Проданная лесорубам

11. В темноте

Джек

Меня окутывает темнота, когда тлеют последние угольки, не оставляя ничего, кроме угасающего жара и затяжного дыма. Я глубоко вдыхаю и закрываю сухие, словно наполненные песком, глаза. Я так устал, что у меня ноют кости, а голова стучит в такт биению сердца.

Проклятие бессонницы преследует меня так долго, что половину времени я чувствую себя ходячим мертвецом. Я отказываюсь от поддержки кресла, в котором пытался устроиться поудобнее, — кресла, созданного моими собственными руками из деревьев, которым я обязан своей жизнью. Но нет ничего приятного в том, чтобы сидеть прямо ранним утром. Это мучительная пытка, наказание за всё то зло, которое я совершил.

Неужели это глубоко укоренившееся отвращение сжимает мне горло тисками, не давая моему разуму погрузиться в глубокий и освежающий сон? Неотвязные воспоминания о жгучей боли и стыде, беспомощности и разочаровании? Я вздрагиваю от внезапного воспоминания о силе приближающихся шагов, о том, как я обычно прятался в своём шкафу, становился как можно меньше и закрывал глаза, надеясь, что мой отчим меня не увидит.

Чёрт бы побрал этого грёбанного сукина сына.

Мой пульс учащается, когда я представляю, каково было бы избить его так, как он избил меня, разрушив его жизнь, как он разрушил мою. Однажды я найду его и заставлю заплатить.

Постоянное давление на стройке не помогает. Мне приходилось жить в состоянии повышенной готовности и напряжения больше лет, чем я могу вспомнить.

Когда в доме тихо и я остаюсь наедине со своими мыслями, темнота тянется бесконечно долго. Теплой, сухой ночью я иногда отправляюсь в лес. Мальчишкой я часто убегал в лес, прячась в тени, и мечтал построить домик на дереве, высоко-высоко, под защитой самых высоких ветвей, и жить рядом с природой, в одиночестве, не боясь дышать в доме, в котором я родился, с матерью, которая, как предполагалось, была моей матерью. чтобы защитить меня и отчима, желавшего уничтожить меня.

Но сегодня вечером слишком холодно, поэтому я сосредотачиваюсь на ярком свете луны, создающей кольцо, похожее на ореол, вокруг группы кедров в поле моего зрения. По окну начинают барабанить мелкие капли дождя. Моё дыхание замедляется и становится глубже, веки тяжелеют, волны усталости опускают меня на стул с почти невыносимой силой…

Какой-то шум заставляет меня подпрыгнуть. Я сплю? Я моргаю в темноте. Чёрт, Итану лучше больше не подкрадываться ко мне. Я вышвырну его отсюда в реку, если он ещё раз пересечет эту границу без моего чёртова разрешения.

Тихий скрип половицы и шаркающие шаги приближаются. Я с трудом различаю в темноте очертания Скай. Она, словно призрак, скользит к двери на веранду и давится сдавленными рыданиями. Босая и одетая в маленькую пижаму, она явно не пытается убежать.

Я мгновенно вскакиваю на ноги, чтобы протянуть к ней руку.

Скай вся взмокла от пота, ночная рубашка облепила её, как вторая кожа, и, когда она замирает, то слегка покачивается. Она всё ещё спит и расстраивается из-за моего резкого движения, вырывается, мечется и размахивает руками. Снова схватив её, я пытаюсь удержать её, но от этого ей становится только хуже. Её рыдания становятся громче криков, и она пытается вырваться из моей хватки.

— Скай, Скай! Ради всего святого, Скай! — я говорю тихо, чтобы не разбудить остальных и не встревожить её ещё больше, но она так запуталась в этом ночном кошмаре или что бы это ни было, что я не знаю, чем ещё помочь.

Я пытаюсь снова, и на этот раз поднимаю её на руки, баюкая, как младенца, и прижимаю к груди. Она словно пёрышко на моём теле, и меня охватывает желание защитить её.

Направляясь к креслу, я напоминаю себе, что она всего лишь сотрудница и ничего больше. Здесь нет места никаким чувствам, кроме чувства собственности и вожделения.

Я снова опускаюсь в кресло, Скай прижимается к моей груди. Её тепло проникает сквозь мою поношенную рубашку и боксеры. Она дрожит, но больше не всхлипывает, и медленно открывает глаза.

— Что случилось? Что происходит? — её голос звучит как у испуганного ребёнка, и она снова вырывается, как будто хочет встать. Я не отпускаю её.

— Думаю, тебе приснился какой-то кошмар, — говорю я ей. — Ты ходила во сне. — Скай обдумывает мои слова, отводит взгляд от огня и смотрит на меня прекрасными глазами, которые я едва могу разглядеть.

— Ты можешь разжечь огонь, Джек? Мне чертовски холодно!

Она говорит, как дровосек. Это не заняло много времени. Я не могу сдержать полуулыбки.

— Тогда ты вся горела. — Она вздрагивает, а я фыркаю.

— Пожалуйста, Джек.

Я поднимаю её с собой и осторожно прислоняю к спинке кресла. Её волосы влажные и прилипают к лицу. Она начинает дрожать сильнее, и это заставляет меня ускорить шаг, когда я разжигаю камин. Это не занимает много времени, и мы оба задерживаемся на пламени, пока оно разгорается и поднимается в прохладный воздух, наполнивший хижину. Я рад, что Финн и Уэст ещё не проснулись, и не отрываю взгляда от луны, которая теперь светит прямо в окно хижины. Облака сменились чистым полуночным небом. Я вдыхаю первые нотки тепла, исходящего от камина. Не приснился ли мне дождь?

Где-то на периферии моего сознания Скай снова вздрагивает. На спинке дивана лежит одеяло, и я тянусь за ним, возвращаясь туда, где она сидит.

Я не ожидаю, что она протянет ко мне руки, но Скай делает это с выражением мольбы и отчаяния на лице. Я подхватываю её на руки и сажусь обратно, укладывая себе на колени. Она кладёт голову мне на грудь, а я укутываю нас обоих одеялом. Она кажется такой маленькой и хрупкой. И беспомощной тоже.

Уэст и Финн подозревают, что она от чего-то бежит. Возможно, это моя возможность выяснить, правы ли они.

Она тихонько вздыхает, и на мгновение мне кажется, что она заснула, но затем Скай открывает глаза и смотрит на меня.

— Уэст сказал мне, что, по его мнению, ты в бегах. Это правда?

Скай наклоняет голову, опускает взгляд и прижимается лицом к моей рубашке. Она дрожит, прижимаясь ко мне, как будто одной мысли о том, что она оставила позади, достаточно, чтобы наполнить её страхом.

В дверном проёме вырисовываются неясные силуэты Финна и Уэста, встревоженных криками Скай, но я поднимаю палец, останавливая их. Они могут слушать, но, если пойдут дальше, Скай замкнётся в себе.

Я сжимаю челюсти и приподнимаю рукой её подбородок, заставляя посмотреть на меня.

— Теперь ты здесь, с нами, и ты должна знать, что мы защитим тебя, несмотря ни на что. Но мне не нравится, когда я не знаю, какая угроза может подстерегать нас за углом. Ты можешь быть напугана, и я понимаю, почему некоторые секреты легче сохранить, но ты должна дать нам шанс противостоять всему, что может произойти, чтобы мы могли защитить тебя.

Рыдание вырывается из её горла, и она, кажется, съёживается под одеялом.

— Он забрал моего ребёнка, Джек. — Из неё вырывается ещё одно рыдание, и я притягиваю её ближе.

— Кто, Скай? Кто забрал твоего ребёнка.

— Мой муж, Картер Рейнольдс.

Я знаю это имя. Он мелкий гангстер с большими планами и руками, запятнанными кровью. Когда я работал в правоохранительных органах, мы следили за ним в связи с мелкомасштабной операцией по сбыту наркотиков, а его бар считался прикрытием для другой гнусной деятельности. Недавно о нём писали в газетах из-за того, что он заключил крупный строительный контракт. Он опасен, потому что страдает синдромом маленького человечка, постоянно пытаясь компенсировать свою ненависть к себе напыщенностью и бравадой. В таких мужчин влюбиться труднее всего.

Я мог бы рассказать всё это Скай, но не хочу ещё больше нагнетать её и без того непреодолимый страх, поэтому я молчу, но сжимаю её чуть крепче, давая понять, что она может продолжать.

— Ей всего девять месяцев, — Скай замолкает, и у неё перехватывает горло. Она пытается заговорить, и я чувствую, как она меняет положение на моих коленях. Я сжимаю её в объятиях ещё крепче.

— Расставание с ней разбило мне сердце. Она — мой мир. Моя жизнь. Картер забрал её и не собирается возвращать. Я бессильна против него. Только не со всеми этими ужасными людьми, которые у него на службе. Я знала, что если останусь и попытаюсь найти её, то окажусь где-нибудь мёртвой. Я должна была сохранить себе жизнь. Ты понятия не имеешь, какой он. — Её голос перешёл на шепот, как будто так ей было легче говорить, не плача. Как будто её слова могут показаться неправдоподобными, если она произнесёт их достаточно тихо. Это то, что я понимаю. — Он убьёт меня, если я вернусь, но агония от того, что я остаюсь в стороне, разрывает меня на части каждый день.

Скай не понимает, насколько я понимаю её страх. Даже уезжая, я носил этот страх так глубоко внутри себя, что думал, что никогда не найду способ избавиться от него.

Подобно разгорающемуся пламени, ярость поднимается во мне, и я делаю огромный глоток воздуха, но стараюсь скрыть свои эмоции.

— Я не так уж часто принимала правильные решения в своей жизни, Джек. Мне нужны деньги, чтобы попытаться вернуть Хэлли. Извини… Я не хотела втягивать в это кого-то ещё.

Я целую её в лоб, но придерживаю слова, которые быстро формируются у меня в голове, во рту. Ничто из того, что приходит мне в голову быстро, никогда не бывает продуктивным. Мне нужно подумать о том, что она мне сказала. И что именно Скай планирует делать с деньгами? У меня внутри скручивается узел беспокойства.

Я глубоко вдыхаю, моё прерывистое дыхание раздаётся в тишине комнаты. Снаружи завывает ветер, и хижина стонет, как будто с нетерпением ждёт моего ответа.

— Он знает, где ты? — в конце концов спрашиваю я. Это ключ к пониманию опасности для Скай и того, что мы все можем оказаться втянутыми в большую проблему из-за того, что кто-то хочет быть гангстером.

Она качает головой.

— Я не сказала ему, что делаю и куда иду. Я оставила свой телефон. — Скай выдыхает, а затем прикусывает губу — верный признак того, что она цепляется за что-то ещё.

— Но…

— Он уже участвовал в аукционе раньше. Человек, который им руководит, не знает, что я как-то связана с Картером, но он бы вспомнил меня, если бы увидел фотографию. На контрактах указаны наши имена.

— И… — я произношу это слово, чтобы убедиться, что дал ей возможность рассказать мне всё.

— Я отправила сообщение той, кого считаю подругой, чтобы узнать, знает ли она что-нибудь о Хэлли.

— Она ответила?

Скай качает головой, и её тело сотрясается от рыданий, которые она изо всех сил пытается подавить.

— Значит, она знает твой новый номер телефона?

Скай смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Да.

— Ты можешь ей доверять?

Едва заметное пожатие плеч Скай говорит мне всё, что мне нужно знать.

Теперь мы сидим в тишине, нарушаемой только нашим тяжёлым дыханием. Я прижимаю её к себе ещё крепче и нежно провожу рукой по её пояснице к плечу и снова вниз.

Скай больше не потеет и слегка вздрагивает от моих прикосновений, особенно когда я описываю маленькие круги по тонкому хлопку её пижамы, свободно облегающей бёдра.

Её откровение меня не удивляет. Её неподдельный ужас сегодня вечером, когда появился Итан, ясно показал, что она от кого-то прячется. Скай подвергла всех нас риску, но я не могу её винить. То, что у неё отняли ребёнка, привело её в отчаяние, а отчаявшиеся люди совершают глупые, эгоистичные поступки.

Картер, может быть, и опасный человек, но мы все опасные люди, когда дело доходит до защиты того, что принадлежит нам. Моя челюсть каменеет. Мои руки сжимаются в кулаки.

Чувство вины за то, что я назвал Скай матерью-неплательщицей, перерастает в ком стыда, который сжимает мне горло.

Она продала себя за возможность вернуть своего ребёнка. Она отдала всё, что у неё было, за маленький шанс спасти своего малыша. Эта хрупкая женщина сильнее, чем я когда-либо мог себе представить.

Я думаю о своей собственной матери и о том, как часто она была свидетелем моих мучений и ничего не сделала. Она могла забрать меня и уйти. Она могла попытаться защитить меня, но не сделала этого.

Мой отчим был жестоким и порочным человеком, но апатия моей мамы была ещё хуже.

Рука Скай зарывается в мою рубашку, вцепляется в неё, как детёныш гориллы в шерсть своей матери. Она утыкается в неё лицом и целует меня в самое сердце. Это проявление сладкой нежности, которое ранит. Я не был хорошим человеком по отношению к ней. Я видел в ней угрозу нашему образу жизни, но дело не только в этом. С того момента, как я увидел её, понял, что она способна вывести меня из себя.

Воздух вокруг нас внезапно становится напряжённым, когда она ёрзает у меня на коленях.

— Джек, — моё имя звучит как отчаянная мольба с придыханием.

Я должен сопротивляться тому, о чём она просит. Плачущим женщинам не нужен секс. Им нужен комфорт и понимание.

По крайней мере, в этом нуждаются женщины, которые прожили счастливую и удовлетворённую жизнь.

Таким людям, как Скай и я, которые пережили худшее в этом мире и были выброшены на другую сторону, нужны совершенно разные вещи.

Мой член набухает, и я возвращаюсь в комнату. Моя рука, словно шёлковая нить, скользит к её талии, и Скай ахает, когда моя кожа касается её мягкой, тёплой плоти. Я провожу пальцами по её заднице, беру одну ягодицу в раскрытую ладонь и нежно сжимаю, пробуя. Она стонет и подстраивается поудобнее, подставляя мне свои сладкие местечки, прижимаясь спиной к моей раскрытой ладони. Я задерживаюсь на мгновение и позволяю своей руке снова сжать её, прежде чем провести пальцами по внешней стороне её обнаженной задницы.

Поглаживаю снова и снова её прикрытую киску, и с каждым движением её жар усиливается. Скай поворачивается ко мне лицом и широко разводит колени.

Мой член пульсирует в ожидании разрядки, а ночь всё ещё простирается перед нами.

Я встаю и укладываю её на ковёр перед камином, плавным движением снимаю боксеры и бросаю их на пол. Она всё это время наблюдает за мной и стонет при виде моей огромной длины, которая ноет от неистового желания. Кровь приливает к моей головке, когда я сжимаю её в кулаке, наблюдая, как Скай снимает пижаму.

— Потри себя, Скай. Проведи пальцем по своей киске, но не кончай. Приготовься для меня, — рычу я, но я голоден, а не зол.

Она наблюдает за мной, когда я делаю пару быстрых движений, чтобы показать ей, насколько готов. Я двигаюсь быстро для такого неуклюжего человека и роюсь в шкафу рядом с камином, пока не нахожу то, что мне нужно. У нас нет особой потребности в завязках для штор, поэтому они пролежали в ящике почти десять лет.

Когда я приближаюсь к Скай, она садится, широко расставив ноги, и неуверенно протягивает мне свои запястья. Она знает, что мне нравится. Знает, как приятно это может ощущаться. Надеюсь, она знает, что я не причиню ей вреда, если это не доставит ей удовольствия.

— Сделай так, чтобы было больно, — шепчет она.

Скай закрывает глаза и медленно вдыхает. Её тело дрожит, но я не уверен, тепло ли это от пламени, которое начинает творить свою магию, или от предвкушения того, что я собираюсь с ней сделать.

Или это страх?

Она погружена в себя и выглядит так, словно медитирует, готовясь к тому, что будет дальше. Наказание или награда, зависит от того, как на это посмотреть.

Переводя взгляд на дверь в зал, я подаю знак Финну и Уэсту подойти поближе. Они молчали и наблюдали, и я знаю, что они всё слышали.

Переводя взгляд на Скай, которая ждёт с распростертыми руками, всё ещё протягивая мне запястья, я делаю шаг вперёд, опускаюсь на колени и соединяю их вместе.

Ей это нужно, и я понимаю почему.

Я могу освободить её от оков её измученного сердца и души.

Я могу сделать для неё так много.

Я подаю знак им обоим подойти ближе, и Скай медленно открывает глаза.