Я замотала головой, пытаясь показать Валере, что это не тот виновник аварии, о котором он думает, но в это время Асханов выпрямился, выпятил вперёд грудь и как-то очень быстро и одновременно мягко задвинул меня себе за спину, протянул руку.
— Добрый день, Айдар Асханов, так сказать, потерпевший в этой аварии…
Валеру как ведром ледяной воды окатило. Он затормозил и, не думая ни секунды, ударил по руке своей ладонью.
— Валерий Ржевский, муж.
— Ну что, муж, давай тогда сам разбирайся. Ментов я вызвал. А тёлочка в тойоте всю аварию состряпала.
Валера скользнул глазами на Снежану, и та тут же заверещала:
— Валерочка, родной мой, милый, любимый, мой самый хороший, не верь им. Я просто не увидела, что она ехала передо мной, и она ударила по тормозам!
— По тормозам, говоришь, ударила? — включился Асханов. — Тогда с какого хрена она так затормозила? И дважды долбанулась в меня?
Снежана открыла рот и выпучила глаза.
— Слушай, Ржевский, у меня регистратор, и он прекрасно видел, как было два удара. Сначала один, потом второй, после которого сработала подушка безопасности.
Валера дёрнулся в сторону, обходя Асханова, и завернул ко мне, перехватил меня за талию, сжал руками, тут же сцепил пальцы на моём подбородке.
— Откуда на скуле удар?
— Ремень безопасности, — холодно сказала я, выдёргивая подбородок у него из пальцев. — Отпусти меня.
Асханов хохотнул и протянул:
— Да я, похоже, в середине семейной драмы: жена, любовница…
— Валерик, милый!
Валера медленно, словно дикий зверь, готовящийся к прыжку, повернул голову к Асханову.
— Иди, жди ментов, — сказал он спокойно, — у себя в тачке. А я как-нибудь сам разберусь.
Асханов усмехнулся, поднял руки вверх и только покачал головой.
— Да вообще без вопросов, разбирайся в чем хочешь, — поймав мой взгляд, Асханов подмигнул и одними губами прошептал: — Я найду твой номер.
Я в непонимании покачала головой, в этот момент вклинилась Снежана.
— Видишь, видишь, это они все подстроили. Они знакомы. Они наверняка любовники. Видишь, вот ты весь такой хороший, а она тебе все равно изменяет, как бы ты не любил детей. Она вот такая вот.
В этот момент Валера резко, слишком неожиданно выпустил меня из рук. Я пошатнулась, а потом раздался звонкий хлопок. Я растерянно обернулась, увидела, как Снежана, прижимаясь к боку машины, зажала ладонью щеку.
— Я тебе что сказал, если ты ещё раз приблизишься к моей жене или к моим детям, я с тебя шкуру спущу. В машину села, заткнулась и ждёшь.
Он перехватил её за плечо и втолкнул в тачку, выдернул ключи из зажигания, хлопнул дверью и заблокировал ее. Снежана молча осталась сидеть, прижимая ладонь к щеке, а я неверяще покачала головой.
— Ты, ты…
— Тебе надо в больницу, Карин, — подошёл и мягким голосом сказал Валера. Я отшатнулась от него, как от прокаженного.
—Ты её ударил…
— Она не понимает слов, а я уже обещал, что если с твоей головы упадёт хоть волос, ей не поздоровится. Это ничто по сравнению с твоей разбитой губой, синяком на скуле и ударом подушки безопасности… — его голос был пропитан холодом, и от каждого слова у меня застывала кровь в жилах. Я только сглотнула и помотала головой. — Сядь в машину, в мою, детей сейчас пересажу. Тебе надо в больницу…
— Авария…
— Мне похер на аварию! Приедут комиссары, сами все разрулят. Уж поверь, тачку ещё одну я тебе купить в состоянии, чтобы сейчас из-за этого рисковать твоим здоровьем.
Я осталась стоять, не понимая, что мне надо делать, и с каждым его произнесённым словом я осознавала, насколько циничен был мой муж.
Ему было абсолютно наплевать на то, что хочу я, что хочет Тим. Он уже решил, что нам надо ехать в больницу, и все. Да, я сама тоже собиралась ехать именно туда, но не так, как он это предлагал сделать.
Я замотала головой, но у Валеры сдали нервы, и я бы не удивилась, если бы и мне выписали оплеуху, но Валера лишь шагнул ко мне, резко перехватил меня за талию, вторую руку подсунул мне под колени и поднял на руки.
Я взвизгнула.
— Тихо, тихо сейчас, сейчас.
Валера донёс меня до своего внедорожника и посадил на переднее сиденье. В этот момент у него завибрировал телефон, и он нервно ответил.
— Бугатов, приедь, здесь авария, мне надо срочно жену везти в больницу. Она пострадала. Ещё неизвестно, что с детьми, — Валера резко дёрнулся к моей тачке, открыл заднюю дверь. Лида, завизжав, тут же ему влетела в грудь, он перехватил её, как маленькую обезьянку, и дёрнулся ещё раз внутрь, но раздался резкий голос Тима:
— Да пошёл ты.
Сын, не стесняясь в выражениях, орал на Валеру, но тот, все равно наплевав на что-либо, просто дёрнул его за шиворот и вытащил из машины. Тим, упираясь, пыхтел, но Валере было достаточно двух шагов для того, чтобы пересадить сына в свою тачку.
Лида села сама и начала плакать о том, что «папочка, было все плохо, было все страшно, и мне вообще всегда было страшно, пока тебя не было».
Валера на все это кивал.
Я понимала, что мне становилось очень плохо.
Подъехав к машине Асханова, Валера приоткрыл окно и рявкнул:
— Сейчас приедет мой человечек, сам все разрулит, если ты не хочешь оставаться, просто кинь мне свой номер и разойдёмся по баблу.
Но Айдар покачал головой и махнул на Валеру рукой. Муж пожал плечами и газанул.
Когда мы оказались в больнице, я с трудом могла собрать себя по кусочкам, потому что у меня на коленях сидела плачущая Лида, а сбоку стоял Тим, который обнимал меня за плечи. Валера все это время разговаривал с врачами и с регистратурой, чтобы нас быстро приняли, а я сидела и не понимала, что осталось у меня теперь? Одна нелепая поездка лишила меня того, от чего я сама хотела избавиться, и это было ужасно, потому что, когда ты осознаешь что делаешь — это твой выбор, а когда происходит фатальная случайность, получается, тебя этого выбора лишили. И никто не может дать гарантию, что если бы в понедельник я оказалась в кабинете врача, я бы вышла оттуда без своей маленькой любви под сердцем, потому что тогда у меня оставался выбор. В понедельник без этой аварии у меня оставался выбор.
Сейчас меня лишили этого выбора. И от этого было больно. От этого было страшно, и меня всю затрясло при словах врача:
— Так, давайте вы — в смотровую, детишек отдадим няне, а маму нам надо обследовать, особенно с открывшимися обстоятельствами.
Лида кричала и плакала. Тим забрал её к себе на руки и пошёл за медсестрой в детскую комнату.
Валера остался со мной, он старался приблизиться, обнять меня, но я на каждое его движение реагировала шипением, и поэтому, когда мы остались в смотровом кабинете вдвоём, дожидаясь врача, Валера дрогнувшим от страха голосом произнёс:
— Карин, я не хотел, я не думал, что так все развернётся. Я порвал с ней, и ничего у нас не было. И Карин, наш ребёнок…
У меня нервы сдали, раздражало его лицемерие. Меня унижали его эти слова, которые были лживыми насквозь.
— Да с чего ты решил, что это наш ребёнок? Это мой ребёнок, а ты даже участия не принимал в его зачатии!