Пробуждение Черного дракона

Глава 14. Новая расстановка сил (Ильберт)

Ильберт больше не верил Эльве.

Вернейшая сторонница, влюбленная в него по уши. Гордая, но лишь ему подвластная красная драконица, кроткая с ним, готовая убить за него. Эльва стала не просто свидетелем его позора – Гилберт раскатал племянника, как мальчишку! – но и спасла своего возлюбленного.

Довольно цинично, просто, хлестко. Прагматично и эффективно. Как могла бы спасти любимую служанку. «Простите, она просто дурочка» или «Ну подождите, когда эта растяпа снова проштрафится».

Если бы не Эльва, Ильберт был бы мертв.

И только сейчас он задался вопросом: а так ли застилает драконице глаза влюбленность? Не бросит ли она своего жениха, если поймет, что не получит Обсидианового трона?

И – еще лучше – а почему она до сих пор не настояла на бракосочетании?

Ильберту нравилось верить, что это он доводит Эльву до белого каления, оставаясь свободным, что она ждет его решения… Но если все проще?

.

- Слуга снова без сознания?

Драконица взмахнула рукой, за которой появилась тень громадного крыла – и вместо душного штиля над светящейся отблесками рассвета водой заструились потоки ветра. Кто-то из матросов охнул, закрывая лицо руками. Суеверный, глупый народ.

- Да. Гилберт снова усыпил его, но я успел отдать ему пару приказов, - ответил Ильберт правду.

О том, насколько сильнее оказался дядя, они с Эльвой не говорили. Сейчас же это нависло тучей над пустой палубой быстрой бригантины. «Ты – пустой неудачник, Ильберт». Где-то в горле вскипал огонь при мысли, что теперь доказать свою силу стало невероятно сложно.

- Какие?

Слуга и так оставлял в волнах незаметные маяки – именно по ним, как по каплям крови, следовали они с Эльвой за Гилбертом и травницей. Унизительно – на расстоянии, надеясь вынюхать и вызнать секреты, а не забрать их силой.

- Чтобы дал сигнал, как только причалят. Чтобы убеждал их в том, что полезен им – любыми способами. Чтобы подтачивал веру травницы в ее хозяина.

«И чтобы следил за Эли. Я хочу знать о ней все».

В этом приказе Ильберт Эльве никогда бы не признался. За невыносимо долгий, наполненный унижением молчания Эльвы день травница стала для Ильберта настоящим наваждением. Если бы он не понимал, что так защищать Гилберт стал бы лишь истинную пару, то допустил бы возможность… Невозможную. Нереальную.

Мягкая кожа. Испуганные глаза. Невероятно желанное нагое тело, словно светящееся изнутри.

Воспоминания слуги, которого она звала Безом. Такие объемные, будто принадлежали его хозяину: забота, лечение, мягкая рука на горячем от боли лбу. «Давай лучше я, тебе же тяжело ходить».

Она была нужна Гилберту – и оттого только больше нравилась и Ильберту. Он осознавал это какой-то частью себя, не пытаясь схватить за хвост ускользавшую мысль. Говорил себе, что ее привлекательность – наваждение. Убедить ничего не знающую о связях девчонку, что Гилберт лишь использует ее как слугу, поиметь, может быть убить… смотреть, как дядя страдает.

- Ты чересчур увлечен травницей, - сощурилась проницательная Эльва, наполняя паруса еще одним порывом. – Если она и хочет ослушаться Гилберта, не сможет. Забудь. Знаешь, мне кажется, мы теряем здесь время.

- Слугу поят настойкой той самой травы, - попытался возразить Ильберт, но драконица перебила его:

- Ты сможешь поглотить этот мир? – Потом оглядела его, израненного, еле сидящего, пустого, как медный фиал, и добавила почти презрительно: - Обсидиановому лорду это под силу?

Ильберт сжал зубы. Вообще-то, он не был ни в чем уверен. Это место пугало его. Оно словно съедало мощь, ограничивало жесткими рамками. Обычно ткань миров воспринималась как вода – сквозь нее не так уж сложно проходить. Но здесь даже воздух напоминал камень, причем не мягче тех, из которых строили драконьи замки.

Но не только в этом заключался подвох. Орунтар родился из крови умирающей золотой драконицы в изгнании – и значит, только Золотая семья могла пожинать его плоды. Да, после исчезновения лорда Аргелиуса его племянники потеряли влияние и боялись показаться на глаза не только сильным семьям, но даже и каким-нибудь Лазурным.

И все же подобное действие привело бы к войне. Неужели Эльва хотела этого? Чтобы Ильберт подставился, вызвав на себя гнев и так обнаглевших кланов, и его свергли бы с трона, а она усадила бы туда дядю?!

- Под силу, - улыбнулся Ильберт. – Ты не хуже меня знаешь. Орунтар создала покойная сестра Аргелиуса, так что по правилам…

И снова Эльва не дослушала:

- По правилам обсидиановым лордом должен стать Гилберт, - отрезала она. – И мы здесь, чтобы не дать правилам испортить наши планы. Если поглотишь мир, то и секрет исчезнет вместе с ним. Но ты не сможешь, - вдруг намного тише закончила она. – И я не смогла бы, даже кусок. Эта золотая стерва сотворила действительно что-то новое. Она сделала нас почти людьми здесь. Я начинаю думать, как человек. Мое наследие кажется мне далеким. Будто я привыкла ходить ногами по земле, траве, палубе. Будто забыла, как в мгновение оказаться на другом краю мира. Я почти не дышу пламенем. Это место… оно для того, чтобы забыть, кто ты. Нам стоит уйти.

- Сбежишь? – иронично протянул Ильберт.

Эльва обернулась. Рыжие волосы светились на солнце.

И сказала то, что Ильберт так боялся услышать:

- Нет. Пока ты – все еще подающий надежды проект, я не уйду. Не разочаруй меня, любимый.

«Любимый» она произнесла таким тоном, каким не каждый трактирщик скажет набравшейся пьяни «шваль».

- Ты можешь зубоскалить, но замуж за Гилберта тебе не выйти, - оскалился Ильберт, делая вид, что все идет по плану. – У него есть истинная, если ты помнишь.

- Элиасаана умрет в любом случае, - грациозно пожала плечами Эльва. – Или чтобы его ослабить, или чтобы освободить дорогу. И тут наши цели снова совпадают.

.

Повисла тишина. За бортом бились поднятые драконицей волны.

Чуткий слух Ильберта уловил, как где-то за мачтой один из моряков прошептал сказал другому: «Чудовище сказала, убьет нашу Эли», и как второй сипло ответил: «Предупредим».

С яростью и звериным наслаждением Ильберт потянул обоих на себя, и мужчин выбросило из-за их нехитрого укрытия, вмяло в пол. Дракон продолжал, нажимая, тянуть кричащих несчастных к себе, и их хрупкие тела ломались о доски. Когда искореженные, как сухие деревья, они застыли у его ног, то были уже мертвы, а за ними через всю палубу блестел в лучах восходящего солнца влажный след.

- Видишь, - невозмутимо заметила Эльва. – Раньше ты бы разложил их на силу и поглотил получившиеся ничтожные крохи. Или сжег. И хватит расходовать моряков. Скоро нам самим придется лазать по мачтам.