Пылающая Эмбер

ЭМБЕР

Комната находится всего в трёх метрах от нас. Но с тем же успехом это могла быть и миля. Судя по тому, как Мав припечатывает меня к стене коридора и нападает на мой рот с неукротимой свирепостью, ни один из нас не в состоянии пройти и пары шагов.

Стоит только его губам соприкоснуться с моими, как он со всей мощью пускает в ход зубы и язык.

Я отвечаю на его жёсткий поцелуй и вступаю в поединок своим языком с его, полностью забывшись в этой дикой и необузданной потребности, берущей надо мной верх. Мои руки трогают его повсюду, мнут его спину, а через минуту и ягодицы, физически умоляя не проявлять ни капли пощады.

Оторвавшись друг от друга, мы судорожно хватаем ртом воздух. Не в силах больше ждать, я молю его:

— Мав, пожалуйста.

— Боже, Куколка. Не проси, иначе я кончу прямо здесь.

Я приподнимаю его футболку и нетерпеливо цепляюсь за ремень. Его сильные пальцы, которые вплоть до этого момента впивались в мои бедра, внезапно задирают мою юбку до самой талии.

Да!

Пламя похоти разгорается всё сильнее.

— Держись за меня.

Я обнимаю его руками за шею. Он опирается рукой о стену и помогает мне освободить его от джинсов. Я чувствую, как кончик его эрекции трется о моё нижнее бельё, после чего он пальцами оттягивает мои трусики в сторону и подаётся вперёд.

— Мав! — мужской голос вынуждает нас замереть.

— Чёрт, — рычит Мав. Его тело прикрывает мое тело своим от чужих взглядов. Он поворачивает голову к тому, кто нас прервал, тогда как я зарываюсь лицом ему в шею. — Уиз, какого хрена, мужик. Ты не видишь, что я занят?

— У нас проблема.

— Значит, найди того, кто разберется с ней.

— Нет. Это должен быть ты.

— Обязательно разбираться с этим сейчас, чёрт бы тебя побрал? — стонет Мав.

Повисает тяжелая пауза.

— Да. Обязательно.

Не в силах сдержаться, я хихикаю. Мав кусает меня за ухо, хватает за задницу и проталкивает кончик своего члена в меня. Моё дыхание застревает в лёгких и происходит нечто странное. Неистовый жар, охвативший нас мгновение назад, накатывает снова. Я хныкаю и цепляюсь за него.

— Думаешь, это смешно? — шепчет он мне на ухо. — Я хочу затрахать тебя до потери сознания, а они меня обламывают.

— Брат, ты захочешь это увидеть, — раздается другой голос. Голос Таза.

— Вопрос жизни и смерти? — спрашивает Мав, медленно проскальзывая глубже. — Потому что, если ты сейчас помешаешь мне трахнуть мою старуху, а это окажется несущественным, вопрос точно встанет о чьей-то жизни и смерти.

— Поверь, брат. Позже ты поблагодаришь меня, что я тебя остановил.

Мав погружается в меня до упора, кусает за шею, и я чуть не распадаюсь на части.

— Господи, Куколка. Находиться в тебе — все равно, что оказаться дома.

Затем он отстраняется и выходит из меня, бормоча себе под нос ругательства. Я поспешно поправляю юбку. Мав ухмыляется мне, натягивает джинсы и застегивает ремень.

Вытащив ключи, он вкладывает их мне в руку.

— Дождись меня. Не смей прикасаться к себе, пока я не вернусь, — он делает пару шагов по направлению к своим братьям и добавляет: — Мы закончим, как только я разберусь с чем бы там ни было.

Несмотря на то, что моё тело желает большего, соблазн подвергнуть его очередной пытке чересчур заманчив.

— Зависит от того, как долго тебя не будет. Что, если потребуется несколько часов? Не думаю, что смогу ждать так долго.

Он останавливается и возвращается ко мне, запускает пальцы в волосы на моём затылке и своим торсом снова прижимает меня к стене.

Он целует меня один раз, всего лишь чмокает в губы, но эта своеобразная метка наверняка оставит мои губы припухшими, может быть, даже появится синяк.

— Куколка, — он отводит прядь волос с моих глаз. — Позволь выразиться по-другому. Если ты кончишь без меня, я об этом узнаю, и тогда, Богом клянусь, я тебя отшлепаю.

Комната Мава пустая, такая же пустая, как в прошлый раз, когда я здесь была. Валяется несколько безделушек, но, в основном, тут только предметы первой необходимости: кровать, комод, столик и лампа. Всё тусклое и серое по сравнению с декором и мебелью в его новом доме.

Подумать только, он прожил вот так девять лет.

На самом деле, довольно удручающая мысль.

Возможно, в двадцать четыре года это было всё, что он хотел. Место, где можно переночевать, компания друзей, с которой можно оттянуться и на чью поддержку всегда можно рассчитывать, море выпивки и женщины готовые прибежать по щелчку пальца. Но со временем, как я понимаю, это становится слишком безликим.

Особенно для человека, который проектирует дома для семейной жизни.

У него доброе сердце. Разумеется, в конце концов, он захотел бы чего-то большего.

Поскольку делать нечего, кроме как дожидаться Мава, я сажусь на кровать, достаю свой телефон и снова пытаюсь дозвониться до Санни, бормоча:

— Ну, давай же… давай… возьми трубку.

Но каждый раз срабатывает голосовая почта. Я отправляю ещё одно сообщение с тем же текстом, что и последнее, и жду.

От скуки мои мысли начинают блуждать. В памяти то и дело повторяются события сегодняшнего дня, но когда это заканчивается тем, что я вновь возбуждаюсь и изнемогаю от желания, я, стараясь отвлечь себя, копаюсь в его комоде.

Я нахожу только самое необходимое. Поэтому достаю из ящика комода футболку и боксеры с намерением принять душ и смыть с моих волос и кожи запах сигаретного дыма, пока жду. Если Мав вскоре вернётся, надеюсь, он воспримет пар, выходящий из ванной, как приглашение присоединиться ко мне.

Но везение не на моей стороне.

Я одеваюсь и расчесываю волосы, потом возвращаюсь в комнату. Но меня сразу же охватывает нехорошее предчувствие. Мне требуется секунда, чтобы понять, в чем дело. Свет, который я оставила включенным, сейчас выключен. Комнату заливает лунный свет, а из-за моей спины льется лишь свет из ванной.

По моим рукам и шее пробегают мурашки, я бегло осматриваю темную комнату. Но она выглядит так же, как и раньше. Пустой.

Наверно, лампочка перегорела.

Не успеваю я сделать шаг к выключателю и проверить свою теорию, как застываю от хриплого не молодого голоса.

— Знаешь, ты очень похожа на неё.

Моё сердце пропускает удар, и я резко оборачиваюсь.

Кислород покидает мои лёгкие.

Крупный мужчина подпирает стену у входа в ванную так, будто все это время он только и ждал меня. Мелкая дрожь проносится по всему моему телу при мысли о том, что я принимала душ с широко открытой дверью.

Он стоял там пока я мылась?

О, Боже.

Он — байкер, хорошо знакомый мне байкер. Его иссиня-черные волосы теперь подернуты сединой. Он по-прежнему заплетает их в косу, доходящую ему длиной до середины груди. Его смуглая кожа уже не того безупречного цвета мокко, кроме того, она обветренная, морщинистая и вся в татуировках.

Невзирая на то, что прошло больше десяти лет, и я видела его лишь через небольшую щель в шкафу, его ни с кем не спутаешь. Тот же высокий лоб, широкие плечи и устрашающий вид, но дело не в его росте.

Воздух вокруг него пропитан угрозой.

Вынув пачку сигарет из своего жилета, он закуривает. Его старческие руки увешены перстнями и покрыты татуировками. Чёрные как уголь глаза ни на миг не выпускают меня из своего поля зрения.

Меня захлестывают воспоминания из моего прошлого. Руки сжимаются в кулаки, стоит только представить, сколько лет мне приходилось наблюдать за тем, как Санни проходит через страдания и боль. Ненависть, которую я питала к нему все эти годы, прорывается наружу.

— Я не знаю, что вы здесь делаете, но если вы не уйдете, — я заставляю себя говорить как можно более уверенно, — я закричу.

Поскольку он даже не шевелится, я медленно пячусь к двери.

— Мав вернётся в любую минуту.

Выпустив струйку дыма из уголка своего рта, он предостерегает:

— Только попробуй выйти из этой комнаты, и наш разговор станет не таким непринужденным, как хотелось бы.

Моя рука замирает на дверной ручке. Мы смотрим друг другу в глаза, казалось, целую вечность, пока в моей голове проносится миллион сценариев того, как сбежать от него.

— Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль. Мне просто нужны ответы, и судя по тому, как ты пялишься на меня, тебе они нужны не меньше моего. Итак, ты дочь Тессы или нет?

— А что, разве недостаточно того, что вы погубили мою сестру, теперь вы хотите сделать то же самое со мной? — огрызаюсь я. Затем, не задумываясь о последствиях, шиплю: — Меня от вас тошнит. Как вы можете жить с этим?

— Подожди, кого я погубил?

Кого?

Он выглядит по-настоящему сбитым с толку, и это лишь усиливает мою ярость.

— Кого? А вы как думаете? — у меня внутри все обрывается, а желудок скручивает в узел, когда я понимаю, что у него нет ни единой догадки. — О, Боже, она была не единственной?

— Девочка, попридержи коней и ответь на мой вопрос. Тэлли… Тесса Оуэнс — твоя мать?

Мою грудь пронзает острая боль при звуке прозвища, которым её называли многочисленные бойфренды и друзья.

Поскольку я смотрю на него негодующим взглядом, он продолжает.

— Сперва подумал, что, наверно, это совпадение, ведь в мире много людей, что уж там, наверняка найдутся двое, как две капли воды похожие друг на друга. Либо так, либо мои старческие глаза сыграли со мной злую шутку. Потом ты стала танцевать. Точь в точь как она. И я словно вернулся на двадцать лет назад. Тогда я понял, что ты слишком похожа на неё, чтобы не быть её дочерью.

Не обращая внимания на моё молчание, он спрашивает:

— Она здесь? Твоя сестра?

Меня охватывает возмущение, и я выпаливаю:

— Если вы когда-нибудь снова приблизитесь к Санни или нашему дому, я прослежу за тем, чтобы до конца своих дней вы гнили в тюрьме.

— Итак, я был прав, — он отводит руку и смахивает пепел со своей сигареты. — Я отсидел положенный мне срок и не собираюсь возвращаться обратно.

— Тогда держитесь подальше от моей семьи.

Он морщит лоб, сводя брови вместе. Бросает сигарету себе под ноги и тушит её ботинком, а затем снова смотрит на меня.

— Выходит, ты знаешь, кто я, но я никогда не видел тебя до прошлого вечера?

— Этот разговор закончен.

Я поворачиваю дверную ручку.

Он делает выпад. Но прежде, чем я успеваю закричать, он зажимает мне рот рукой и хватает меня за другую руку. Его чёрные глаза впиваются в мои.

— Девочка, я же сказал, что не собираюсь причинять тебе боль и не планирую этого делать, но ты начинаешь меня раздражать. У меня появилось ещё больше вопросов, требующих ответа. Ты расскажешь то, что мне нужно, тогда все пройдет гладко, — не сделаешь этого и продолжишь нести околесицу, у нас будут большие проблемы, поняла меня?

Когда я меряю его злобным взглядом, он встряхивает меня.

— Значит так, как только ты немного успокоишься, расскажешь, как так получилось, что ты знаешь меня, а я никогда не видел тебя до прошлого вечера.

Его бездушные глаза буравят меня довольно продолжительное время. Он не убирает руку с моего рта, пока я не делаю глубокий вдох носом, и моё тело не начинает покидать скопившееся напряжение, бурлящее во мне мгновение назад. Я киваю, обещая, что буду вести себя хорошо, и он не спеша меня отпускает.

— Я была там. Я видела, как вы увели Санни в её комнату. Вы вышли и оставили деньги на столе, как будто она была какой-то шлюхой, а не ребёнком. Таких людей, как вы, должны кастрировать и держать в тюрьме до самой смерти.

Он хмурится, сводя брови вместе. Затем на его обветренном лице появляется изумленное выражение. Он вскидывает бровь.

— Что именно, по-твоему, я делал с твоей сестрой?

— Вы насиловали её.

— Господи Боже! Почему, чёрт подери, ты так думаешь? Твоя мать несла этот бред про меня?

Нехотя я отвечаю:

— Нет.

Внезапно, мой мир начинает меняться. Серьёзное выражение на его лице на секунду выбивает меня из колеи.

— Санни не разговаривала несколько дней после того, как вы приезжали. Почти ничего не ела и все время плакала. Она не рассказывала мне, почему, но вы что-то делали.

— Ты была там каждый раз, когда я навещал её?

— Только несколько раз.

— Где?

Борясь с гневом, сдавливающим мою грудь, я выплевываю:

— В шкафу.

Долгое время он просто смотрит на меня. Затем пересекает комнату, направляясь к окну, и закуривает ещё одну сигарету.

— Сколько тебе лет? Ты выглядишь старше, но тебе не может быть больше… восемнадцати? Ты наверняка была слишком маленькой, чтобы помнить меня.

Мне ненавистно отвечать на его вопросы. Такое чувство, что мой мир сошёл со своей оси и то, в чем я была уверена, внезапно подвергается сомнению, но мне нужно знать правду.

— Мне двадцать два.

Его тело каменеет. Он поворачивается и изучает меня так, будто я лгу, ищет доказательства на моей коже или в моих глазах.

— Чёрт. Ты серьёзно?

Он отводит взгляд и делает затяжку. Медленно выпускает дым изо рта и наблюдает за кольцами, словно они открывают секреты понятные лишь ему одному. Затем отводит от себя сигарету и смотрит на тлеющий кончик.

— Я слышал о той хрени, что несли мои братья, — бормочет он, — но я никогда в это не верил. О ней. О нем. Но, должно быть, всё так и было, раз она захотела уйти.

Затем он тяжело вздыхает и кивает.

— В этом не было никакого смысла. Она любила меня, ей нравилась та жизнь, что мы вели.

— Вы насиловали мою сестру или нет?

— Ты на полном серьезе спрашиваешь, не насиловал ли я собственную дочь? — он бросает на меня убийственный взгляд — Нет. Я могу быть дерьмовым отцом и злобным сукиным сыном, но, чёрт возьми, я никогда не трону ребёнка. Я зарою любого, кто осмелится навредить моей Санни.

Эти слова сносят меня, как товарный поезд.

— Вашей Санни?

Она его дочь.

— Да.

Шестеренки в моей голове вращаются все медленнее и медленнее, скрежещут и внезапно с лязгом останавливаются. Я не хочу в это верить. Он запросто мог навешать мне лапшу на уши. Но вынуждена признать, я много раз задавалась вопросом, права ли я относительно того, что на самом деле произошло несколько лет назад.

Я начинаю хвататься за соломинку.

— Тогда для чего нужны были деньги?

— Для чего же ещё? Деньги для неё и твоей мамы. Гребаный алименты.

— Но после того, как вы уезжали, она была сама не своя. Всякий раз. И никогда не признавалась, почему так.

— Поэтому ты просто предположила, что я насиловал собственного ребёнка? Срань Господня, — он качает головой. — Санни просила взять её с собой. Но я не мог. Моя жизнь была слишком опасна. Я говорил ей это. На моей спине всегда было чересчур много мишеней.

— Я… Я… — у меня голова идет кругом. Внезапно все это предстает передо мной в ином свете. Моя ненависть к нему постепенно угасает. Я даже слышу нотки горечи в своём голосе, когда спрашиваю: — Если вы её отец, тогда где, чёрт возьми, вы все это время были?

Он пожимает плечами и избавляет меня от своего пронзительного взгляда.

— Каждый раз, когда я навещал её, я подвергал ее и твою мать риску. Когда клуб оказался в дерьме по самые уши, я знал, что мне придётся разорвать отношения. Иначе я либо потеряю их, либо похороню. Поэтому я сделал выбор, с которым смог бы жить.

— Почему моя мать прятала меня от вас?

— Потому что она прятала свои грехи, она была умна. Она понимала, стоило мне узнать, что, пока я сидел за решеткой, она спала за моей спиной с человеком, которому я доверял, я бы убил их обоих. Она всегда навещала меня в тюрьме. Вроде бы, она какое-то время серьёзно болела и не могла посетить меня с визитом, но затем, как обычно, начала приходить каждую неделю, правда, вела себя до безумия странно, настаивая на супружеских свиданиях, тогда как раньше ей, казалось, было на них наплевать. Я подумал, что она хотела забеременеть, возможно, в то время ей нужен был не я, а нечто большее, что сделало бы её счастливой. Но потом, когда она забеременела твоей сестрой, она наплела мне какую-то чушь о том, что не сможет меня дождаться, как обещала. Что она больше не хотела такой жизни, она была матерью. Я не должен был ей верить. Моё нутро подсказывало мне, что это была ложь. Твоя мать была байкерской сучкой до мозга костей. Но она всегда придерживалась именно этой истории.

— Я не понимаю.

— А понимать тут особо нечего, — он смотрит на свою сигарету и перекатывает её между пальцами. — Моя старуха спала с моим лучшим другом, а ты — прямое доказательство того, что он меня предал.