Глава 17

Глава 17

Полина

— А вы куда собрались? — спрашивает муж, когда спускаюсь при полном параде и веду с собой такую же наряженную Алиску.

— Мы тебя поедем провожать, а потом, думаю, съездим в парк развлечений, — спокойно отвечаю ему, но дочка совсем не радуется.

Ну конечно, папа ведь уезжает, она не увидит папу несколько дней, и ничто не способно ей скрасить это время без отца

— Не надо. Можете ехать сразу куда хотите. Ты хочешь, чтобы Алиса устроила сцену в аэропорту? Ты знаешь, как она на это реагирует, — подойдя ближе и приобняв за талию, шепчет все это в ухо муж, а мне кажется, что в этом есть какой-то подвох.

Но почему я снова об этом думаю, почему, почему не могу просто обрадоваться и отсчитывать минуты до своего побега?

— Хорошо, я поняла, — спокойно отвечаю ему, и он, коротко поцеловав на прощание, садится на корточки и очень тепло обнимает Алиску, и тоже целует.

— Так, малыш, не расстраивайся. Я тебе что-нибудь привезу, если не будешь грустить и плакать, договорились?

Взяв ее маленькие ладошки в свои, подкупает дочь, но ей не нужны эти подарки, поэтому она только сильнее дует губы.

— А ты можешь никуда не уезжать? Я не хочу, чтобы ты уезжал. Папочка, останься, начинает канючить малышка, но Саша упрямо мотает головой.

— Не могу, хорошая моя, но я обещаю, постараюсь как можно скорее вернуться к тебе. Договорились? — и тут детское сердечко оттаивает.

Алиса бросается ему на шею и крепко обнимает. Господи, ну почему между ними такая любовь? Почему ее заслужил он, а не я? Да, может быть, я сейчас неправильно говорю, но почему отцу так легко досталась ее любовь, а мне, как бы я за нее не боролась, почти ничего не перепадает?

Минут через пятнадцать этот концерт по заявкам заканчивается, и с трудом отбившись от дочери, Саша уезжает. Мы машем ему в окно рукой.

Я спокойная Алиса, вся в слезах. Этот день навсегда изменит нашу жизнь, я уверена. Не знаю, в какую сторону, но изменит, в этом не сомневаюсь.

Гадкое предчувствие не хочет покидать сердце. Я все жду, что что-то должно случиться, словно сама призываю, но мне не верится, что все может быть вот так просто и гладко.

Едва его машина скрывается за воротами, Алису прорывает окончательно. Не знаю почему, но в этот раз она куда более остро реагирует на то, что отец поехал в командировку.

Отпускаю ее в свою комнату, потому что она не хочет со мной находиться, кричит, обвиняет, что это все из-за меня, что я не уговорила папу остаться, а должна была. У меня сердце кровью от всего этого обливается, но мне сейчас надо срочно собрать наши вещи.

У нас у самих уже скоро поезд, а надо еще добраться до вокзала. Поэтому, пока она сидит в своей комнате, прижимая свое плюшевое чудо к груди, а я собираю чемодан, чувствую себя самой ужасной матерью, но. Эта истерика надолго. Я не смогу ее быстро успокоить, а время сейчас очень ценно. Второго шанса может не быть. Кажется, что весь мир против меня, но я все равно продолжаю бороться.

Даже сломавшаяся молния на чемодане ничуть не сбивает моего настроя. Да я психую, мне приходится брать дорожные сумки, предварительно проверив молнии. Нести будет тяжело, но теперь я беру только самое необходимое, а не с запасом.

Когда с моими вещами покончено, иду к Алисе, не застаю ее в комнате и слышу, что она в игровой. Отлично, собираю ее вещи, пока она не видит. Сейчас лишние вопросы мне ни к чему.

Душу не покидает тревожное чувство все как-то легко, все слишком идеально. Не знаю, может быть, я слишком заморачиваюсь на этот счет, но мне, правда, как-то немного не по себе. Слишком уж велика удача. Разве так бывает?

Наверное, бывает. Мне просто нужно успокоиться и ни о чем не думать. В первую очередь сейчас мне нужно думать именно о себе, именно о своих чувствах, вернее, о своей безопасности.

Детей то Саша не тронет, он их любит, а вот я… я уже не знаю, что между нами и кто я для него. Я просто знаю, что шестнадцать лет так просто не проходит, и мне очень больно, очень страшно. В этот момент мне не хочется этого делать, но я вынуждена.

— Да, алло, — застегивая молнию на детской сумке, и зажав телефон между плечом и ухом, отвечаю Наташе.

— Я надеюсь, ты не передумала? — спрашивает подруга.

— Нет, не передумала, все хорошо. Уже вещи собрала, надо такси вызывать, — спокойно отвечаю ей, но, если бы она только знала, чего мне стоит так сейчас с ней разговаривать.

Сердце колотится, как бешеное, руки трясутся, да меня всю трясет. Я словно попала в какой-то фильм ужасов. Да, именно ужасов, я не оговорилась, потому что происходящее для меня очень ужасно. Меня буквально разрывает на мелкие кусочки, но увы, ничего не изменить.

Даже сегодня Саша повел себя ужасно. Меня звонки, сообщения, которые игнорирую от его любовницы так не убивают, как его отношение. Мне уже плевать на то, что молоденькая девчонка пытается довести меня до ручки, присылая откровенные фотографии, видео, где они вместе. Правда, меня это не заботит. Меня заботит муж и его отношение ко мне.

— Тогда выходи, я уже подъехала, — непринужденно говорит подруга, и я не могу поверить в услышанное.

— Ты здесь, ты нас отвезешь? — зачем-то переспрашиваю ее, потому что не могу поверить в то, что происходит.

— Да выходите, я уже жду.

Больше я ей ничего не говорю, сбрасываю вызов, спускаю сумки вниз и иду за дочкой, умываю ее, потому что от слез она раскраснелась, и надо хоть немного ее успокоить. Говорю ей, что у меня для нее сюрприз, тот, который ей очень понравится, тот, который она очень ждет.

Понимаю, что так нельзя, но иначе мне ее не успокоить. Я снова самая ужасная мать на свете, но это наше будущее, наше. И я хочу, чтобы дочь была счастлива. Я хочу, чтобы мы все были счастливы.

Дорога до вокзала, кажется, мучительно долгой. Дочка затихает в моих объятиях, я уже даже успеваю успокоиться сама, потому что она действительно ведет себя тихо. Алиска ждет, ждет, когда мы уже приедем, вот только когда оказываемся на вокзале, ее снова прорывает.

Дочь сначала потихоньку начинает спрашивать зачем мы здесь, как долго мы здесь будем, что мы здесь делать собрались. Ладно, простые вопросы почемучки — это еще мелочи, но, когда мы уже подходим к нужному вагону, когда Наташа разговаривает со своей знакомой, показывает на нас, мы все здороваемся, вот тут случается настоящая катастрофа.

Алиса, немного запрокинув голову, за долю секунды впадает в дикую истерику.

Естественно, мы привлекаем всеобщее внимание. Люди оборачиваются на нас. Что-то говорят друг другу явно о том, какая я плохая мать и так далее, но мне сейчас не до их пересудов, нужно срочно что-то делать, пока Алиса не подставила нас всех. Я уже вижу, как начинает нервничать проводница.

— Алиса, солнышко, прошу тебя, не плачь, — сажусь на корточки перед дочерью, глажу по плечам, по щечкам, пытаюсь сделать все, чтобы привлечь ее внимание к себе, и мне удается. — Маленькая моя, ну чего ты расплакалась? Все ведь хорошо.

— Папа, я хочу к папе, ты забираешь меня у папы, — начинает кричать так громко, с надрывом и еще сильнее плачет.

Оборачиваюсь по сторонам, люди начинают смотреть на меня с подозрением, в том числе и проводница, которой, по идее, Наташа должна была все рассказать, но взгляды красноречивее слов, и снова эта тревога в груди усиливается.

— Нет, маленькая моя, нет, пожалуйста, не плачь, не кричи так, — продолжаю с ней разговаривать, хочу утешить и отвлечь, но, как назло, в голове ни одной путной мысли, только паника.

Я не ожидала, что она начнет кричать подобные вещи, я не ожидала, что она почувствует то, что происходит, я ведь дала ей надежду.

— Тогда где папа? Почему его нет с нами? Я хочу к папе!

— Маленькая моя, это не так. Папа будет рядом. Слышишь? Папа будет рядом, — сама начинаю плакать, потому что не могу оставаться равнодушной к детской истерике.

Это ведь и моя дочь, мне больно, когда она плачет, мне больно, когда больно ей. Я понимаю, что, если сейчас ее не успокою, то кто-то вызовет полицию и тогда весь план коту под хвост. Поэтому беру всю волю в кулак, стискиваю зубы и продолжаю разговаривать с ней.

— Папа уехал. Ты это прекрасно знаешь, но я хочу сделать ему сюрприз. Понимаешь? Я очень хочу сделать ему приятное, — слова даются с трудом, они комом в горле застревают, но это единственный способ, моя единственная надежда.

Я, правда, не могу иначе, потому что иначе всего один выход — вернуться домой и ждать там, когда вернется Саша, и надеяться, что, хотя бы не будет поднимать на меня руку за свои похождения. Но об этом даже думать не хочу.

Правда истерика быстро стихает, дочка шмыгает носом и снова прижимает к себе свое плюшевое чудо. Как быстро она умеет переставать плакать, когда слышит волшебное слово «папа». Понимаю, что, когда мы приедем и его не будет рядом, она снова закатит истерику, но это уже будет другой город, другая ситуация, другие проблемы. Мне главное сейчас ее увезти, увезти, не вызывая лишних вопросов у окружающих.

— Мы поедем к папе? — с надеждой в голосе и глазах, спрашивает у меня, забыв про слезы.

— Да, солнышко, мы едем к папе. Просто папа не должен знать, иначе сюрприза не будет, — говорю ей и продолжаю плакать, но главное она успокаивается, вот только люди все также продолжают смотреть на нас с подозрением.

Но, когда ребенок не плачет, уже тяжелее что-либо делать в плане вызова полиции. Я смотрю на проводницу и Наташу виноватым взглядом. Понимаю, должна была заранее обо всем подумать, подготовить Алису, возможно, соврать заранее, но я очень надеялась, что дочка ничего такого не выкинет, и это все не понадобится. Мне хотелось избежать лишнего вранья, в котором я погрязла, но судьба распорядилась иначе.

Нас сажают в плацкарт, увы, других вариантов не было, но я не обижаюсь. Главное вообще уехать отсюда, потому что мне кажется, что, пока мы стояли на перроне, кто-то на меня очень внимательно смотрел.

Меня не покидало стойкое чувство, что лопатки прямо горят под чьим-то взглядом. Я даже осматривалась по сторонам, пыталась понять кому же так нравится на меня смотреть, но никого не увидела и списала это на глупую паранойю.

Не знаю, меня кроет, почему-то очень сильно кроет. Вроде бы мы уже в вагоне сидим, все хорошо, Алиса успокоенная и трещит без умолку о том, как она рада, что мы решили устроить папе сюрприз, о том, что она скоро его увидит, обнимет, поцелует и столько в ее голосе радости, а я чем ближе отправление поезда, тем сильнее переживаю и боюсь, что все может сорваться в последнюю секунду.

И вот наконец слышится заветное «поезд отправляется. Провожающих, просьба покинуть вагоны».

Кто-то, наоборот, не рад этой фразе. Вижу, как люди действительно прощаются, обнимают друг друга, целуют и начинают выходить, а я в этот момент прижимаю Алиску к себе, глажу по голове, и целую в макушку.

Слеза облегчения срывается, с глаз.

Получилось.

Все получилось.

Мы спасены. Но в этот момент к нам кто-то подсаживается. Неужели хотят занять наше место? Никому не отдам наш тихий уголок. Мы максимально защищены от всего этого шума и гама. Не отдам, серьезно.

И вот я уже поворачиваю голову, готовая отвоевывать маленький клочок территории, как застываю в ужасе, а Алиса наоборот радостно кричит.

— Папочка, а мы хотели устроить тебе сюрприз!

Загрузка...