Пылающая Эмбер

ЭМБЕР

Боди на танцполе зажигает с черноволосой распутной девицей позади него и блодинистыми Барби, трущимися об его ноги. Он громко поёт, не попадая в такт песни. Время от времени он останавливается, чтобы впиться поцелуем в одну из женщин, вертящуюся возле него, только чтобы через минуту оторваться от неё и продолжить своё выступление.

— Почему никто не скажет ему, что у него нет слуха? — спрашиваю я.

— Мы говорили, — фыркает от смеха Мав и отпивает пиво из своей бутылки, — сто раз.

— Но это не мешает ему вести себя, как осел, — Таз достаёт свой телефон и фотографирует сцену. Повернув его экраном ко мне, он показывает мне компрометирующий снимок. — Завтра он и не вспомнит про это дерьмо и заплатит мне пятьдесят баксов, чтобы я его удалил. Идиот не понимает, что я сохраняю их на свой компьютер, — откинувшись на спинку кресла, он ухмыляется, зажав в губах зубочистку. — У меня их достаточно, чтобы шантажировать его задницу до самой смерти.

Таз, Гус и Гриз сидят за столиком вместе с нами. Лили на коленях Гуса. Фигуристая брюнетка устроилась на коленях Гриза и играет с его бородой. Она выглядит примерно на восемнадцать, но её, похоже, не беспокоит тот факт, что он в три раза старше её.

Одна песня сменяет другую, и через несколько секунд Боди хватает стул и плюхается на него рядом со мной.

— Классно двигаешься, — подтруниваю я над ним.

Он бросает мне проказливую улыбку.

— Спасибо. Может, вы с Лили пойдёте туда со мной и покажите тем сучкам, как это делается?

— Хм, нет, — говорю я, а потом допиваю то, что осталось от моего коктейля «Текила Санрайз»[25] . Я откидываюсь назад на грудь Мава и наслаждаюсь ощущением его руки на моём животе.

— Нет? — брови Боди в удивлении ползут вверх. — Почему, чёрт возьми, нет?

— У тебя и так уже куча партнерш. Не притворяйся таким огорченным, — ворчит Таз.

— Чем больше, тем лучше, — язвит Боди. — Ты, знаешь ли, тоже мог бы туда выйти и повеселиться, как только вытащишь шило из своей жопы, — обращаясь ко мне, он спрашивает: — Ты вообще умеешь танцевать?

Я смотрю, как девушки жмутся одна к другой, сплетаются телами и трутся друг о друга.

— Да, но не так.

Мав пересаживает меня на свои колени, облизывает нижнюю губу после того, как пригубляет пиво, а затем опускает бутылку на столик. Убрав волосы с моего плеча, он ищет ответ на моём лице.

— Тогда как ты танцуешь?

— Не знаю. Просто по-другому, — говорю я, пожав плечами.

— Как балерина? — я качаю головой. — Покажешь мне?

Лили взволнованно хлопает в ладоши и встаёт.

— Пожалуйста. Ты обещала потанцевать, когда напьешься вдрызг.

— Я никогда не напьюсь до такого состояния, Лили, — скулю я. — Не хочу выставлять себя дурой.

— Почему? — Таз недвусмысленно смотрит на Боди. — Сегодня детишки только этим и занимаются.

— Ну, давай же, рыжая закусочка, никто не будет над тобой смеяться, — умоляет Боди.

— Ага, они будут слишком заняты, угарая над дебилами здесь, — Таз указывает своей зубочисткой на Боди.

— Детка, покажи мне. Я хочу посмотреть, — подначивает меня Мав.

Я сверлю взглядом каждого сидящего за столиком, но никто не идёт на уступки. Давление нарастает, поскольку они продолжают уговаривать меня выйти на танцпол. Наконец, я, как девчонка, которая всегда хотела вписаться в компанию крутых ребят, поддаюсь давлению со стороны сверстников. Тяжело вздохнув, я неохотно встаю, взяв Мава за руку. Пытаюсь заставить его подняться, но он не сдвигается с места.

— Разве ты не пойдёшь со мной?

Уголки его губ приподнимаются, и он медленно качает головой.

— Через минуту, но сначала я хочу понаблюдать.

Он скользит свободной рукой по внутренней стороне моего бедра и притягивает меня ближе. Я изнываю от желания и чуть ли не падаю на него. Мне приходится опереться на его плечо, чтобы не потерять равновесие. Его пальцы выводят ленивые круги на моём бедре, и я чувствую, как мои трусики намокают ещё сильнее.

— Ты хочешь посмотреть, как я танцую с Боди? — спрашиваю я, по-прежнему пребывая в замешательстве.

— Чёрт, нет. Если он прикоснется к тебе, я оторву ему руки, — говорит он, посылая байкеру предупреждающий взгляд.

Лили хватает меня за руку.

— Я потанцую с тобой. Он не оторвет мне руки, если я прикоснусь к тебе, не так ли, Мав?

Улыбка Мава преобразуется в озорную усмешку. Он смотрит на Гуса, и они оба подхватывают бутылки с пивом, пытаясь скрыть довольные выражения своих физиономий.

— Ох уж эти мужчины, — бормочет Лили и начинает оттаскивать меня от столика.

Вопреки здравому смыслу, я оказываюсь на танцполе, но, очутившись там, с тревогой окидываю комнату. За нами наблюдают байкеры, часть из которых мне знакома, а часть — нет. Некоторые даже поворачиваются всем телом, чтобы иметь лучший обзор.

Руки покрываются мурашками, и меня охватывает беспокойство.

Одно дело — танцевать для Мава, но совсем другое — устраивать представление для комнаты, полной похотливых пьяных байкеров.

Я пытаюсь уйти, но хватка Лили усиливается, как будто она готова к моему побегу. Она слегка встряхивает меня, чтобы привлечь моё внимание.

— Расслабься и сосредоточься на мне. Я рядом, а Мав единственный, кто за тобой наблюдает.

— Хммм… нет, не единственный.

Я смотрю налево, а потом направо.

— Убеди себя в обратном. Все получится. Доверься мне.

Я бросаю на неё злобный взгляд, кричащий о том, что ничего не получится.

Я всегда танцевала только дома с мамой, Сандаун и Уилл. Это своего рода семейная традиция. Но мы всегда танцевали за закрытыми дверьми, где никто не мог нас увидеть. По крайней мере, на публике я никогда не танцевала.

Когда я была маленькой, у моей мамы была кассета с подборкой лучших песен разных исполнителей, и часто, ни с того ни с сего, она ставила её и врубала звук на полную катушку. Все начиналось с «Peace Train» Кэт Стивенс, за которой следовали аналогичные хиты семидесятых. Мы танцевали часами. Иногда мама останавливала проигрывание кассеты перед последней песней, и это были лучшие дни. В другие дни она позволяла кассете доиграть до конца, и когда начиналась песня «Maggie May» Рода Стюарта, она замирала, закрывала глаза, тихо пела и, в конце концов, начинала плакать. После того, как песня кончалась, она оставляла нас и уходила одна в свою комнату.

Однажды я спросила у Сандаун, почему из всех имён, которые она могла выбрать для своего ребёнка, она выбрала именно это. Уиллоу Мэгги Мэй Шоу. Тем более, что это было связано с плохими воспоминаниями для нас обеих, и мне было слишком больно слушать эту песню после её ухода. Санни ответила: «Потому что она была её любимой».

По иронии судьбы, Уилл и счастье, которое она принесла в мою жизнь, вновь вернуло мне интерес к танцам. Её рождение и моя любовь к ней исцелили рану, оставленную уходом моей матери.

Вырвав меня из воспоминаний о моём прошлом, Лили притягивает меня к себе и берет за руки. Она начинает танцевать. Её движения простые и неторопливые. Она вращает своими бедрами и поднимает наши руки вверх. Её глаза кобальтового оттенка ни на миг меня не покидают, призывая уступить и двигаться как она.

Поначалу я сопротивляюсь. Мой дискомфорт, вызванный тем, что я оказалась в центре внимания, одерживает победу над моей любовью к музыке и моим природным инстинктом, который взывает к свободе действий.

Играет песня «Iris» в исполнении The Goo Goo Dolls. В ней присутствуют глубокий смысл и пьянящий ритм. Невозможно остаться безучастной. Довольно быстро песня умиротворяет меня и очаровывает.

Я следую совету Лили и думаю только о Маве. Может все дело в алкоголе, но, клянусь, я ощущаю на себе его взгляд и исходящее от него желание. Я цепляюсь за эту ниточку, связывающую нас, и абстрагируюсь от окружающей меня толпы.

Спустя мгновение неловкость исчезает, и вызванные песней эмоции подхватывают меня, словно бурный поток реки. Я закрываю глаза. Комната отходит на второй план, и моё тело начинает покачиваться.

Я перестаю себя накручивать. Расслабляюсь. И просто отдаюсь на волю чувств.

Пальцы Лили больше не удерживают меня, так что я легко поднимаю руки вверх и вытаскиваю шпильки из своих волос, чтобы приподнять волосы повыше и отвести подальше от разгоряченной кожи своей шеи. В воздухе витает секс, ощущение его обволакивает меня, словно дым, побуждая к тому, чтобы позволить рукам бродить по другим частям моего тела, которых я никогда не касалась в комнате полной народа.

Когда я отпускаю волосы, их вес оседает на моих плечах. Я кручу бедрами и сгибаю колени. Мои руки скользят по телу, груди и снова поднимаются к шее.