Я выпила вино залпом. Оно оставило на языке терпкий привкус винограда и жгучий аромат специй, обожгло горло и удивительно охладило желудок.
- Вы будете? – вежливо спросила я у слуги Эльвы, так и не посчитавшего нужным сесть, а все еще нависавшего за креслом напротив.
Тот сверлил меня пустым взглядом конвоира, и не потрудился даже качнуть головой. Уже понимая, чуя, что я – пленница, я все-таки плеснула рубиновую жидкость и в пустой кубок перед ним, а затем снова предприняла попытку разговорить мужчину:
- Меня зовут Эли. Как мне обращаться к вам?
И снова он не ответил. Только во взоре появились нотки усталости, даже раздражения. Я заметила, что иногда он быстро смотрел на блюдо со свежим хлебом и холодным запеченным мясом, к которому не успел притронуться Мадлек, и, сделав вывод, что слуга голоден, попробовала последний раз:
- Помогите мне с едой, пожалуйста. Олле очень обидится, если мы оставим тарелки полными. Олле – это трактирщица, вы ее видели, она – добрейшей души женщина, и я бы не хотела ее расстраивать.
И он продолжил молчать! И не двигался, как статуя!
Тогда я сжала губы и поднялась:
- Я пойду.
- Не уходи, - наконец, заговорил мой таинственный страж. Голос его оказался мужским, но каким-то невыразительным, словно он ни в одном слове не делал ударения. – Снаружи может быть опасно. Госпожа Эльва расстроится, если ты умрешь.
Это меня совершенно обезоружило.
Умру?!
И тут, словно подтверждая его предупреждения, с улицы раздались крики. Сначала тихие, разрозненные оханья, а потом и нарастающий панический шум. Все в таверне притихли и застыли, прислушиваясь, смолкла даже музыка – кто-то из молодежи играл на флейте.
«Что там?» - раздался шепот.
А небольшое деревянное здание разве что не ходуном ходило. Это ощущалось, как если бы кто-то дул на него из громадных кузнечных мехов – протяжно, ритмично, при этом резко. Трещали закрытые ставни, скрипели доски, стонали двери.
Я увидела, как несколько мужчин бросились к выходу, услышала на мгновение визг ветра, когда открыли дверь – мне было не видно отсюда ничего, - и как с треском деревянное полотно сорвалось с петель. Люди, сидевшие в основном зале и более осведомленные, чем я, тоже закричали, кто-то пригнулся, покатились чашки и графины, заплясали тарелки.
Даже до нашего закутка донесло ледяной, окрашенный дымкой поток воздуха, ударившего в занавески с такой силой, что они взметнулись вверх. Мне тоже захотелось пригнуться, а еще лучше залезть под стол, как уже поступили многие женщины, прятавшие в юбках детей, но вместо того я бросилась к двери.
Точнее, бросилась бы, если бы не черный слуга. Он просто схватил меня за руку – длинные тонкие пальцы даже не сомкнулись, а обвили мое запястье полтора раза, - и я поняла, что его хватка прочнее любых стальных оков.
Лицо мужчины все так же ничего не выражало.
- Там! Там, в небе! – услышала я крик какой-то молодой девчушки у самого окна.
Сердце колотилось где-то в горле.
Порыв за порывом ветра наполняли таверну холодом. Задуло очаг, свечи – и все погрузилось во тьму.
Теперь сквозь резные ставни, через которые должен был бы пробиваться оранжевый свет масляных фонарей и факелов, виднелись разрозненные зеленые и голубые вспышки, как если бы снаружи били молнии. Вот только не было никакой грозы, не слышалось шума дождя.
И крики уже смолкли.
Я рванула запястье на себя, и, к моему удивлению, слуга отпустил его. Он стоял между мной и выходом в основной зал, невозмутимый, почти скучающий среди всего этого хаоса. Ни мускул не дрожал на удлиненном лице, хотя его черные волосы так же бились на ветру, как и все остальное. Похоже, его задачей являлось удерживать меня здесь.
Пряди лезли мне в глаза, я еле упихала их под воротник. Ветер стал таким сильным, что сложно было вдохнуть, как если бы меня погрузили под воду.
- Без паники! – прогрохотал Мадлек откуда-то издалека. – Это только буря! Спрячьтесь под столы, ураган пройдет!
Я знала главу Неггаста много лет – и могла поклясться, что он лгал.
Тогда я рванула на себя толстую раму с мутными стеклами, а потом, прежде чем мой сторож среагировал, распахнула наружу ставни.
- Я же сказал не выходить, - донесся сзади холодный голос.
- Я не собираюсь наружу! – воскликнула я, закрываясь руками: удар ветра чуть не сбил меня с ног. Глаза мигом заслезились.
Многострадальная же рама грохнулась о стену, посыпались стекла, я отшатнулась и упала, а когда смогла наконец сесть, нырнула немного вниз, чтобы увидеть небо.
Крик застыл у меня в горле.
Там, в вышине, за черными кустящимися тучами, не ясно откуда пригнанными, мелькали в синем и зеленом свете тени громадных, размером никак не меньше четверти Неггаста, крылатых ящеров. Вспыхивал свет – и вот становилось видно чудовищный силуэт, слишком большой, чтобы быть правдой, - и снова все потухало, израненные светом глаза слепли, и опускалась тьма.
Низкий рев и мерцание. И биение крыльев, рождающих порывы ветра такой силы, что деревья выдирало с корнем, срывало крыши с домов. Вспышка – силуэт – тьма. Теперь уже без криков – только рев или оглушающая тишина.
Схлестнувшиеся в вышине черные драконы не походили на имевших плоть – скорее, на порождение кошмаров, на густую тень. Раскрытая пасть с зубами, каждый из которых мог бы пронзить здание таверны насквозь… Крыло, занявшее половину неба… Шипастый гребень… Горящие золотом глаза…
Единственное, чего не было – это пламени.
- Спи, - приказал мне слуга.
Сзади на меня опустилось дрожащее полотно, и тут же в голове стало холодно и пусто. Ускользающее сознание заметалось в мысли, что нужно помочь кому-то… и потухло, сдаваясь, осталась лишь одна мысль: «Мне нельзя спать, я не выпила амарассу».
.
.
Я очнулась между ними. Чьи-то крылья протекли сквозь меня, как гора сквозь песчинку, глаза ослепило еще одним заклятием – теперь я точно знала, что это такое и что пламенем драконы и правда не дышали. Ни одно из чудовищ не увидело меня, а я сжалась в комочек, как мантру повторяя слова тетушки Али: «Не смотри, не смотри, не смотри, это как сон!»
Вот только свист и скрежет, и этот низкий, вызывающий панику рев все же оглушили меня, я конвульсивно перевернулась лицом кверху – и поняла, что одно из чудовищ застыло прямо надо мной, закрывая собой луну и звезды.
«Смотри, кто здесь!» - раздался мысленный голос, человеческий, но со звериными нотками. Я узнала его, как узнала Эльву, даже не глядя ей в лицо. Это мог быть только Ильберт.
И тут же, как только я это осознала, я отяжелела, отчаянно, не желая того, вглядываясь в него. Дракон протянул громадную лапу – и я рухнула на нее, цепляясь за чешую. Не помня себя, начала наносить удары по этой бронированной, неуязвимой плоти – ножом для трав, единственным, что у меня было. Абсолютная бесполезность не останавливала меня: я били и била, сдирая собственные руки в кровь о переплетенную кожаными полосками рукоять.
«Убей его», - звучал в моих мыслях приказ умирающего Орлага.
«Отпусти ее, и сегодня я оставлю тебя в живых, - услышала я другой голос, более низкий, более рычащий, намного более звериный и пугающий. – Не отпустишь – сдохнешь».
«Так прикажи милашке не желать меня убить, а то она скорее убьется об меня, - со смехом ответил Ильберт. Черная чаша когтей вокруг меня пришла в движении, смыкаясь, и я упала на живот, все еще пытаясь вогнать нож в толстую чешую, давя всем телом. – Твой отец сделал ее такой агрессивной».
«Приказы Орлага не имеют над тобой власти, - услышала я где-то в своей голове голос, но теперь уже не драконий, а знакомый, принадлежащий Гилберту. В нем звенела сила, но и страх. Нож выпал из моих окровавленных пальцев, а тьма вокруг продолжала сжиматься. – Засни без снов, Эли».