем, что вчерашний наследник лишился своего положения и никогда не станет князем. Но, видимо, пытался он плохо, а может быть, душа его была с червоточиной и прежде.

Ему всегда нравилось утверждать свое превосходство, добиваться, чтобы перед ним склонялись, ему уступали, им восхищались. Разочарование было сокрушительным. Он не мог найти себе места — места в мире, который внезапно лишил его того, что он считал давно своим. И почему? По какому праву? Ему отказывают в праве бороться за княжеский престол потому, что он сильнее других. Это же… нелепо. И глупо.

Спустя годы Ярт пожелал получить посвящение шамана. На этот раз его не обескуражили отказы. Он уже не ждал, что его примут с распростертыми объятиями, что мир даст ему то, что его по праву, без борьбы. На самом деле Ярт не хотел быть шаманом, но он жаждал знаний, знаний, дающих власть. Однако в то время он даже сам себе в этом не признавался. Думал, что это будет подходящее место для него. Место в мире, который отверг его из зависти — потому что он сильнее других.

Он обращался к одной шаманке, другой, третьей — все отказывали. Тогда Ярт снова вернулся к Тайре — одной из сильнейших шаманок. Она была первой, к кому он пришел, и она стала последней, когда он обратился к ней во второй раз.

В первый раз Тайра очень странно смотрела на него, когда Ярт попросил посвящения. И бормотала что-то неразборчивое. Долго смотрела — то на него, то куда-то вдаль — мимо него. Остальные отказывали сразу. И он вернулся к Тайре. Просил ее, умолял не отказывать. Давал какие-то клятвы, которые для него ничего не значили.

Она не могла этого не видеть, не могла не понимать, но снова в ней было что-то еще, помимо отторжения и отказа. Она вновь смотрела вдаль, думала о чем-то, хмурясь и шевеля губами, будто говоря с кем-то третьим, кого Ярт не видел.

— Зло будет, если посвятить тебя, — наконец вымолвила она. — И если отказать тебе — будет зло. Иное… Потом… Много позже. Как быть… как быть… — она качала головой, то опуская ее, то поднимая и всматриваясь в небо, будто хотела прочитать ответы в плывущих волнах облаков.

Тайра повернулась и ушла, не пригласив его внутрь своего жилища. Ярт знал, что это значит — она не отказала. Но и не согласилась. Она будет думать или вопрошать богов. А он может уйти, если сомневается, или ждать, если его желание сильно. О, оно было сильно. А может, даже и не желание, а упрямство, упорное стремление настоять на своем, хотя он вовсе не уверен, что это именно то, что ему нужно.

— Тьма. Мрак… — донеслось из шатра, в котором остановилась Тайра во время очередного путешествия по землям Светании.

Она славилась своей неугомонностью, часто переходя и переселяясь с места на место. Сила ее была особой. Говорили, что Тайра видит много дальше других. Другие — на десятилетия, а она — на века. Но это ведь как с дальнозоркостью: хорошо видишь в даль, зато в близи — хуже.

Тайра вышла к нему через несколько часов. Ярт все так же терпеливо стоял у порога. Если хочешь добиться желаемого от шаманки, следует быть терпеливым, как камень.

— Входи, — сказала она мрачно. — Я видела недоброе. Недоброе о тебе и еще худшее — без тебя. Твоя судьба — проявить зло, дабы оно было уничтожено. Если не проявить и не уничтожить, полчища Мрака явятся из другого мира, когда ни тебя, ни меня уже не будет на этой земле. Но подумай, — она резко развернулась к уже вошедшему в ее шатер Ярту. — Подумай, хочешь ли ты быть тем, кто выпустит зло нашего мира. Не знаю… что будет, если ты откажешься… не знаю… — забормотала она. — Но в конце концов, — ее лицо прояснилось. — Зло всегда может отыскать для себя кого-то… Ты не обязан быть его орудием. Не обязан служить Шешхату. Слышишь? Ты не обязан служить Шешхату.

— Конечно. Я желаю служить только Светану и Тене, — Ярт поклонился, думая, что Тайра все-таки не вполне в своем уме, а может быть, и в своем, но понять, о чем она говорит, могут только духи. На самом деле он просто не хотел понимать. И не понял. Забыл ее слова.

Снова миновали годы, и слова Тайры начали сбываться. Служение шамана было не для него. Служение, требовавшее самоотречения, чистоты души и полного отказа от малейшей воли к власти.

Власть была его страстью. Как он мог от нее отказаться? Да, он лишился большей части дара, когда нарушил свои обеты, принесенные перед ликами богов и перед самим Всетворцом. Но кое-что осталось. И кое-что даровал ему Шешхат — тот, кто не требует отказываться от власти. Вообще ни от чего отказываться не требует. Только от светлой части собственной души — но это же мелочь.

Райяна улеглась под боком у Талисы. Девушка, сквозь сон ощутив рядом теплое и меховое, доверчиво прижалась, обхватив волчицу руками и снова засопела.

Райяна постаралась сосредоточиться на искре, заключить свою силу туда. Собрать ее, собрать… собрать — в одно целое, в одну точку… сжать… Секреты изготовления клановых искр, кристаллов и многого другого некогда открыли мастерам Лоаниры стихийники, приходившие из другого мира. Но до сих пор не были известны все возможности этих артефактов.

Райяна ощутила, как искра нагрелась, а потом и вовсе стала почти обжигающе горячей. Потом накатила слабость, глаза закрылись сами собой. Кажется, у нее получилось… Это было последней связной мыслью, после которой Райяна уплыла в сон — глубокий, похожий на забытье. Она погружалась куда-то, словно плыла в теплом и мягком потоке. А потом увидела Ярона.

Он стоял у окна, смотрел в ночь, хмурился. Наконец вздохнул, отошел от окна и начал раздеваться, явно готовясь лечь спать. Райяна хотела отвернуться, но не могла… а потом уже и не хотела. Под гладкой кожей перекатывались литые мускулы, волна темных волос ложилась на широкие плечи, и волчице до ноющей боли в сердце захотелось прикоснуться к нему, запустить руки в волосы, прижаться губами к его плотно сжатым, четко очерченным губам, разгладить вертикальную морщинку между бровями…

Ей стало тяжело дышать — так привычно, знакомо тяжело, как обычно бывало, когда обуревали подобные желания. Она всегда держала их в узде, а они в отместку теснились внутри, почти душили… А сейчас Райяна вдруг подумала, что ведь это же сон. Она помнила, где она и что с ней. А это вот — сон. Просто такой ясный и отчетливый, наверное потому, что все так странно с ней… Эта неизвестно откуда взявшаяся сила и ее попытка упрятать эту силу в клановую искру… Вот и снится… Так и хорошо. Может, ей и жить осталось всего ничего. Может… никогда в ее жизни не будет такого — не только наяву, но и во сне.

Райяна тряхнула головой, чувствуя на губах бесшабашную улыбку, выдохнула, выпуская на волю свои мечты, желания — все, что горело, бурлило и рвалось у нее внутри. Она сделала шаг вперед… Ярон уже опустился на кровать, и Райяна легла рядом, провела рукой по его волосам, по щеке… Увидела, как изумленно расширились его глаза. Изумленно и радостно. В них она увидела отражение той же бесшабашности, что искрилась сейчас у нее в крови, наполняя ее легкостью и никогда прежде не испытанной свободой.

Он рад ей. Пусть это сон. Всего лишь сон, в котором она видит то, что хочет видеть. Пусть так. Но это ее сон, и она имеет полное право сполна им насладиться. Райяна склонилась к Ярону, коснулась губами его губ — все же нерешительно, робко, ведь впервые… И так вдруг стало страшно проснуться. Но она не проснулась.

Твердые мужские губы едва заметно дрогнули, а потом раскрылись навстречу. Ярон тоже коснулся ее волос, пропустил пряди между пальцами и вдруг обхватил ее, переворачивая на спину, рассматривая так, будто видел впервые и увиденное казалось ему невероятным, небывалым, немыслимым чудом. Подарком судьбы, счастьем. Любовью…

Он коснулся ее губ пальцами, а потом снова губами, сначала нежно, а потом все более настойчиво, дурманно, страстно. Они обнимались, вжимаясь друг в друга так, словно надеялись слиться в одно существо, слиться так, что никто и никогда больше не сможет их разделить. Яростная и жадная нежность — она бывает и такой, поняла Райяна. И именно такой она хотела. Яростной нежности, жарких объятий, до боли, до стона. Словно две волны в бушующем море против всех законов природы ринулись навстречу друг другу, схлестнулись, сливаясь и поглощая, напитываясь друг другом с ненасытной жаждой.

— Мой, — шептала она, — ты мой. Мой. Я люблю тебя…

— Я тоже… — выдохнул Ярон ей в ухо и слегка прикусил за шею, будто метил.

Райяна выгнулась от пронзившей ее сладостной судороги, наслаждение вспыхивало внутри, окатывая ее с ног до головы жаркими волнами.

— Люблю тебя, — Ярон положил ладони на ее пылающие щеки, пристально глядя в глаза. — Тебя, Райяна. Не камни должны выбирать нам любовь, а сердце. И мое выбрало.

Она смотрела ему в глаза, желая запомнить навсегда. Навсегда сохранить в сокровищнице души этот взгляд — тоскующий, отчаянный, яростный и нежный.

И вдруг вспомнила — она же должна его предупредить. Конечно, если это сон… Или, может быть, это что-то другое? Надо попробовать. Так много всего теснилось в мыслях… Родители его живы. Нет, это не то… Ему грозит опасность.

— Леяна враг. Грон — предатель, — почти выкрикнула она, но Ярон, так хорошо слышавший шепот любви, только нахмурился непонимающе.

— Что? — прошептал он. — Что ты говоришь?

— Предатель… Грон — предатель.

— Я предатель? — беспомощно переспросил Ярон и побледнел.

В его вопросе не было протеста. Он был готов в это поверить. Его чувство вины играло с ним в игры, которые сейчас могли слишком дорого стоить.

— Нет, — Райяна чувствовала, как ее сон, видение или что это было такое, истончается, как отдаляется от нее желанное тепло Ярона, жар его рук, яростное пламя его глаз. Она догадалась помотать головой, и лицо князя просветлело. Как же объяснить ему?

— Грон, — выкрикнула она и… очнулась. Рядом тихонько сопела Талиса.

Ярон стиснул подушку так, что прорвал ткань и наружу полезли пух и перья. Он уткнулся лицом в растерзанную ткань и на миг ему показалось, что от нее пахнет Райяной.

Неужели это был сон? Настолько реальный, настолько… До боли, до крика, до невыносимости реальный. Ее сильное, горячее, гибкое тело в его руках, ее дрожь и стон, ее глаза… И пламенная, и нежная синь, ставшая его личным небом, в котором хотелось раствориться и потеряться навсегда. В котором можно летать — даже волку.

И что она пыталась ему сказать? Он разобрал слово "предатель"… Но это она не о нем. Тогда о ком? И может ли быть, что все это всего лишь мираж? Игра сознания, бунт слишком долго подавляемых чувств? Или, не приведи Тена, Ночной Морок. Говорят, к одиноким оборотням может повадиться и пить их силы ночами, принимая облик тех, кто им дорог.

Ярон тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Нет… он не мог поверить, что это был Ночной Морок — мерзкая низшая сущность, рабыня Шешхата. Нет… Сердце говорило ему, что это была Райяна. Где же она и что с ней?.. Но если подобное повторится, надо будет обратиться к Муфре. Шаманка может изгнать Ночной Морок. Райяна…

На глазах вскипели слезы, но он не позволил им пролиться, и осталась только жгучая, разрывающая боль. Райяна…