Пылающая Эмбер

МАВЕРИК

Когда я оказываюсь рядом с дверью Дозера, слышу то, что вынуждает меня замедлиться. В моем животе зарождается неприятное чувство. Дверь слегка приоткрыта. Я осторожно ее открываю и вхожу в комнату, стараясь не шуметь.

Куколка стоит у дальней стены. Ее рука прижата к оконному стеклу, а сама она что-то высматривает. Я тихо подкрадываюсь к ней до тех пор, пока мне не становится хорошо виден ее профиль.

Солнечный свет, проникающий через окно, освещает ее веснушки, озаряет ее сине-зеленые глаза, которые широко открыты от волнения, и струится по ее рыжим волосам так, что создается впечатление, будто у нее за плечами огненный водопад. Ее бледно-розовые губы раскрыты и время от времени с них слетает тот самый звук, который и привлек мое внимание. Это хриплый, теплый, искренний смех, дополненный легкой улыбкой.

При виде этой картины в моей груди разливается приятное тепло.

Она такая же яркая, как радуга весной, и глядя на нее, такую, как сейчас, у меня возникает чувство, что я слишком долго прозябал в затянувшейся холодной, суровой зиме.

Внезапно меня осеняет… Это то, что ей нравится? То, что заставляет ее смеяться? Резвящиеся дети? Настолько, что она прижалась к окну, жалея, что не была снаружи вместе с ними. Наркоманка так бы себя не вела. Или девушка, которая здесь просто хорошо проводит время. Или та, что думает только о себе.

Меня поглощает чувство вины. Она на каждом шагу доказывала, что не заслуживает того ярлыка, который я на нее навесил, и в глубине души я понимаю, что не сделал ничего, кроме того, что превратил ее жизнь здесь в ад. Я обвинял ее во всех смертных грехах. Оскорблял. Унижал. Относился к ней как клубной девчонке и личной рабыне клуба.

Моей рабыне.

Но, видимо, этого было недостаточно, и я набросился на нее, нанес ножевую рану, оставив свой неизгладимый след на ее коже. То, что я не могу изменить, как бы сильно этого не хотел.

Мою грудь обжигает невыносимая боль.

Куколка поднимается на цыпочках и наклоняется вперед, словно пытается рассмотреть что-то снаружи. Но мгновение спустя она разочарованно выдыхает и снова опускается с носочков на пяточки. Затем поворачивается. При виде меня она ахает и прижимает руку к сердцу.

― Ты долго здесь стоишь?

Изучая ее ошеломленное лицо, я пожимаю плечами.

― Какое-то время.

Ее щеки покрываются легким румянцем, и она хмурится. Ее рука, прижатая к груди, сжимается в кулачок.

― Ты пришел убедиться, что Таз исполнил твой приказ?

Слава Богу, я надел трусы, когда переодевался, потому что от ее запальчивости вся моя кровь устремляется к паху. Мне придется приложить немало усилий, чтобы держать свою эрекцию под контролем, если она собирается и дальше вести себя так воинственно.

― Полагаю, ему не пришлось тебя связывать?

― Нет, ― она впивается в меня злобным взглядом. ― Я думала, ты хотел, чтобы я ушла?

― Я передумал.

Ее великолепные глаза пылают от гнева.

― Ты передумал, потому что тебе нравится мучить и резать бездомных кошек, когда находит настроение?

Ее слова попадают точно в цель, словно были предназначены для этого. Мои глаза пробегаются по ее раскрасневшемуся лицу, ее скулам, ее дерзкому носику и подбородку. Теперь я вижу не сходства, а различия между ней и моей бывшей. Куколка мягкая, теплая и жизнелюбивая. Дана была твердой и холодной, ― как сказал Гриз, ― она цеплялась за смерть. Одна роза была черная, увядшая и больная. Другая ― живая, цветущая, красная и даже еще не до конца распустившаяся.

― Поначалу при каждом взгляде на тебя я видел Дану. Сейчас это больше не проблема.

Скольжу взглядом вниз, опускаясь на ее тонкую шею. Я вздрагиваю, когда вижу маленькую телесного цвета повязку, которая говорит о том, что здесь был Док и осматривал ее.

Она щелкает пальцами и возвращает мое внимание к своему лицу. Нахмурившись, она спрашивает:

― Что изменилось?

Я…

Я нервно потираю рукой свои губы, а затем ловлю на себе ее пронизывающий взгляд.

― Ты не единственная, кто не оправился от прошлой ночи. Веришь или нет, я не любитель причинять женщинам боль, Куколка.

Особенно тем, которых уважаю и к которым меня тянет.

Когда она ничего не говорит, я продолжаю:

― Я знаю, что был полным кретином, но с этим покончено. Я больше не позволю прошлому влиять на мои решения, когда дело касается тебя.

― А как насчет следующего раза, когда ты услышишь что-то или напьешься и…

― Даже в таком случае.

― Я не верю тебе, Люци.

Это имя повисает в воздухе и каким-то образом его заряжает. Мной движет необъяснимый порыв, и я моментально устремляюсь вперед, чтобы сократить дистанцию между нами. Я не могу выдержать это, не могу быть вдали от нее, когда она щелкает своим нравом как кнутом.

У Куколки перехватывает дыхание. Она отступает.

Я следую за ней поглощенный примитивным чувством потребности. Моя попытка проявить такт и набраться терпения давно позабыта.

Куколка чуть не спотыкается о туфли, лежащие на полу, но быстро выпрямляется. После того, как она смахивает свои волосы с лица, ее взгляд встречается с моим. В ее глазах вспыхивает паника, но помимо этого в них отражается тепло. Она хочет меня. Может, она не горит желанием признаваться себе в этом, но она ничего не может с собой поделать.

Осознав, что это неоспоримое притяжение хлещет в обоих направлениях, остатки моего контроля трещат по швам и рассыпаются. Именно так все и должно было быть в тот день, когда мы встретились. В тот день, когда я прижал ее к стене и, проведя рукой между ее ног, почувствовал доказательство ее реакции на меня. В тот день, когда она вонзила в меня свои коготки и произвела на меня неизгладимое впечатление. Впечатление, от которого я не смог избавиться.

Я должен был поцеловать ее тогда. Видит Бог, я хотел.

Она отступает, пока ее спина не ударяется о стену позади нее. Когда я подхожу ближе, она прижимает свои маленькие ручки к моей груди.

Я ухмыляюсь. Она что, правда считает, что остановит меня? Она ничего не весит. Я бы мог закинуть ее на плечо и утащить в свою комнату, бросить на кровать и подмять под себя в считанные секунды. Я бы в мгновение ока вскружил ей голову. Погрузился в нее по самые яйца, прежде чем она смогла бы произнести хоть слово. От этой картинки в моей голове мой член начинает пульсировать. Оказаться внутри нее будет слаще, чем побывать в раю.

― Мав, что ты делаешь?

Я ослепляю ее своей дьявольской усмешкой, к которой не прибегал последние несколько лет.

― Если ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, скажи мне остановиться.

Не в силах сдержать свое нестерпимое желание, я хватаю ее за руки и прижимаю их к стене рядом с ее головой. Я стою так близко, что тепло наших тел отскакивает друг от друга. Пространство между нами заполняется таким жаром, что можно разжечь печь. Ее грудь быстро поднимается и опадает. Она закрывает глаза и отворачивает голову в сторону. Судорожно втянув в свои легкие порцию кислорода, она с дрожью в голосе шепчет:

― Пожалуйста, остановись.

Но эти два слова пронизаны похотью, и спустя секунду она облизывает губы.

Я прижимаюсь к ней вплотную. Она подавляет стон. Я едва касаюсь носом ее уха.

― Нет, Куколка. Скажи это так, чтобы я поверил тебе. Если ты убедишь меня в том, что не хочешь этого, я остановлюсь.

Она открывает рот, но затем закрывает его, снова пытаясь сглотнуть образовавшийся в горле комок. Она не сможет это сделать.

Ее совершенные сиськи ударяются о верхнюю часть моего пресса. Мой член напрягается напротив ее живота, и меня окружает ее аромат. Она пахнет цветами, но мне нужно знать, так же ли она приятна на вкус, как и на запах.

Ее грудь усеяна светло-коричневыми веснушками. Веснушками, которые я очень хочу обвести и исследовать своим ртом, но не сейчас. Вместо этого я касаюсь губами ее уха и наблюдаю за ее дрожью. Затем я нежно скольжу ими по ее шее, направляясь к ключице.

Вся ее кожа покрывается мурашками, и Куколка хнычет.

― Даже при том, что от одного взгляда на тебя моя боль стала более реальной и обрушила на меня воспоминания прошлого, разорвав меня на части, я хотел тебя. Ты перевернула мой мир с того момента, как вошла в него, ― хрипло произношу я.

Ее тело тает напротив моего, и через несколько секунд она становится податливой как пластилин, ожидая, когда я придам ей ту форму, которая мне нужна. Я вжимаюсь в нее своей эрекцией, и она стонет. Я принимаю ее капитуляцию как приглашение и прокладываю себе обратный путь к ее уху.

― Я не хочу снова причинять тебе боль, Куколка. Причиняя боль тебе, я причиняю боль себе, а я бы предпочел доставлять тебе удовольствие. Доставлять удовольствие нам обоим. Скажи, что хочешь меня.

Я отступаю назад, но ее тело следует за мной в поисках меня.

― Скажи, ― повторяю я.

Ее глаза с трепетом открываются.

― Я не могу, ― говорит она так тихо, что я ее почти не слышу.

― Ты не можешь сделать это или ты не можешь сказать это?

Она изучает меня своими опьяненными от страсти глазами и кусает губу. Проверяя свою теорию, я медленно отвожу ее руки от стены и оборачиваю их вокруг моей шеи. Она краснеет, но охотно отвечает и хватается за меня. Поскольку теперь мои руки свободны, я скольжу ими вниз к ее бедрам и попке, которой я восхищался издалека в течение нескольких дней. Я приподнимаю ее и снова прижимаю к стене. С ее губ срывается вздох, и я чуть не набрасываюсь на нее своим ртом, чтобы поглотить его, но я хочу насладиться каждой секундой этого момента.

Я придвигаюсь ближе, оценивая ее учащенный пульс и тяжелое дыхание, которое легким касанием овевает мои губы, после чего накрываю ее рот своим.

Если бы я не знал наверняка, то подумал бы, что ее губы были лепестками. Они бархатистые и гладкие. Движения ее языка поначалу робкие и нерешительные, но пока я исследую ее рот и лаской побуждаю ее к действиям, она отвечает и издает эти тихие хнычущие стоны, которые сводят меня с ума. Мало-помалу я теряю контроль и углубляю поцелуй, забирая все то, в чем нуждаюсь.

Это непередаваемое чувство, которое я никогда раньше не испытывал. Дурманящее блаженство, которое до сих пор мне было неведомо. От него каждое мое нервное окончание покалывает.

Я мечтал о ее руках на моей коже. Я представлял, как ее ноготки царапают мою спину, а ее губы впиваются в мои, и, наконец, мое желание, черт подери, исполнилось. Даже ее ноги, которыми я был одержим, теперь обернуты вокруг моей талии. Но я не возьму ее здесь. В комнате Дозера. На его кровати. В первый раз я возьму ее там, где ей самое место. В моей кровати.

― Ты нужна мне в моей кровати, Куколка, ― говорю я ей, после чего провожу языком по ее нижней губе. Но на полпути ее рот теряет свою мягкость.

Все ее тело становится напряженным. Ее руки опускаются.

― Остановись.

Она толкает меня в грудь и пытается освободиться, так что я ослабляю свою хватку. Когда она продолжает извиваться в моих руках, я ставлю ее на пол.

Она отталкивает меня от себя. Я пытаюсь заполнить свободное пространство, образовавшееся между нами, но она яростно выпаливает:

― Остановись, Мав.

Сейчас ее голос звучит уверенней, а ее ладонь давит на мою грудь сильнее.

Я заглядываю ей в глаза и не вижу ни капли похоти, что была там раньше, только панику.

― Что случилось?

До меня тут же доходит, что я снова облажался, поскольку эмоции, отразившиеся на ее лице, это в основном гнев и смятение.

― Что случилось? ― она отводит взгляд в сторону и снова бормочет: ― Что случилось, ― затем она смотрит на меня снизу вверх и указывает на свою шею. ― Из-за тебя мне сегодня накладывали швы. Ты напал на меня прошлой ночью. С ножом, смею заметить. Мы не можем просто заняться сексом и забыть о случившемся. Может, для некоторых девчонок здесь это привычное дело, но для меня ― нет. Боже, ты хоть понимаешь, что даже не извинился?

― Мне жа…

― Мне не нужны твои извинения сейчас, когда мне приходится выпрашивать их у тебя. И да, может, я и поцеловала тебя, но это не значит, что я тебя прощаю. Ничего подобного, ― она качает головой и прикладывает пальцы к своим губам.

Я отвожу руку от ее рта, и она сверлит меня гневным взглядом. Я пользуюсь моментом, чтобы притянуть ее к себе. Затем, потирая ее скулу большим пальцем, говорю:

― Я не собираюсь нелепо оправдываться, потому что словами мне не исправить то, что я сделал прошлой ночью. Я знаю это. Но я обещаю, что больше такое не повторится. Мое прошлое теперь там, где и должно быть. В прошлом. Я не хочу снова причинять тебе боль. Если ты позволишь, я заглажу перед тобой свою вину.

― Откуда мне знать, что завтра ты не передумаешь и не возненавидишь меня?

― Я никогда не испытывал к тебе ненависти. Да, сначала я думал, что ты такая же, как она, и это сводило меня с ума. Но ты не похожа на нее. Даже близко. Ты ее полная противоположность. Теперь я это вижу.

Я провожу большим пальцем по ее нижней припухшей губе.

Куколка зажмуривается и снова трясет головой.

― Я не какая-то там игрушка, с которой ты можешь поразвлечься. Я знаю, что ты любишь контроль, Мав. Я видела это. Тебе нравится жесткий секс, ты связываешь девушек. Я не могу… делать то, что тебе нравится, не могу участвовать в этом.

Черт…

Боль рикошетом простреливает мою грудь. Чееерт. Я обхватываю ее лицо двумя руками. Мне нужно, чтобы она не только выслушала, но и услышала меня.

― Я знаю это. Знаю, что ты заслуживаешь лучшего.

Ее брови взлетают вверх.

― Знаешь?

Я киваю всего один раз.

― Да… знаю. Теперь я более внимателен, Куколка, и, черт побери, я вижу настоящую тебя.

Между нами повисает тишина, создавая неприступный барьер. Барьер, через который я не могу пробиться. Между нами стена, которой не было раньше. Несколько мгновений назад я удерживал ее в своих руках. Но где-то по пути я ее потерял.

Она бросает мне те же слова, что однажды бросил ей я.

― Докажи это.

Мое желание обладать ей возрастает. Потребность сжимает меня в своих тисках и кричит, чтобы я сделал ее своей. Боже, она гребаное совершенство.

Она не боится поставить меня на место. Она ― та женщина, что мне нужна. Та, у которой хватит духу бороться со мной и указывать мне на мои ошибки изо дня в день, если я не дам ей то, что ей нужно. Она не трусиха… она боец.

Я улыбаюсь. Потому что, догадывается она или нет, но она создана для меня.

― Если это то, что тебе нужно, я докажу. Я сделаю это. Во что бы то ни стало.

После всего того, через что я ее провел, она имеет право получить от меня любые необходимые ей доказательства.

Она высвобождается из моих рук, и на этот раз я позволяю ей отойти от меня.

― Разве тебя не ждет внизу компания?

Вот дерьмо. Я забыл главную причину, по которой пришел сюда.

― Да. Они отправили меня сюда, ― на ее лице появляется растерянное выражение. ― Старухи хотят познакомиться с тобой.

Она обхватывает одной рукой свой живот и придерживает ее другой рукой за локоть.

― Думаешь, это хорошая идея?

Хотелось бы мне сказать ей «да» и успокоить, чтобы она не нервничала, но дело в том, что она должна быть подготовлена и нет… это не очень хорошая идея. Я вздыхаю и пару раз нервно провожу по своим волосам.

― Скорее всего, нет. Но они не интересовались моим мнением, если ты понимаешь, о чем я.

Она несколько секунд изучает меня, а потом кивает головой.

― Хорошо. Только дай мне переодеться.

Она проходит мимо меня, направляясь в туалет, и через минуту выходит оттуда в джинсовых шортах и светло-розовой футболке с длинными рукавами. Я пару секунд пребываю в замешательстве. Ей должно быть известно, что на улице жарко. Почему длинные рукава?

Когда я вижу, как она дергает ткань вниз, прикрывая свои запястья, меня осеняет.

Она подходит ближе, и я хватаю ее за руки. Как и в первый день нашего знакомства, я провожу большим пальцем одной и другой руки по шрамам на ее запястьях. Она пытается отдернуть руки назад, но я держу их еще крепче. Шрамы шероховатые и неровные, один хуже другого. Я не верю, что она пыталась покончить с собой. Но меня пугает малейшая вероятность того, что я неправ.

― Как?

Она раздраженно фыркает.

― Куколка, я пытаюсь не быть козлом и не делать поспешных выводов. Я пытаюсь узнать тебя. Скажи мне, как ты получила эти шрамы.

― Быть может, ты не заслуживаешь права знать.

― Конечно, не заслуживаю. Но я все равно спрашиваю.

Она насупливается.

― Если потребуется, я буду ждать весь гребаный день. Но лучше не слишком затягивать, иначе они отправят за тобой поисковую группу.

Через несколько секунд после обдумывания моего ответа ее упрямство дает слабину.

― Это был единственный способ убежать от моего бывшего, ― я в недоумении морщу лоб. Она протяжно выдыхает и объясняет: ― Он тоже любил все держать под контролем. Он не хотел, чтобы я ушла. Звучит знакомо, правда?

Да, Куколка. Звучит знакомо. Но ты все равно никуда не уйдешь.

― Я порезалась о металл, пытаясь сбежать.

Я чувствую, что за этой историей кроется нечто гораздо большее, чем она говорит, но, думаю, на данный момент мне будет достаточно и этого откровения.

Она бросает на меня настороженный взгляд, как будто ждет, что я осужу ее. Но она не понимает, что я наконец-то увидел ее такой, какая она есть. У нее не черное сердце. Если она ушла от него, значит, у нее на то была веская причина. Она не подозревает, но я заметил и другие ее шрамы. Я заметил тот ущерб, который ей кто-то нанес. Скорее всего, он.

― Зная тебя, Куколка, он заслужил это и многое другое.

Она хмурится.

― По-моему, тебе нужны лекарства, у тебя раздвоение личности.

Я ничего не могу с собой поделать и смеюсь:

― Мне нравится та хрень, что выходит из твоего рта.

― Мне казалось, она тебе не нравилась?

Я улыбаюсь ей, глядя на нее с высоты своего роста.

― Я врал.

Сказав это, я тяну ее за собой к двери. Мы выходим из комнаты Дозера и направляемся вниз. Она все время тянет меня назад, стараясь вырваться из моего захвата. Она не хочет знакомится со старухами, но у нас не так много вариантов.

Мне нравится ее борьба. Мне нравится ее дерзкий рот. Мне нравится, что она не собирается упрощать мне задачу. Я не прочь погоняться за ней. Если я добьюсь ее и заявлю на нее права ― это станет моим самым грандиозным достижением.

А я всегда был способным малым.

Сегодня был, определенно, не самый лучший день, чтобы бросить курить. Хотя я бы сейчас не отказался от одной сигаретки, чтобы расслабиться.

Я ― один сплошной комок нервов, когда наблюдаю за тем, как Куколка общается со старухами и детьми. Я все жду, что они нападут на нее, может быть, даже влепят пощечину, потому что такое дерьмо раньше случалось, но пока они ведут себя хорошо. Ник, наверно, попросила их быть повежливее, прежде чем уехала. Бабушка Пеппер устала, так что Ник повезла ее в их с Кэпом дом, но она вернется.

Когда я наблюдаю за тем, как Куколка общается с детьми, от боли мою грудную клетку раскалывает пополам. Я потираю там, где больнее всего, но чертова боль не проходит.

Они кружат вокруг столов для пикника, едят, болтают и пьют. Несколько братьев присоединяются к вечеринке. Боди играет роль заботливого мужа, а Таз хмуро наблюдает за ним, прислонившись к задней части клуба. Ригор играет с Тэффи и несколькими ребятишками постарше в «подковки». Дозер стоит рядом с Куколкой и Лили. Это, пожалуй, единственный раз, когда его близость к Куколке не выводит меня из себя. Но только потому, что я знаю, если кто-то поведет себя с ней по-сучьи, он заступится.

Мне прекрасно известно на что способны эти женщины и как сильно они ненавидят клубных девчонок, которым мы позволяем торчать в клубе.

Куколка не одна из них. Пока нет. И, насколько я понимаю, никогда не будет.

Не успеваю я задуматься над этим вопросом, как звонок мобильника избавляет меня от моих метаний. Я вытаскиваю свой телефон из заднего кармана. На экране отражается входящий звонок от абонента, номер которого не определен. Отойдя как можно дальше, туда, где меня не смогут услышать, но где я по-прежнему смогу следить за Куколкой, я отвечаю на вызов.

― Да?

― Это Смоук [18] .

Какого хрена он мне звонит?

― Я думал, что мы поняли друг друга? ― затем я резко меняю свой тон, убирая из него нотки раздражения, поскольку, да… мне нужно помнить, с кем я разговариваю. Этот засранец пострашнее Таза, он отправлял людей на тот свет по заказу «Гринбеков» на протяжении более сорока лет. Он самый жуткий сукин сын, которого я знаю. ― Мы не встретимся, пока не проведем голосование и не уладим наши собственные проблемы.

Я слышу рок-музыку на заднем фоне, прежде чем он отвечает:

― Расслабься. Речь не об этом. Я просто передаю сообщение, ― он на минуту замолкает, а потом говорит: ― Не сочти за неуважение… но Пэппи и несколько парней не приедут в эти выходные.

Я даю этой информации время уложиться в моей голове. Не такая уж плохая новость. Вот только это может стать чертовски большой проблемой для нас. Ведь, чтобы отметить возвращение брата домой, к нам нагрянут союзники. Или они к таковым больше не относятся?

― Какие-то проблемы?

― Не с «Предвестниками». У старухи Пэппи ухудшилось состояние здоровья. Она на последнем издыхании и долго не протянет. Он попросил меня передать тебе, что мы урегулируем наши проблемы в другой раз. Скоро. Но не сейчас. Поэтому буду только я, Дидс и еще пара «Гринбеков» в довесок.

Вон ― старуха Пэппи. Она борется со своими болячками с тех пор, как я ее знаю. Но ходят слухи, что за последние несколько месяцев эта борьба ожесточилась.

― Ладно. Потом поговорим.

― Ага.

Следующее, что я ему говорю, не потому что хочу, а потому что, если бы с ним сейчас говорил Кэп, он бы сказал именно это:

― Если что-то понадобится, мы всегда готовы помочь.

― Взаимно.

Он больше ничего не говорит, связь обрывается. Смоук довольно резкий и бездушный тип. В основном, бездушный. Если только он не под кайфом и не пьян. Но все-таки, мне кажется, я никогда не видел, чтобы он хотя бы выдавил из себя подобие улыбки.

Я опускаю взгляд на свой телефон и вижу два пропущенных звонка и несколько сообщений от Уиса. Блин. Я забыл снять его с беззвучного режима после того, как вышел из офиса.

Открыв свой телефон-раскладушку, я читаю сообщения.

УК: Нашел его! У сестры Генри есть небольшой домик в Биг Бэар. Ее кредитная карта засветилась в десяти милях от него.

УК: ?

УК: Ты там?

Мы несколько недель искали зацепки, которые бы помогли получить информацию о том, кто стрелял в Кэпа. Кто бы ни совершил это нападение, они знали свое дело. Никаких доказательств не обнаружили, никаких свидетелей не объявилось. По крайней мере, до поры до времени, пока мой информатор из полицейского участка Альбукерке не известил меня о новой записи, которую они получили. Я внимательно прослушал запись телефонного звонка, поступившего на их линию. Этот парень ― Генри ― подробно рассказал о произошедшем. Именно тот, кто видел стрельбу, или слышал об этом от убийцы, знал, что в потерпевшего стреляли не только издалека, но и выпустили три пули с близкого расстояния из малокалиберного пистолета. Так что, либо этот парень видел стрелявшего в Кэпа, либо он знает этого ублюдка.

Я: Биг Бэар? Где это, черт подери?

УК: округ Сан-Бернардино, Калифорния.

Я: Черт. Похоже, нам придется прокатиться.

Мою кожу покалывает от самого факта, что парень в Калифорнии. Главный филиал «Гринбеков» и пять других филиалов находятся в Кали. Это их территория. Мысль о их возможной причастности к стрельбе в Кэпа приходила мне в голову не единожды. Кэп долгое время стоял у них на пути. Может быть, слишком долго. Наверно, они думают, что Гриз, будучи в прошлом членом их семьи, примет их в Нью-Мексико с распростертыми объятьями.

Я слышу смех и, когда поднимаю голову вверх, обнаруживаю, что дети пытаются уломать Тыковку сыграть с ними в футбол. Трое из них тащат ее за собой, подальше от столов для пикника. Она не выказывает особого желания, но улыбается.

Дерьмо… Я не хочу оставлять ее. Не сейчас. Если я уеду, оставив все как есть, вполне вероятно, ее не будет здесь, когда я вернусь. Эта мысль не дает мне покоя.

Клуб и Кэп на первом месте. Так было всегда. И так должно быть. Но будь я проклят, если у меня не возникает желания отправить вместо себя Дозера и Таза, чтобы я мог остаться здесь и наладить отношения с Куколкой.

Несколько минут спустя мое внимание полностью приковано к ее великолепному телу, к тому, как ловко она перемещает мяч по полю. Мальчуган Боди цепляется за ее руку, когда они пытаются обойти других детей и забить мяч в импровизированную цель. Она хохочет, за ее спиной развевается алая копна волос. Она широко улыбается и каждые несколько секунд убирает за уши эти дикие космы, чтобы они не лезли ей в лицо.

Я никогда не видел ее такой.

Настолько свободной во всех отношениях. Беспечно смеющейся. Беспечно играющей. Не сдерживающей себя.

Значит, ей требовалась всего-навсего свобода, чтобы показать себя с этой стороны? Та самая вещь, в которой я ей отказывал. Как часто я буду видеть ее такой, если ослаблю прессинг? Потому что я хочу видеть ту девушку, которую она скрывает от всех нас. Я хочу видеть, какая она на самом деле. Как она выглядит в своей собственной одежде и какая среда для нее более комфортна. Прежде всего, я хочу знать ее настоящее имя и все те мысли, которые вертятся в ее маленькой голове.

Я пытался сломать ее, но она оставалась сильной. Я пытался оттолкнуть ее, но она не ушла. Я очень надеюсь, что так будет и впредь. Мне нужно время на исправление всего того, что я испортил.

Но, так или иначе, решение остается за ней, и я могу только надеяться, что, когда я вернусь, она будет здесь.

Сын Боди получает довольно жесткий удар от другого ребенка. Его пронзительный вопль рассекает воздух, когда он падает на землю, схватившись за колено. Куколка падает на колени рядом с ним.

Я кладу свой телефон в карман и направляюсь к ним, потому что знаю, что Блэр убирается внутри дома, а Боди нигде не видно. Я отмахиваюсь от Кендры и других взрослых, которые отходят от стола, чтобы проверить его, давая им понять, что я разберусь.

Когда я оказываюсь рядом с Такером и Куколкой, я слышу, как она говорит:

― Тише… все хорошо. Это просто царапина, видишь?

Такер, такой же белокурый, как его мама, рыдает между всхлипываниями.

― У тебя есть пластыль?

Всхлип.

― Мне нузен пластыль.

Куколка не удостаивает меня взгляда, когда я останавливаюсь рядом с ней, но затем поднимает руку вверх, прикрывая глаза от солнца, и, запрокинув голову, смотрит на меня.

― Аптечка в комнате Дозера, ― говорит она. То, о чем она умалчивает, окружает нас плотным кольцом. Она в комнате Дозера, потому что ты напал на меня и порезал, так что мне пришлось обрабатывать и перевязывать рану.

Сомневаюсь, что я когда-либо чувствовал себя таким мудаком, как сейчас.

Она собирается встать, но я останавливаю ее.

― Я принесу. Останься. Постарайся его успокоить.

У меня уходит не так много времени на то, чтобы взять аптечку и вернуться к ней. К тому времени Такер перестал плакать. Он ест печенье и всхлипывает уже не так часто.

Куколка наклеивает пластырь, пока Такер рассказывает ей с полным ртом печенья, что у него дома пластыри получше, с Бэтменом и Хелло Китти. Она должна прийти к нему в гости, чтобы он мог показать их ей. Но он заверяет ее, что не позволяет маме лепить на него те, что с Хелло Китти. Они для девочек. Куколка внимательно его слушает. Смеется и энергично откликается на его болтовню, от чего Такер в тот же миг снова расплывается в улыбке.

Он встает на ноги. Как только он замечает, что я стою рядом, он задирает голову вверх. Я протягиваю к нему сжатый кулак, и мы ударяемся костяшками пальцев.

― Ты становишься таким же сильным, как твой старик.

Такер светится от счастья.

― Это потому сто мы отзымаемся вместе, ― он поднимает руку вверх и сгибает ее. ― Видись?

Я сжимаю его руку и округляю глаза.

― Ничего себе. Лучше спрячь эти мышцы, прежде чем их увидят девчонки и накинутся на тебя с поцелуями.

Он моментально опускает руку и морщит нос.

― Фу. Гадость.

Я смотрю на Куколку.

― «Гадость» говорит он.

― Ему четыре года, ― отвечает она, словно это многое объясняет.

К нам подходит Ник и встает рядом со мной.

― Все хорошо?

― Да, похоже, Куколка обо всем позаботилась.

Ее губы кривятся в ухмылке.

― Куколка. Я думала, ее зовут Тыковка?

Куколка отряхивает колени и встает.

― Неважно. Мне дают столько имен, что все не запомнить, ― она подается вперед и протягивает руку Ник. ― Вы, должно быть, Ник, мама Дозера. Приятно с вами познакомиться.

― Оу, а она вежливая. Ты можешь звать меня Ник или Локс. Я отзовусь на любое, ― Ник подмигивает мне. Я задерживаю дыхание и жду, что еще скажет эта придирчивая сучка, но я удивлен, когда Ник подается вперед и пожимает Куколке руку. ― Мне тоже приятно познакомиться.

Погодите-ка? Что она делает?

― Спасибо за еду. Сегодня это последнее, о чем бы я хотела волноваться. К тому же, меня уже тошнит от пиццы.

Куколка кивает.

― О… да. Конечно, ― она так говорит, будто забыла о том, что напекла сегодня для целой армии людей. ― Не за что. Готовка для меня своего рода отдых. У меня было не простое утро, так что я немного увлеклась.

Ник смеется.

― Ну, вряд ли что-нибудь из этого пропадет. И ты можешь увлекаться так в любое время. Эти ребята не станут возражать, ― Ник хлопает меня по животу. ― Они свиньи, если ты еще не заметила.

― О… я заметила.

― Эй, ― встреваю я, но обе женщины меня игнорируют.

Куколка убирает волосы за ухо и смотрит на коробку, валяющуюся на земле. Она поднимает ее.

― Ну, я пойду, уберу это. Было приятно с вами познакомиться.

Мы оба смотрим ей вслед. Я не знаю, на что смотрит Ник, но мой взгляд прикован к заднице Куколки и ее виляющим бедрам. К ее ногам. Черт возьми, у нее самые сексуальные ноги. Пялясь на них, я мечтаю о том, как они снова обернуться вокруг моей талии, мечтаю обо всех тех способах, благодаря которым я увижу насколько она гибкая.

― Так, значит, она для Эджа?

Внутри меня поднимается волна протеста. Я хочу оспорить это. Я бросаю на Ник беглый взгляд, а затем отвожу его в сторону, вновь сосредотачивая свое внимание на Куколке. Я киваю. Что еще, блин, я могу сказать Ник, женщине, известной распространением сплетен в клубе?

― Она ― редкий экземпляр, Мав.

Я знаю это, но мне любопытна точка зрения Ник.

― Что ты имеешь в виду?

― Она готовит для женщин, которые, скорее всего, невзлюбят ее. И добра к чужим детям. Большинство женщин любят только своих детей. Но это потому, что они когда-то держали на руках этих идеальных, очаровательных младенцев.

От ее слов мою грудь сдавливает так, словно вокруг нее обвился питон.

Мне такого шанса не представилось. Я никогда не держал на руках своего ребенка.

― У этой девушки сердце матери, хотя она еще ей не стала. Она напоминает мне мою бабушку, которая была образцом для подражания, и все знали, что мой дедушка везучий сукин сын, потому что таких женщин, как она, чертовски трудно найти.

Пространство между нами заполняет оглушительная тишина. Я вижу истину ее слов у себя перед глазами.

― Я слышала, что именно ты в ответе за эту повязку на ее шее.

Бляха муха! Я обязательно выясню, кто ей настучал, и сломаю этому трепаку гребаную шею после того, как отрежу язык.

― Кто тебе это сказал?

Она поднимает бровь.

― У меня свои источники.

Я угрюмо усмехаюсь. У меня никогда не возникало сомнений, что ей известно почти обо всем, что происходит в клубе. Но не известно о Кэпе, поскольку он держал Бекку в квартире на другом конце города. Ей не разрешалось жить в клубе.

― Знаешь, когда Эдж выйдет, ему будет наплевать, кого трахать. Стар или Джейд. Любая клубная девка подойдет. Было бы безумно жаль превратить эту красивую девушку во что-то уродливое, когда так очевидно, что она особенная.

Она грубо похлопывает меня по лицу, прямо по синяку, который мне поставил ее сын.

― В ней все задатки старухи, Мав. Только дурак это не заметит, ― затем она вбивает последний гвоздь в крышку моего гроба. ― Дозер умный мальчик, но я думала, ты умнее.

Она задумчиво смотрит на своего сына.

― Он принял верное решение, заступившись за нее, впрочем, возможно, он примет еще одно верное решение и заявит на нее права до вечеринки.

Через. Мой. Гребаный. Труп.

Я скриплю зубами, и моя кожа натягивается до предела. Я хмыкаю и скрещиваю руки. Мало того, что она усомнилась в моих умственных способностях, так она еще задевает мои ревностные чувства, которые захлестывают меня всякий раз, когда я вижу Куколку с Дозером. Она права, но будь я проклят, если признаюсь ей в этом.

― Бог свидетель, я не всегда буду рядом, чтобы позаботиться о вас, мальчики, особенно, если с Кэпом что-нибудь произойдет. Моему сердцу было бы спокойнее, если бы рядом с вами была такая старуха, как она.