Глава 20

Я очнулась, не понимая, где и когда. Тело горело, голова была тяжёлой и ужасно болела, живот тянуло. Я огляделась, но не могла сфокусировать взгляд. Увидела только Фатиму, которая смотрела на меня с жалостью и сожалением, а потом снова провалилась в сон.

Меня опять мучил кошмар. Я падала и горела снова и снова, пока чья-то воля настойчиво вытаскивала меня из небытия. Пробуждение опять было болезненным. Всё вокруг было как в тумане. Глаза выхватывали отдельные картины. В моей руке была игла от капельницы. Вроде бы я лежала в своей комнате, но не была уверена в этом. Возможно, мне так казалось, потому что я видела постороннего мужчину, который разговаривал с Хамданом. Разговор я не слышала, точнее, не могла достаточно сосредоточиться, чтобы разобрать слова. Они, кажется, не обратили внимание на то, что я открыла глаза. Бодрствование длилось недолго, и я снова провалилась в темноту.

Третий раз я проснулась всё ещё в тумане, но уже без боли. Я была в своей комнате. Капельницы не было. На этот раз Фатима подбежала к кровати, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Фатима…

— Да, госпожа.

— Что со мной?

— Сейчас, подожди, госпожа.

Она выбежала из комнаты. Мне было сложно даже шевелиться, но, по крайней мере, мне было не больно. Наверное, тело затекло. Сколько же я пробыла без сознания?

В комнату вошёл Хамдан. Мои чувства были притуплены, поэтому я не ощутила ярких впечатлений от его присутствия, как это обычно бывает. Он присел на край кровати. Он был одет в костюм с завязанным галстуком. Наверное, как раз собирался уходить. Значит, ещё только утро.

— Как ты себя чувствуешь, Марина?

— Тяжело двигаться. Сколько я была без сознания?

— Трое суток.

Какая-то смутная мысль забрезжила на краю моего сознания. Я не сразу её поймала. Я закрыла глаза, стараясь не уснуть снова, и сосредоточиться достаточно, чтобы задать вопрос:

— Я потеряла ребёнка?

— Тебя это расстраивает.

И это был не вопрос. Я сама ещё не разобралась в своих чувствах, а он уже читал их на моём лице.

— Мы не знаем наверняка. Если ты и была беременна, то срок очень маленький.

Он должен быть зол на меня, возможно, даже ненавидеть, но его тон был как всегда ровным. Так же, как он был спокоен, когда я спускала курок. Он не осуждал меня и не беспокоился. Наверное, мысли опять отразились на лице, а он странным образом читал их.

— Ты очень противоречивый человек, Марина. Ты не хотела от меня ребёнка, но сейчас ты расстроена возможной потерей. Из всех возможных путей ты выбираешь самый сложный. Ты не нанесла себе непоправимого вреда в этот раз. Мы вылечим твоё тело. Но без твоей помощи, мы не сможем вылечить твою душу. Причина твоей душевной боли не я, как бы тебе ни хотелось так думать.

— Хамдан… Моя жизнь для тебя ничего не стóит?

Он покачал головой.

— Любая жизнь ценна, и твоя тоже. Твоя особенно. Марина, мы не в праве решать, когда нам умирать. Таков порядок вещей. И это не религия, это гораздо глубже в нас, в нашей истории, в наших генах.

Это была простая истина, и я её знала, но не понимала. Я заплакала.

— Я больше не могу так…

— Марина, я знаю, ты рано потеряла родителей. Ты приняла смерть, может быть, думаешь, что должна быть с ними, но у каждого из нас свой срок. Сейчас тебе тяжело, и ты хочешь, чтобы всё закончилось, но самоубийство не выход.

— Я хочу домой.

— Я знаю. Я испытывал те же чувства, что и ты, когда попал сюда. Мне и сейчас иногда кажется, что это не мой дом. Но мы все именно там, где должны быть. Мы с тобой встретились не просто так.

— Ты мог…

— Мог. Пойми меня правильно. Я мог завоевать тебя и в Москве, это вопрос времени. Но мои мотивы были бы точно такими же. И ты рано или поздно это бы поняла. Я не хочу обманывать тебя и притворяться не хочу. Результат был бы тот же. Ты не примешь моего решения. Поэтому я стараюсь быть честным с тобой. Это сложный разговор для тебя сейчас. Если хочешь, мы поговорим об этом позже, — он вздохнул. — Мне пора идти. Отдыхай и выздоравливай. Тебе нужно восстановиться.

Он вытер мои слёзы с висков и накрыл мою руку, буквально, на мгновение, потом встал и вышел. Слезы снова покатились по вискам на подушку. Он ответил предельно ясно. Я опять была одна с мыслями, роящимися в голове.

Я нашла в себе силы встать только на следующий день. Фатима была рядом. Она рассказывала мне восточные сказки, как маленькому ребёнку, отвлекая меня от дурных мыслей. А сказок она знала немало. И рассказывала она очень интересно.

Восточные народные сказки отличались от европейских кардинально. Увлекательный сюжет связан с большим количеством чудес и превращений. Фатима давала потрясающее описание природы, яркие образы положительных героев и даже тонкое чувство юмора. Если в славянской сказке для достижения успеха персонажи отправляются преодолевать множество препятствий и проходят тысячу дорог, то в арабских сказках герои становятся счастливыми «здесь и сейчас». Часто они получают желаемое в начале рассказа, и их задачей является защита полученного блага от жадных, глупых и ленивых людей.

В каждой восточной народной сказке обязательно присутствует своя морально-философская идея: «не будь жадным, довольствуйся тем, что имеешь, не бери то, что тебе не принадлежит» и прочее важное, о чём мы редко задумываемся, становясь взрослыми. И за каждое моральное достижение главный герой обязательно получает награду, так же, как за каждую подлость или глупость — наказание, вне зависимости от своего социального статуса.

Интересные сказки Фатима рассказывала о животных. Они значительно сложнее по сюжету, чем европейские, часто представляют собой острую сатиру на «властителей мира», не теряя при этом живости повествования и юмористической основы.

Все рассказанные сказки Востока остались для меня незабываемыми по своему колориту и волшебным сюжетам, а у Фатимы был удивительно красивый слог изложения.

Так я постепенно выздоравливала. Хамдан не навещал меня почти неделю. Но что я могла дать ему в таком состоянии? И потом я всё же подозревала, что мой поступок огорчил его, и он не хочет демонстрировать мне свои чувства. Тем лучше. Когда он пришёл, то принёс внушительную пачку бумаг.

— Марина, я хочу, чтобы ты этим занялась. Разбери, прочитай, проведи анализ и дай мне своё мнение.

— Это приказ?

— Это чтобы занять твою голову и шаловливые ручки, когда ты не можешь сделать этого самостоятельно.

Намёк был более чем прозрачным. Я послушно опустила дурную голову, старательно изучая его до блеска начищенные ботинки, пока они не шагнули в мою сторону. Он взял меня за подбородок, чтобы я смотрела прямо ему в глаза, потому что разговор был не окончен.

— Меня не будет пять дней, Марина, не делай глупостей. Помни, здесь ты не одна, — он меня отпустил.

Двусмысленная фраза. Я не была одна, потому что за мной постоянно наблюдали. И я не была одинока, потому что он меня понимал, но ведь мы почти не общались. Как мне научиться понимать этого человека? Он провёл рукой по моим волосам. Ну что же, мне, по крайней мере, есть, чем заняться. Я уже жила тем, чем буду заниматься в ближайшее время, глядя на бумаги, но Хамдан не уходил. Я подняла голову в немом вопросе: «Что ещё?»

— Я должен перед тобой извиниться. Я вёл себя непозволительно. Я не приемлю физическое насилие. Я знаю, что я виной того, что происходит с тобой в последнее время. Ты разрушаешь себя из-за меня, из-за того, что не можешь изменить, не находишь выхода. Я постараюсь лучше о тебе заботиться. Поверь, для тебя здесь безопасно. Ты мне веришь?

— Нет, ты умеешь давить не только физически.

Я потупилась и опять сказала правду, но я бы и не смогла сейчас соврать, это бессмысленно.

— Я постараюсь быть мягче с тобой. Просто знай, что я не хочу делать тебе больно. И никогда не хотел. Я прошу у тебя прощения за то, что был слишком грубым и не всегда учитывал твои чувства.

Я не знала, что на это можно ответить. И не знала, смогу ли когда-нибудь его простить. Я даже не знала, обижена ли на него. Я его боялась, потому что знала, что он сильнее, но не могла однозначно оценить, какой вред он мне причинил. Я была настолько идеальной жертвой, что даже не знала, вред ли это, ведь он уже убедил меня в обратном.

Загрузка...