Развод. Будущий бывший муж

Глава 33

Карина

Он был со мной до самого утра, он прижимал меня к себе, обнимал, и он рассказывал мне о том, что было раньше, о том, что было у нас с ним, и в такие моменты моё сердце заходилось каким-то судорожным, нервным бегом, то ли старалось сбежать от него, то ли торопилось к нему, непонятно.

Я просто осознавала, что так, как раньше мы уже не будем, а по-новому ещё не умеем.

Когда в окне медленно забрезжил рассвет, я поняла, что я больше не могу. Я начала шевелиться. Я пыталась привстать, но, видимо, это стало сигналом для Валеры, и он, мягко убрав с меня руки, сел на койке и тяжело вздохнул. Он не понял, что я спала и просыпалась каждый раз, когда ощущала его шёпот, и сейчас я просто смежила веки, решила сделать вид, будто бы ничего не было, не было этой ночи, напитанной старыми воспоминаниями, которые Валера, как старый часовщик, вытаскивал из шкатулки памяти.

Из-под полуприкрытых ресниц я наблюдала за тем, как Валера встал, медленно прошёлся до сумки с вещами, которые мне привёз, потёр глаза, запустил пальцы в волосы и тяжело вздохнул, приподняв лицо к потолку. Он покачал головой, дёрнул рукой, посмотрел на время. И, бросив на меня задумчивый взгляд, все-таки снова шагнул кровати, провёл пальцами мне по волосам и наклонился, невесомо задел висок губами. Его шаги стали удаляться, а потом закрылась дверь палаты.

Я поняла, что осталась одна. И это оставшееся время до утреннего визита врача я провела в какой-то непонятной дрёме, во сне, либо в бреду, где слова мужа обретали физическую оболочку, где я видела, как мы один раз поехали на горнолыжный курорт и где Тим встал на лыжи. Он был ещё маленьким, по-моему, ему было четыре или пять, но уже тогда Валера его поставил и на лыжи, и на коньки. Он всегда говорил, что мальчикам необходим спорт, потому что спорт — это дисциплина. Мы пробовали хоккей, мы пробовали футбол, но Тим остановился на теннисе. Откатывая воспоминание назад, сейчас я видела, что для Валеры это действительно было важно и не понимала, как это важное стало таким ненужным сейчас.

В начале девятого утра пришёл доктор, померил мне давление, пощупал пульс, назначил ещё одно узи в обед. Ну и то, скорее всего, из-за того, что я его просто допекла тем, что у меня болел низ живота. Я не понимала, делала ли я правильно, что говорила об этих болях, или совершала ошибку, потому что потом, если я приму решение не в пользу беременности, все это окажется ненужным и терять то, что пыталась спасти — вдвойне тяжелее. Я не знала, как я поступлю дальше, сейчас был период, как это пишется в художественной литературе…

Время дождей.

Когда мир замирает и становится ничего непонятно. Что нас ждёт завтра — наводнение, либо солнце поутру, что случится через неделю, понадобятся ли резиновые сапоги и большие зонты вместе с дождевиками, либо мы сможем выйти из этого затяжного ливня почти сухими?

Вот это время замершее, оно сейчас было у меня, такой нелепый шанс взять у судьбы отсрочку.

После узи, на котором было отчётливо видно, что ничего плохого не происходило со мной, я разревелась прямо в палате.

Я не хотела затягивать время дождей. Но и решение принять я не могла. Мне надо было элементарно оказаться дома, открыть свои ежедневники, посмотреть все, встретиться с юристами, все-таки, может быть, поговорить с матерью. Чтобы хотя бы приблизительно знать, что меня будет ждать с тремя детьми. В четыре часа дверь палаты приоткрылась, и я увидела недовольного Тима, который поджимал губы и исподлобья наблюдал за мной.

— Привет, малыш, — тихо прошептала я.

— Привет, мама, — выдохнул тяжело Тим и открыл дверь. У него под рукой проскользнула Лидочка и попыталась сразу с разбега прыгнуть мне на койку, но у неё не получилось, и я, наклонившись, подтянула дочь к себе. Она упёрлась коленями в кровать и обняла меня за шею.

— Ма, мы так скучали. Папа совсем не умеет готовить. Он вчера взял пиццу, она была вкусная, но папа не умеет готовить.

Тим выдохнул и поджал губы на эту реплику сестрёнки, медленно прошёл в палату и закрыл за собой дверь.

— Ты как мам? — спросил он сдержанно, но я понимала, что он пытался хотя бы приблизительно понять, что происходило.

— Я не знаю, — честно ответила я ему. За столько лет я привыкла общаться с ним, как со взрослым. Тим был тем ребёнком, который сразу начал разговаривать правильно, у него не было вот этого кися, кися, гай вместо дай. Тим сразу начал разговаривать правильно, по той простой причине, что я никогда не сюсюкала с ним и не подменяла никакие слова тождественными, мягко звучащими синонимами из детского лексикона. И сейчас мне сын платил тем же. Он не подменял мнимую заботу сочувствующими речами, он принимал мои ответы точно так же, как принимал их в детстве, когда я объясняла ему, что картофель — это не кафоель, а именно картофель. Из-за этого он знал, что если я сказала, что не знаю, значит, я реально не знаю, и его такой ответ вполне удовлетворил, хоть и не порадовал.

Сын сел в кресло и упёр локти в колени.

— Кто вас привёз? — спросила я. Тим закатил глаза и протянул:

— Бабуля… Сейчас поднимется, тащит с собой термохолодильник. Папа действительно не умеет готовить, но она ночью приехала с дедом и до утра готовила, потом нас кормила, потом тренировка. Вот только освободились. Ну я ж не думал, что она потащит за собой скатерть самобранку.

— Мам, ну ты не переживай, там все вкусное, там не пицца, — добавила Лидочка и села рядом со мной.

Я закатила глаза, понимая, что приехала свекровь, с которой у меня были чудесные отношения, и которой я никогда не нравилась.

Она не говорила, что я была в чем-то не права. Она не предъявляла мне за то, что я отобрала у неё сыночку-кровиночку. Нет. Просто я всегда чувствовала, что что-то между нами было не так, что я не устраивала мать Валерия, как супруга, как невестка, как мать. И сейчас эта конфронтация, вероятнее всего, могла затянуться очень надолго, но я её не хотела, поэтому, тяжело вздохнув, я только открыла рот, чтобы предположить, что лучше бы бабуля просто передала обед, как дверь распахнулась, и в проёме показалась свекровь.

Она обвела нас взглядом и покачала головой.

— Тимофей, мальчик мой, — строго произнесла она, — я здесь видела внизу магазин. Ты бы не мог с Лидочкой сходить, кое-что купить маме по списку?

Тим закатил глаза, понимая, что это просто предлог, а я спрятала и опустила взгляд, потому что не хотела ничего обсуждать.