Я вздрогнула.
Все в самом деле так плохо?
Нет, я, конечно, не жила, игнорируя зеркала, как вампир. Просто… Мне на днях исполнилось сорок. И я выглядела, как… как сорокалетняя женщина. Мне удалось сохранить прямую осанку и тонкую талию, но я была всего лишь обычным человеком. Конечно, магия истинности должна была все изменить. Но в моем случае она почему-то работала как-то странно.
И это становилось еще одним поводом для сплетен.
“Да что там за истинность такая, если она выглядит, как шарпей?”
Мне самой нравилось, как я выгляжу, но...
— Мам, ты знаешь, в Валандрии есть такие клиники…
— Мия, — предупреждающе перебил Дерен.
— А что? Что я такого сказала? — тут же надула губки Мия и огляделась. Прищурила аккуратно подведенные карандашом глаза. — А почему ты так смотришь? У вас что-то произошло? Про что вы тут говорили?
Дерен посмотрел на меня и повернулся к Мие.
— Мы с твоей мамой решили…
— Решили объявить обо всем за ужином! — перебила я. — Пойдем, дорогая, все уже собрались!
Приобняв дочь, я увлекла ее к выходу из кабинета. Надеюсь, Мия не заметит, как меня колотит.
Мне нужно было еще хотя бы пять минут, чтобы смириться с этой новостью. Взять себя в руки.
Иначе я разревусь прямо на годовщине заключения собственного брака, который пошел прахом. Возможно, переколочу всю посуду, сдерну скатерть со стола, подожгу ее и попытаюсь воткуть вилку в глаз Дерена. Закачу самую безобразную истерику из всех возможных, потому что — мне слишком плохо. Я как будто уже умерла, что мне теперь терять?
Но нужно взять себя в руки.
Мия наверняка расстроится, будет плакать.
В детстве, погостив у кого-то из друзей, она часто приносила мне “страшные тайны”. Что у Роуз родители почти не видят друг друга (речь шла о канцлере короны и его супруге), а папа Виктори — завел семью на стороне.
“Да что ты говоришь! — отреагировал Дерен, когда я ему об этом рассказала. Отцом Виктори был никто иной, как младший принц. — Даже я не в курсе”.
Дети всегда все знают.
“Хорошо, что вы у меня не такие, — заключала обычно Мия после таких разговоров. — Вы же всегда будете вместе? Всегда-всегда?”
Я говорила, что, конечно, всегда. Что мы с ее отцом друг друга любим и никогда не расстанемся.
Я в самом деле в это верила.
— Ну наконец-то, — прозвучал недовольный скрипучий голос, когда мы спустились. — В какой момент приходить вовремя перестало быть модным?
Посреди гостиной, опираясь на трость, стояла леди Эшборн, мать Дерена. Напудренное лицо, уложенные волосок к волоску волосы с седой прядью у правого виска, прямой взгляд желтых драконьих глаз.
— Бабушка! — взвизгнула Мия. — Бабушка, ты пришла!
Она рванула ей навстречу, несмотря на недовольное: “Манеры, юная леди!”
Пользуясь случаем, я одернула рукава, привычно пряча запястья.
— Мама, — произнес Дерен, и я вздрогнула.
Он стоял близко. Слишком близко. Так близко, что я чувствовала тепло его тела. В другое время меня бы это успокоило, но сейчас…
Так, не плакать! Оставаться спокойной.
Я не собираюсь показывать то, как мне больно. Да и какой в этом смысл?
— Меня к столу пригласят в этом доме — или нет? Анджела, разве так встречают гостей Эшборны?
Она потрясла тростью, что обычно означало крайнюю степень возмущения.
Мать Дерена меня по понятным причинам недолюбливала. Я уж точно не была хорошей парой ее сына, для главы древнейшего драконьего рода: девчонка без роду и племени, из другого мира.
Не говоря уже о том, что превыше всего на свете леди Эшборн ценила манеры и вежливость, а во мне их в то время не было и в помине.
Ну серьезно, какая разница, какой вилкой есть рыбу? Буквально вчера, сидя за учебниками, я таскала ее из консервной банки прямо ножом, и это было вкуснее всего.
А с кем первым здороваться на приеме? С теми занудами, кого это волнует, вообще не о чем разговаривать!
И уж тем более откуда взятся глубокому символизму у цвета скатертей и салфеток?!
Конечно, за прошедшие годы я многому успела научиться.
— Ба, ну не начинай, — засмеялась Мия, приобнимая ее за плечи и утыкаясь лбом в плечо.
Суровое лицо леди Эшборн тут же потеплело, но уже спустя секунду она поспешила снова строго поджать губы.
— Надеюсь, хоть еда вкусная на этот раз, — проворчала она. — Если оленина снова пересушена, клянусь, я сама займусь тем, чтобы научить жизни вашего повара! Раз ты, Анджела, не можешь.
От одного слова “оленина” к горлу подступила тошнота.
Какой-то плохой анекдот: беременность исчезла — токсикоз остался.
— Прошу вас, проходите, леди Эшборн. Все уже готово.
Мой голос звучал спокойно. Хорошо.
Нужно… подготовить почву. Для разговора с Мией.
Но как для такого разговора можно подготовить почву?
Мия потащила леди Эшборн вперед, а я сглотнула и почувствовала на себе взгляд Дерена.
Стол выглядел идеально. Льняная скатерть цвета топленого молока — подходит для лета. Тонкий фарфор с золотым ободком, начищенные до блеска приборы. В центре стола — тарелки с закусками: ломтиками копченой рыбы, пирожками с сыром, сушеными фруктами и вяленым мясом.
Леди Эшборн сморщилась, но ничего не сказала. На ее языке это значит — приемлемо.
— А Карвелл снова опаздывает? — проскрежетала она, указывая на пустое место.
— Дядя Эйдан не меняется, — засмеялась Мия и чмокнула бабушку в сухую щеку. — Давайте есть, я такая голодная! Или… Стоп, вы хотели что-то сказать! Мам, пап?
Она замерла, сжав в руках нож и вилку.
Во рту снова стало сухо, как в пустыне. Как назло — еще и голова начала кружиться.
— Я думаю, стоит сначала...
— Мы с твоей мамой разводимся, — перебил Дерен, упираясь руками в стол.
Услышать это во второй раз оказалась ничуть не проще. Отведя взгляд, я дождалась, пока слезы втянутся обратно, а боль в груди перестанет быть такой острой, и посмотрела на Мию. Она так и сидела с ножом и вилкой в руках.
— Но мы все равно любим тебя, — поспешила я. — Понимаешь… просто иногда так бывает. Мужчина и женщина…
Я замолчала. Как это объяснить? Мужчина и женщина перестают любить друг друга? Но мне все еще больно. Я все еще люблю.
Мужчина заводит любовницу? Ищет ту, которая сможет ему родить, а старую жену выбрасывает на помойку?
Это логично, но как об этом сказать девочке, которая была уверена, что ее родители никогда не разведутся?
Мия отвела глаза и ничего не сказала.
Выражение ее лица показалось мне каким-то странным.
— Началось в казарме утро, — грянула леди Эшборн.
Я дернулась.
— Мия...
— Мам, — перебила она, вскинув на меня колючий, чужой взгляд. — Я понимаю. Не надо ничего объяснять. Все давно к этому шло. Папа давно хотел с тобой развестись, это ясно. О чем тут говорить?