Карина
Мне показалось, что у меня сердце вырвали из груди и оставили меня лежать с раскрытыми рёбрами.
Я хватанула воздух губами.
Валера прекрасно знал меня.
Он знал меня лучше, чем кто бы то ни было. Он понимал, что никакого третьего ребёнка не будет и заранее пытался избежать этого.
А что мне делать с тремя детьми? Я не была уверена в своих силах поднять двоих. И все замечательно, конечно, что мне рассказывал Валера, только кто даст гарантии? Кто скажет, что через год или, может быть, когда он влюбится, найдёт женщину, начнёт с ней жить, его слова не потеряют силу? Я не могла так рисковать, хоть и понимала, что это больно.
Это безумно больно — отрывать от себя что-то, что вросло в душу. А мой ребёнок, который только-только начал формироваться, это плод моей любви. И сделать аборт означало вырвать из себя любовь.
Я сцепила зубы покрепче, чтобы не заплакать, и медленно обернулась к мужу.
— Условия всегда выставляет потерпевшая сторона, и это я. И моим условием будет, что ты не приближаешься ко мне. Я не претендую на то, чтобы одна воспитывать детей. Это наши дети, но твои условия я даже не хочу слышать. Это безумно унизительно…
— Карина, ты понимаешь, что сейчас говоришь?
— Я все прекрасно понимаю, но и ты пойми, моё тело — моё дело. И ты на это никак не можешь повлиять.
По лицу мужа скользнула тень, а потом его глаза полностью потемнели. Зрачок, казалось, затопил всю радужку и пытался вырваться, чтобы тьмой раскрасить белок.
— Ты не посмеешь сделать аборт.
— Это тебя уже не будет касаться, Валер. Ты свой выбор сделал, и он был не в пользу меня…
— Карин, как ты не понимаешь, что не было никакого выбора. Как ты не понимаешь, что наша жизнь с тобой, пятнадцать лет, это безумно много. И в этом «безумно много» только один процент составляет постель, а все остальное: привязанность, общие дела, хобби, дети, воспитание, взгляды на быт, отпуска — все это составляет остальные девяносто девять.
— Из-за этого одного процента, ты решил пойти налево, — сказала я горько и опустила глаза, чтобы Валера не видел в них застывших слез от принятого мной решения.
— Я не предавал тебя, я не изменял тебе, — рявкнул муж, и его руки взметнулись. Он попытался схватить меня, но в последний момент одумался, отстранился, сложил руки на груди, чтобы не испытывать соблазн схватить меня.
— Какая разница, спал ты с ней или не спал? Если предательство, оно не следствие тела. Предательство, оно сначала рождается в голове, и сам факт, что ты увлёкся кем-то, сам факт, что ты проводил с ней время, флиртовал, скорее всего — целовался, возможно, у вас был петтинг. Вот это все уже предательство.
— Карин, а ты понимаешь, что не я один виноват в этом во всем?
— Нет, не понимаю, Валер. Мы могли с тобой это решить раньше. Ты мог мне это высказать? Намного раньше ты мог поделиться тем, что тебя не устраивает? Но тебе был жутко нужен этот один процент с кем-то другим.
— А что обсуждать, Карин, если из раза в раз, изо дня в день я натыкался на некоторый холод, на постоянное повторение одного и того же сценария: что мне это было нужно, а ты снисходила до меня. За столько лет у меня выработался инстинкт того, что я тебе не нравлюсь, я для тебя не привлекателен, и ты меня не хочешь. И мне кажется, любой человек однажды задастся вопросом: «А только она меня не хочет или все?». И решит проверить. Я очень долго решался. И, как выяснилось, оказалось, что не всем я противен, а кто-то меня хочет.
— Я ни капельки не умаляю твоих достоинств. Ты харизматичный, сильный, мужественный. Ты весёлый, немного чокнутый. Ты очень красивый, Валер, у тебя очень привлекательная мужская красота, брутальная. Я прекрасно понимаю, что с тобой любая хочет, но конкретно выбранная тобой, хочет твой толстый кошелёк. И все.
Я сказала это специально, чтобы уйти со скользкой тропы того, что мы могли продолжить дальше обсуждать беременность, а я этого не хотела. Я уже приняла решение, и Валера никак не должен был на него повлиять, поэтому я заговаривала зубы.
— Карин, а ты понимаешь, что это просто оправдание твоё? Сейчас тебе на самом деле тоже больно от того, что, как выяснилось, я нравлюсь другим женщинам. И не надо мне говорить про кошелёк. Я не дурак, я прекрасно понимаю, кто и за что меня так любит. Ты вот просто так любила студента, работника завода, бизнесмена, владельца холдинга. Во всех этих ипостасях ты любила только меня, а не мой статус. И не надо считать, что я дурачок, я не понимаю, как и почему со мной Снежана, но она хотя бы не лжёт, когда дотрагивается до меня. А с тобой мне каждый раз приходилось играть, устраивать танцы с бубном, чтобы тебе все понравилось, чтобы в очередной раз не получить подтверждение того, что я тебе не привлекателен, что ты выполняешь, да, пусть не неприятную, но напрягающую повинность!
— Постель с тобой никогда не была для меня повинностью, — мягко сказала я, сделала шаг в сторону, прошла до дивана и упёрлась в спинку ладонями. — Меня устраивала постель с тобой. Я не понимала, что ты хочешь иного. Как я должна была понять, что тебе нужно что-то другое, если ты молчал? И ты же знал, что, вероятнее всего, я первая не пойду на контакт. Ну, тебе было и так нормально. Просто признай уже наконец, хотя бы сам себе признайся, что ты хотел изменить, и если все так, как ты говоришь, что ты с ней не спал, то это только вопрос времени. Не приди она сейчас, не забей она сейчас тревогу о том, что ты не хочешь уходить из семьи, дальше бы вы все равно переспали.
— Карин, ты меня даже не слышишь.
— Так и ты меня не слышишь, Валер, я тебе пытаюсь объяснить, что ты предал, и ты не можешь устанавливать сейчас условия.
— Если с ребёнком что-то случится…
— Тебя не должно это касаться. Ты не должен вообще никак думать про беременность, как про третьего ребёнка.
Валера так тяжело задышал, что мне показалось, будто бы у него сейчас пар из ноздрей повалит. Он сжал кулаки, сдерживая себя, но потом все-таки сорвался. Резко шагнул ко мне, схватил меня за плечи и чуть ли не тряхнул.
— Слушай меня сюда, дорогая, если я узнаю, что ты обратилась в больницу с вопросом прерывания беременности, хрен тебе, а не нормальный развод. Я сделаю все возможное, чтобы оттянуть этот чертовый процесс как можно дальше. Если ты решишь избавиться от моего ребёнка, я стану твоим личным наказанием и никуда ты из брака со мной не денешься. У нас ещё не родилось того человека, которого бы не подкупали деньги. И поверь, ты можешь биться сколько угодно, обращаться во все женские фонды, но со временем ты даже сама согласишься быть со мной. И тогда, вот тогда, ты прочувствуешь, что не надо было отказываться от ребёнка, но будет слишком поздно, поэтому заруби себе на носу, либо мы разводимся как нормальные белые люди, и ты сохраняешь беременность, либо я превращу твою жизнь в ад. Я стану твоим персональным проклятием, а ты знаешь, что я умею быть очень жестоким…