Пробуждение Черного дракона

Глава 11. Истинная (Гилберт)

Многие сочли бы странным, что такие могущественные маги, как драконы, могут не заметить столь очевидных вещей, да еще и у себя под носом. Однако Гилберт жил достаточно долго и общался с достаточным количеством тиранов, чтобы знать: уверенному в собственном всемогуществе стоит только испугаться, что он не самый сильный на всем белом свете – и тут уже можно скормить ему что угодно под соусом «нет, самый сильный все-таки именно ты».

Так и это «чудо» - племянник, если верно понял Гилберт из откровений чересчур болтливого и кажущегося только его обладателю острым языка, - испугалось, что дядя его прикончит. Так что стоило дяде «проиграть», Ильберт вцепился в мысль, будто он в полной безопасности.

Ведь не мог же израненный, не контролирующий себя черный дракон-полукровка только сделать вид, что вынужден отступить, чтобы зализать раны? И тем более оказаться столь близко, на расстоянии вытянутой руки, под личиной верного слуги, не достойного даже имени?

Нет, нужно было отдать Ильберту должное: на словах-то он понимал расстановку сил. Вот только рассуждать и быть в глубине души уверенным – совсем не одно и то же. Неужели мальчишку не научили столь простым истинам? Не так уж много потерял Гилберт, не оставаясь с родичами.

Эльва врала себе меньше, и признаться, когда она столкнулась с тут же почтительно посторонившимся Гилбертом в коридоре и скользнула по нему равнодушным взглядом, тот подумал, что его раскрыли. Но нет, и медная драконица лишь отметила, что не имеющий имени слуга просто как всегда охраняет покои хозяина, и поспешила внутрь, к своему любовнику.

Принюхайся она – учуяла бы кровь, проступающую через наспех закрытые раны. Приглядись, да даже всматривайся чуть дольше, чем этот быстрый взгляд – наверняка, заметила бы иллюзию чужого облика. Но и она просто не предположила, что враг может оказаться близко, и увидела то, что была готова. Ощущения не врали ей: один бастард Черной семьи вместо другого. Никакой разницы.

Драконы всегда отличались высокомерием, это Гилберт отлично помнил. Нос кверху – в голове пустота и шорох собственного величия. Короны вместо гребней.

Поэтому маг просто прислонился к косяку, слушая. Вероятно, он поступил бы так, даже не будь во власти этих двоих Эли.

.

Бедную травницу Ильберт руками еще тогда целого слуги – значит, можно действовать руками слуги, как своими, отметил Гилберт, - сковал заклятием. Метка-кольцо, проходящая под гортанью. Что-то вроде клинка у шеи, который не нужно держать. Простенький заговор: создай его кто угодно другой, Гилберт вскрыл бы кольцо за десятую долю минуты, в его родных мирах такие даже не использовали, настолько нестойкими они себя показывали.

Но Ильберт все же был драконом. И каждое его заклятие, даже самое примитивное, имело серьезный вес и впечатывалось в облик мира почти что намертво. Чтобы освободить девушку, Гилберту пришлось бы остаться с ней наедине хотя бы на час, а то и на половину дня.

Таким и был изначальный план. Освободить Эли, от тщательно прогоняемого страха за которую у Гилберта леденело сердце, и заодно узнать что-то полезное о нынешнем положении дел в Обсидиановой семье. Может, после того как травница окажется в безопасности, остаться еще на несколько дней, если приказы этого испорченного мальчишки и его любовницы не будут слишком накладными.

Все пошло наперекосяк, еще когда Ильберт коснулся лица Эли отвратительно собственническим жестом. Его спасло лишь то, что он тут же отодвинулся, подошел к Эльве – и Гилберту удалось сдержать первый порыв кровавой ярости.

И после.

«А представь, что он не знает. Что он настолько долго жил вдали от драконьих миров, что попросту не понял?»

Словно по голове врезали обухом, и грудь начало жечь от воздуха, который Гилберт забыл выдохнуть. Ворох быстрых мыслей пронесся в разуме, воедино сложилось все сразу. Истинная?

В щель было видно, как Эли ворочалась под одеялом. Нахмуренный высокий лоб, сжатые губы. Ей ничего не снилось – попросту не могло после его приказа, - но сон все равно был беспокойным. Может, ощущала метку.

Драконам почти не было до пленницы дела. Эли пока оставалась в безопасности – до тех пор, пока не появится сам Гилберт.

Истинная.

Гилберт прислушался к себе. Это предположение хоть и поразило его, но при том совершенно не казалось диким и тем более не вызывало протеста. Более того: вероятно, если бы он сам решил выбрать себе пару, то выбрал бы такую, как Эли – теплую, светящуюся, светлую, смелую, добрую и рассудительную. Рядом с которой Гилберт всегда ощущал себя так, будто находится дома, и от которой не хотел уходить, даже все узнав про амарассу.

Дракон внутри довольно заурчал – иначе Гилберту было не назвать то пронзившее его чувство силовой вибрации, что прокатилось в груди.

Вот только что это значило? Можно ли было, как со связями демонов, отказаться от связи? Означала ли она, что Эли дополняет его, и что рядом с ней всегда будет лучше, чем без нее?

«А то ты здесь только чтобы послушать драконьи сплетни, - осадил Гилберт сам себя. – Когда она оказалась в лапах Ильберта, не ты ли по-идиотски пропустил несколько ударов, а после совершил почти невозможное, чтобы оказаться с ней рядом? Не испугался ли за нее намного больше, чем за себя? Разве что-то поменялось? Обрело словесное воплощение – и все».

Драконы терлись друг об друга, рассуждая о том, какие блага принесет им секрет, уже известный Гилберту, а он смотрел только на сжимавшую складку одеяла между колен Элиасаану. Его кровную слугу, женщину, которую ему подарила сама судьба, ту, кого он без единого слова поклялся защитить любой ценой.

.

«А пока я хочу отомстить дяде за шрамы. Милашке-травнице я явно понравлюсь больше него».

***

Гилберт прекрасно понял, о чем говорит племянник. Только сотнями лет тренируемая выдержка позволила сдержаться и не вышибить дверь, направляя лезвие в сердце нынешнего обсидианового лорда.

В доли мгновения в голове пролетели варианты развития событий, если Ильберт посмеет притронуться к Эли. Увы, все они заканчивались или смертью Ильберта – что вполне могло привести и к смерти Эли, все еще зависящей от своего пленителя, - или взаимным шантажом, на который Гилберт с легкостью пошел бы, если бы ставки были иными.

Значит, спешить нельзя. Логичнее всего – подождать в облике слуги и…

Логика резко перестала иметь значение, когда Ильберт присел на край кровати и убрал с лица Элиасааны пряди, посылая по ее коже небольшие воздушные и огненные искры, чтобы разбудить, а второй рукой потянул вниз одеяло, задевая высокую грудь. Дело было не только в самом действии, но и в выражении испорченного лица: плотоядном, с кривой улыбкой прикидывающегося нежным захватчика, наслаждающегося властью.

Не так просто навредить дракону – ведь любое заклятие он может разложить на силу еще до того, как оно въестся в плоть. Но Гилберт не стал ударять заклятиями, не стал использовать тайный демонический язык, которому научился во время своих странствий и о котором драконы понятия не имели.

Вместо этого он ощутил, как в груди инстинктивно зарождается призрачное черное пламя – и позволил ему вспыхнуть снаружи, стирая в пепел и дерево, и металл, и стекла, и ткани, и растения, и плоть. Мир вокруг заполыхал его яростью, померкнув и развеявшись по ветру в несколько мгновений, и все четверо оказались в пустоте между небом и землей, в столбе пепла, образовавшегося на месте дома главы порта.

Звуки, доносившиеся снаружи, казались далекими.

Ильберт закрывался от жара руками, но оказался абсолютно цел, хоть огонь и лизал его со всех сторон. Эльва же успела выставить вокруг себя сферу собственного огня, так что пламени Гилберта не удалось даже подпалить ей подол.

Не давая противникам перевести дух, еще до смягченного магией падения, Гилберт бросился вперед, следя за замеревшей красной драконицей и одновременно разя черного дракона наповал. Простое воздушное лезвие успело прорезать кожу между ребрами Ильберта, но после расплавилось и иссохло, не тронув даже жил: племянник успел-таки сориентироваться и остаться почти невредимым, разве что уперся в землю одним коленом, удерживая равновесие.

А вот уже свободная от заклятия Ильберта травница, как и Эльва, осталась висеть на уровне бывшего второго этажа – приготовившийся поймать ее Гилберт с удивлением отметил, что это драконица аккуратно держит девушку, не давая упасть. Перехватив Эли собственным воздушным пластом, Гилберт легко толкнул Эльву, и та, не сопротивляясь, подчинилась, уходя вбок.

- Прекрати, а то я убью ее! – закричал Ильберт не своим голосом.

Он уже тянул руку к Эли – и кисть повисла плетью: отвлечь быстрым обманным ударом в горло, а вместо того перерезать племяннику сухожилия Гилберту удалось даже легче, чем он думал. Ильберт схватился за покалеченную руку, воя от боли, и воин отстраненно заметил, что дракон совсем не привык к ранам, как бы ни храбрился.

Так что атаковал жалящей сетью – почти бесполезным против бывалых воинов плетением, очень унизительным, но эффектным и неприятным. Ильберт выпил сеть в полете, и пока он делал это, Гилберту удалось встать между ним и травницей, уже открывшей глаза и теперь ошарашенно озиравшейся по сторонам. Она пыталась прикрыть изящными руками стройный стан – в отличие от драконов, ее одежду пламя сожрало легко.

Эта картина – струящиеся по плоскому животу и груди длинные темные пряди, острые соски, плавные изгибы бедер и хрупкие ключицы, - отпечаталась у Гилберта в разуме клеймом. Он потратил пару мгновений, чтобы накинуть на девушку собственный – точнее, слуги, - плащ, за который она с благодарностью схватилась, заворачиваясь, бледная, с красными пятнами на щеках.

Отголосок ее страха и унижения разъярил Гилберта только сильнее.

Еще несколько мгновений – и на Эли опустился защитный купол.

- Хватит! – вдруг подала голос Эльва. Она выступила прямо перед Гилбертом, уже без огненной сферы, прямая, решительная, кажущаяся беззащитной. Подняла и расставила руки в жесте подчинения. Голос ее звучал звонко: – Ильберт перешел границу, ты его уже наказал. Если убьешь его – чистокровного дракона – по нашим законам против тебя ополчатся все семьи, и тогда, как бы ты ни был силен, верх одержать не сможешь. Тебя найдут и уничтожат. Усмири свой гнев. Мы уходим и не потревожим тебя больше.

- Ваши законы, - улыбнулся Гилберт, ощущая собственную вихрящуюся ярость как поток. – Пугают меня. Невероятно.

- Ты ударил первым, - продолжила Эльва. – Если хочешь убить Ильберта безнаказанно, спровоцируй. У него несдержанный характер. Это будет несложно.

Ильберт закашлялся. Сейчас, сидевший на земле за юбкой красной драконицы и с некоторой обидой взиравший на нее снизу вверх, он выглядел жалко. Тонкие губы кривились яростью, но лицо скорее напоминало брошенного ребенка.

- Интересно, - ухмыльнулся Гилберт.

- Мы уходим, - повторила Эльва.

- Этот баста… - попытался презрительно выплюнуть оскорбление Ильберт, но тут Эльва ударила его наотмашь своей гибкой, как ивовый прут, кистью, и он ошарашенно отшатнулся. Рот его наполнился кровью. – Эльва… - прошептал он неверяще.

Она же не сводила с Гилберта тяжелого, острого взгляда.

- И если понадобится, я засвидетельствую перед всеми, что ты победил Ильберта дважды.

Желание не оставлять за собой врагов было весьма сильным. Однако драконы, застрявшие в этом мирке, могли еще пригодиться. Как и обещание Эльвы.

И Гилберт кивнул, разрешая.

Эльва схватила уже поднявшегося Ильберта под руку. Она даже не потащила его – сама пошла, но с такой силой отталкиваясь от земли, что мужчина чуть не поволочился за нею.

Не обращая внимания на испуганных, попрятавшихся то тут то там и боящихся издать хоть звук неггастцев, Эльва взошла по трапу на палубу ближайшего корабля, который так и не успели разгрузить – везде валялись в панике брошенные свертки и тюки. Затем обратилась к кому-то из притаившихся среди мешков матросов, и те, дрожа, оглядываясь на нее, как на чудовище, послушно сняли судно с привязи.

.

Гилберт обернулся к травнице. Но купол оказался пуст.