Предсказание

Глава 22

Мне нужно было уехать.

Во-первых, меня ждали дела. Нужно было уже давно уладить одну сделку, требовавшую моего личного присутствия. Во-вторых, мне нужно было разобраться в чувствах к Марине. И решить, что делать дальше, будучи от неё подальше. Рядом с ней я не всегда могу мыслить трезво. Страсть меня сжигает.

Она не просто приставила дуло к виску, она спустила курок. Я видел смерть и раньше. И мой мозг, в момент движения её пальца, уже нарисовал яркую картину в цвете алой крови, когда жизнь навсегда её покидает. Я весь похолодел от того, что она навсегда могла оставить этот мир. И меня. И всё, что нас связывало.

Это было очень серьёзно. Она была готова умереть, лишь бы прекратить эту жизнь. Жизнь со мной, потому что другой у неё сейчас не было.

Я знал, что она травмирована. И теперь ясно понимал, что от радикальных действий её удерживала только привычная обстановка и ежедневная рутина. Но когда я вытащил её из обычной жизни, она перестала справляться с эмоциями. Будь она чуть глупее, мысли не уничтожали бы её дух так, как сейчас. Она к тому же изрядно себя изводила рефлексией в замкнутом пространстве.

Она остро чувствовала, обладала поистине невероятной эмпатией, но сама не понимала, какой это дар, и не умела им пользоваться, обращая его против себя. Поэтому она и была такой чувственной, загоралась как спичка от правильных действий и ярко реагировала на каждое прикосновение. Этого она тоже не осознавала. Она или стыдилась своих реакций, или списывала на моё воздействие.

А рядом с ней и я чувствовал то, чего не должен был. Да, она мне понравилась с первого взгляда. Я желал бы её, даже не будь на её руке этой проклятой родинки. Желал бы обладать ею, даже если бы её волосы не горели как пламя, освещая мой бренный путь. Но она вызывала не только желание. Рядом с ней я понял истинное значение судьбы.

Раньше я был уверен, что реализую свои собственные цели, и ничто не способно сбить меня с выбранного пути. Но теперь я действовал вопреки себе. Я попал в шторм, где мой компас давал сбой. Я должен был её отпустить, отвезти обратно в холодную чёрную Москву, к чертям собачьим — к холодной бритве и тёплой ванне. Но я был также уверен, что она не переживёт этого возвращения. А я не переживу её. Зачем сопротивляться? Я сомневался и впервые в жизни не находил «правильного» ответа. Правильного для себя.

Я подписал бумаги, завершив сделку. Стоял сейчас во дворце в Англии, глядя на сад, который и садом назвать не мог. Зачем траву подстригают как уголовника под машинку? И даже деревьям придают определённую одинаковую форму, превращая живую природу в неживую. Да ещё и освещено всё было с каким-то мёртвым голубоватым оттенком металлических фонарей.

Да и люди здесь были ненастоящими — чопорными, высокомерными, холодными. И с моего первого приезда в эту туманную и тусклую страну ничего не изменилось. Как и отношение ко мне всех этих особ королевской крови. Одна из них подошла ближе, держа положенную дистанцию.

— Привет, эмир Хамдан.

— Привет.

— Сколько скакунов ты продал бабушке в этот раз?

— Коммерческая тайна.

— Скажи хотя бы, хорошая ли это сделка?

— Для меня или для неё?

— Разговор с тобой — самое увлекательное, что случилось со мной за этот скучный приём.

— Я рад, что смог скрасить твой вечер.

— Ох, Хамдан, если бы ты не был эмиром Омана, я бы не задумываясь вышла за тебя замуж.

— Именно, потому что я эмир Омана, у тебя есть уникальная возможность стать моей первой женой.

— Ты всегда очень оригинально делаешь мне предложение.

— А ты каждый раз тривиально отказываешь.

— Бабушка не позволит родить мне правнуков смешанной крови.

— Твой кузен, кажется, не спрашивал позволения.

— Мой кузен — мужчина, а вам больше дозволяется. И потом, он младший и любимый внук. Почему у тебя до сих пор нет гарема?

— Потому что я не хочу, чтобы дочери отцов, которые хорошо их пристроили, воевали за моё внимание, наперегонки рожая мне детей. Да и держать нескольких женщин в одном доме и на одной кухне — плохая идея. Не люблю ссоры и суету.

— Да ты идейный альтруист. Вижу, тебе здесь не менее скучно, чем мне. Предлагаю объединить усилия по части разгона скуки.

— Отличная идея. Чем займёмся? Перемыванием костей ближним и дальним родственникам?

— Там видно будет. Поднимайся пока на второй этаж, третья дверь справа по коридору — голубая комната. Я буду через 15 минут.

Просто и чётко.

Я кивнул. Моим чувствам не помешает немного разбавиться и притупиться.

Я дождался, когда женщина отойдёт на безопасное расстояние, медленно отвернулся от окна и, оторвавшись от созерцания скучного сада, проследовал к лестнице. Никому не было дела до эмира Омана, покидающего невесёлый приём, чёрт знает, по какому поводу.

Комната и правда была голубая. Голубые теснённые обои, голубая обивка мебели, голубой ковёр, даже потолок голубой. Его я увидел, когда сел на диван, положил руки на резную спинку и запрокинул голову.

Беатрис не опоздала. Никогда не опаздывала. У английских женщин этикет был превыше женственности. За маской вежливой, скромной и милой девушки скрывалась расчётливая натура, вещающая об огромной любви к своей бабушке и ненавидящая свою семью. Я усмехнулся, как тяжело нам переносить свои обязательства, о которых большинство смертных только и мечтает.

Беатрис считается одной из признанных красавиц женского пола, но объективно при многообразии женщин на Земле красивой её можно назвать лишь с большой натяжкой — слишком большие глаза навыкате, слишком большой рот, слишком пухлые щёки, и не слишком рыжие волосы. Хотя естественный шарм в ней всё же присутствует.

Она села рядом и облокотилась на спинку дивана, на которой я держал руку, чтобы я мог её обнять, что я и сделал. Тогда она перевернулась, перекинув ногу и усевшись мне на колени. Я обнял её и притянул ближе, зная, что она не позволит поцелуй в губы, чтобы не стереть помаду. Я лёгкими поцелуями покрыл ей шею и расстегнул молнию платья на спине.

Я не понимал, зачем она носит корректирующее бельё, ведь у неё хорошая женственная фигура: полная грудь, мягкие изгибы, крутые бёдра. Я быстро освободил её от ужасного белья, принимая тяжесть белоснежных грудей, поглаживая и сминая мягкие полушария и пропуская между пальцами соски́. Я невольно подумал, что мне требуется гораздо больше времени, чтобы возбудить Беатрис по сравнению с Мариной. Одну руку я запустил в трусики, проводя по складкам, которые всё ещё были недостаточно влажными.

Она вдруг прервала меня, спрыгнув с колен. Я был всё ещё полностью одет, но она не стала утруждаться и лишь расстегнула ремень, ширинку и спустила с меня трусы. Тогда она резво провела рукой вверх и вниз по члену и опустилась, чтобы взять его в рот. Она сосала просто неистово, отчего удовольствие от её губ, рта и языка иногда отдавались болью, но приятной болью. Я представил на её месте Марину, и Беатрис задохнулась от того, как мой член сразу увеличился до максимального размера. А природа меня щедро наградила мужским достоинством.

Она знала меня и, не дав мне дойти до конца, ловко запрыгнула обратно ко мне колени. Она сама насаживалась на мой член. Всегда. Но я знал, что она не получит удовлетворения без дополнительной стимуляции. Поэтому я опустил большой палец на клитор между складками и начал дразнить её круговыми движениями. Она не стонала, лишь тихо всхлипывала, двигаясь в том темпе, который её устраивал. Мне это нравилось. Женщина сверху всегда возбуждает сильнее. Инициатива заводит. Горячее тело, которое видно во всех подробностях, будоражит. Грудь качается почти на уровне лица, когда сосок можно легко поймать в плен мягких губ, как я делал это сейчас.

Она одна двигалась довольно долго, в какой-то момент я решил ей помочь, резко подталкивая бёдрами, так в унисон мы пришли к завершению.

Я помог ей застегнуть бельё и платье. Помада была на месте, даже из причёски не выбился ни один локон, лишь щёки горели больше обычного.

Связь с Беатрис стала разительным контрастом. Нет, наши отношения с ней и раньше были такие, но теперь я как будто стал другим и по-другому на это смотрел. Это «механический» секс, где этикет важнее страсти. Беатрис — моё прошлое, холодная, расчётливая, предсказуемая, тогда как Марина — мой шторм, непредсказуемая и жгучая. И только теперь я поистине понимаю, почему не могу её отпустить.

— Я выхожу замуж.

— Мои поздравления. Кларк? Извини, забыл имя твоего бойфренда.

— Мы с Кларком расстались ещё два года назад.

— Извини. Кто же теперь твой счастливый избранник?

— Моцци.

— Это имя или фамилия?

— Это итальянский граф.

— Я сейчас должен завидовать чёрной завистью?

— Боже, нет конечно! Макияж не пострадал?

— Нет, ты как всегда безупречна и восхитительна.

— Спасибо. До встречи.

— Прощай.

Я не был расстроен, что одна из моих бывших любовниц выходит замуж. Я так редко её видел, но так хорошо знал, что теперь ничего к ней не испытывал. Моё сердце было занято совсем другими чувствами к другой женщине. И пока не прошло ни дня, чтобы я о ней забыл. Образ, засевший в мозгу, так и не померк. Ну что же, есть ещё и тяжёлая артиллерия. Не уеду домой, пока не испробую все способы. Пять дней превратились в двенадцать.