Карина
Я зло дёрнулась к двери и ударила по полотну кулаком. Тут же взвыла от того, что боль прострелила все вплоть до локтя. Я закусила губы, не веря в то, что сделал Валера, как он мог так с нами поступать, как он мог Тима втянуть в это?
Я прикрыла глаза, понимая, что мне сейчас надо будет зайти в спальню и поговорить с сыном.
Я выдохнула, прижала ладонь к животу и закусила губы от отчаяния.
Такая глупость. Еще какое-то время назад я была так счастлива от того, что внутри меня зародилась новая жизнь, а теперь…
А теперь я должна была признать тот факт, что ничего не было. Сделать вид, как будто бы ничего у меня никогда не зарождалось.
Я тяжело шагнула в сторону спальни. Прикоснулась кончиками пальцев к стене, ощущая, как обои царапали кожу.
Я зашла в комнату и увидела Тима, который сидел и лохматил волосы.
— Малыш, — тихо произнесла я. Тим вскинул на меня глаза, в которых плескалась ярость на уровне зрачков.
Он понял все без вопроса.
— Чуть больше месяца назад он приехал меня забирать с тенниса, — дрожащим голосом начал Тим. Он был таким большим, таким взрослым, и одновременно у него оставалось что-то такое, чисто ещё детское, например, обида. Сын прикусил губы, тяжело задышал, пальцы сжались автоматически в кулаки. Лида шмыгнула носом и попыталась обнять Тима за руку, но сын был в таком состоянии, что даже не реагировал. — Он разговаривал по телефону, я сел в тачку, он её завёл, и у него синхронизировался мобильник, и через радио я услышал: «Котик, милый, ну, может быть, мы увидимся?».
Последнее Тим произнёс чванливым капризным голоском, верно пародируя Снежану.
— Отец, когда понял, что произошло, тут же бросил трубку, посмотрел на меня, я посмотрел на него. Мы молча ехали до центральной площади. Он остановился и сказал мне, что я не должен об этом думать и вообще брать это в голову. Я тогда спросил, правда ли, что это какая-то другая телка? Правда ли, что получается, мама ничего не знает, и вы, наверное, разойдётесь, тогда… — Тим не выдержал, шмыгнул носом. А я сделала шаг вперёд. Я боялась к сыну прикоснуться, потому что он мог посчитать, что я его жалела, а жалость его очень сильно унижала, поэтому я села перед ним на колени и просто смотрела на него снизу-вверх, чтобы он понимал, что я не враг ему, и точно я его не буду жалеть по-человечески, но как мать я буду готова и рада его обнять. Лида, увидев меня, тихо вздохнула и сползла с кровати, присела рядом со мной, стараясь прижаться как можно сильнее. Ее тонкие пальчики обхватили мою руку. — А он сказал, что все это дерьмо, и чтобы я не обращал на это никакого внимания. Мам…
Тимофей вытер запястьем нос и отвёл глаза.
— Он типа сказал, что это какая-то тупая телка с обеда и хер знает, как она узнала вообще его номер телефона, и что он только тебя одну любит и никогда вы не разведётесь. Я же не тупой, я все понял и начал орать, — Тим ударил по подушке так, что она свалилась и упала между кроватью и тумбочкой. Я тихонько протянула руку и погладила сына по коленке. Он никак не отреагировал.
— Тим, все хорошо…
— Он сказал, чтобы я не думал тебе говорить и портить настроение, потому что типа это ничего не значит, потому что он настоящий мужик, и он своё слово всегда держит, а ты только расстроишься. Ты только напугаешься. Он взял меня на то, что я, как настоящий мужик, должен брать ответственность на себя. Типа если ты расстроишься, это я буду виноват, — сын зло посмотрел на тумбочку, где стояли цифровые рамки с нашими семейными фото, и в его глазах полыхнула ярость. Он был сыном своего отца, непримиримым, достаточно категоричным. — Я реально не хотел, чтобы ты расстраивалась, мам…
Последнее сын сказал гнусаво.
— И когда сегодня она появилась, я подумал, что это скорее всего она. Но отец же, типа, дал слово, что у него ни хрена с ней не было, и я просто ждал, когда он приедет и все объяснит. Я не хотел тебе говорить.
Тим тяжело вздохнул и глубоко шмыгнул носом.
Я ненавидела Валеру за то, что он заставил ребёнка испытать такой стресс. Это неправильно — перекладывать ответственность с себя на сына.
— А потом ты сказала про развод, я понял, что ни хрена, значит все плохо, типа он спал с этой тёлкой.
— Тимофей, малыш…
— Я не малыш, я все понимаю, мам, у нас в классе, блин, у половины нет отцов. Я все понимаю, и мой оказался ни хрена ничем не лучше. Он такой же слизняк, как и остальные. Я ему поверил.
Я тяжело вздохнула и попросила:
— Иди ко мне…
Тим шмыгнул носом, качнул головой, он же взрослый и совсем не будет поддаваться эмоциям, но потом все же сполз с кровати, сел напротив и уткнулся мне лбом в плечо.
Я обняла его. Лида пролезла между нами, схватила его за руку.
— Тимочка, Тимочка, любимый мой, не расстраивайся, — прошептала она. Я запустила пальцы в волосы сына и прошептала следом:
— Не расстраивайся, ничего плохого ты не сделал. Это только наше с папой. Для вас ничего не будет меняться. Так получилось, но тебя и Лиду папа любит очень сильно…
— В жопу его любовь, мам, — дрогнувшим голосом сказал Тим, я ощутила, как у меня по платью на плече расползлось мокрое пятно.
Тим не выдержал.
Спустя полчаса, когда сын наконец-то успокоился, я смогла начать думать логически. Он запер нас в квартире и, значит, выйти мы не сможем. Если сейчас звонить и вызывать службу экстренного открывания замков, я дольше прожду и, скорее всего, Валера успеет вернуться. Тим ходил злой по залу и шмыгал носом. Лида, как привязанная, ходила за ним и пыталась схватить его за руку.
— Мы, наверное, никуда не поедем, Тимофей, — сказала я тяжело и развернулась в сторону гардеробной. Сын вскинул брови. И произнёс категорично:
— Я с ним не останусь.
Я кивнула, принимая к сведению такую реакцию сына. А потом подумала, а почему я должна куда-то уезжать, почему я должна с двумя детьми куда-то ехать, где-то прятаться? Если так рассудить, то мне, ничего не понимающей в госзаказах, вообще не упёрся его бизнес. Значит, я все равно буду получать свою долю пятидесяти процентов от имущества в виде недвижки. Так почему я должна куда-то уезжать?
Я залетела в гардеробную, выхватила с полки его здоровый чемодан и стала пихать туда шмотки: вперемежку рубашки с носками, с трусами. Мне надо было просто вышвырнуть к чёртовой матери все напоминания о Валере и уже потом холодной головой начать думать.
Когда в двери повернулся ключ, я была готова.
К этому времени Тим и Лида уже были в кровати, и если дочка спала, то Тим все ещё зло пыхтел.
Я дождалась, когда Валера откроет дверь ровно настолько, чтобы швырнуть в него чемодан с ноги.
Муж был ошарашен.
Белые лепестки роз рассыпались по лестничной клетке.
Я с силой схватила за ручку дверь и дёрнула на себя, при этом успев крикнуть:
— А ты проваливай вместе со своим чемоданом, своими носками и цветами!
Дверь хлопнула.
Я резко повернула все задвижки. И задрожала всем телом.
Прощения никакого не будет.
Утром я подам на развод.