Развод. Вина предателя

Глава 26

Глава 26

Полина

Я вижу, как загораются гневом его глаза. Меня пугает то, как он стискивает челюсти, как сжимает кулаки, а потом, тяжело дыша, начинает идти на меня. Но, если уж я решилась быть такой смелой, решилась возражать ему, то должна оставаться такой до конца. Иначе, если сейчас дам заднюю, он не то что перестанет меня уважать, я сама себя перестану уважать.

Бросать вызов и потом давать заднюю — нет, так не годится. Если уж решилась, обязана. Если не добиться своего, то хотя бы выстоять в поединке должным образом обязана.

— А я смотрю, ты не хочешь, чтобы я был к тебе добр, да, Полина? — Саша подходит ко мне вплотную, зажимает между собой и кухонным островком, и опирается руками на столешницу по обе стороны от меня.

Я в ловушке, в западне, в капкане, и да, мне страшно. Сердце бьется с бешеной скоростью. Мне кажется, что оно сейчас пробьет ребра и выскочит наружу. Но я не могу, не могу сейчас сказать, что перестаралась. Я не могу сейчас взять свои слова назад. Если сейчас не покажу ему, что я тоже имею право голоса и готова его отстаивать, то всегда буду его жалкой игрушкой.

Я так больше не могу, не хочу.

— Я просто предлагаю тебе вариант решения проблемы. Ты хочешь есть, доставка решает эту проблему, а у меня уже нет ни сил, ни желания готовить. Можешь делать со мной все, что хочешь, хоть убей, но ты не заставишь меня делать то, что я не хочу.

Говорю осипшим, но довольно твердым голосом. Муж злится, но в то же время я вижу какие-то странные искорки в его глазах. На мгновение мне даже кажется, что его забавляет вся эта ситуация, он словно доволен всем происходящим. Но это бред, просто от стресса мне мерещится все уже.

— А я сказал, что не собираюсь питаться едой из ресторана, когда у меня есть жена, еда, которой просто божественна. Я хочу что-то, приготовленное твоими золотыми умелыми ручками, что-то приготовленное с душой и любовью, а не эту механическую стряпню.

Наклонившись максимально близко, рокочет мне прямо в губы. Горячее дыхание опаляет лицо, и что-то чисто женское внутри откликается на это зов сильного мужчины, вот только раны на сердце еще свежи, и оно напоминает, кто стоит передо мной и не дает дурману разойтись по венам.

— Я больше не смогу готовить тебе с той душой и с той любовью, с какой ты просишь. Ты предал меня, Саш, и я такое не забуду. Ты можешь сколько угодно пытаться подавить меня, приструнить, можешь как угодно наказывать, на каких угодно контрастах играть, — судорожно вздыхаю и уже не получается говорить так же уверенно, как до этого. — Но я не буду прогибаться, понимаешь? Не буду. Я не хочу тебе больше готовить. Я не знаю, что должно случиться, чтобы у меня появилось такое желание вновь.

— Не зли меня, дорогая моя, — доставая почти выбившуюся прядь из хвоста, начинает наматывать волосы на палец, но не оттягивает, нет, не делает больно, он скорее заигрывает, ласкает, а по глазам вообще непонятно, что делает.

Но мне от этого всего не по себе. Его игры скоро меня доконают.

— Я не злю, не играю, Саш, я просто живу и говорю то, что собираюсь или не собираюсь делать. Отпусти меня, я хочу обратно в комнату.

— Сначала ты приготовишь ужин, потом натянешь довольную улыбку и поешь со мной, и только после этого так уж и быть, мы пойдем в нашу.

Специально выделяет это слово, чтобы показать, насколько в уязвимом я положении нахожусь.

— Спальня, примем душа, может быть, обсудим все произошедшее, а потом ляжем спать. Но если не готова сегодня поговорить как взрослый человек, у меня найдется еще пара вариантов, чем заняться.

— Я больше не буду делить с тобой одну постель, как ты этого не понимаешь? После другой, я не смогу тебя принять. Да, ты можешь меня принудить, сделать так, что у меня не останется выбора, можешь взять меня силой, но только я знаю тебя, тебе этого будет мало, а душу мою ты больше не получишь.

Муж молчит, ничего не говорит, он смотрит на меня, распускает волосы с пальца и снова начинает их накручивать. Его забавляют мои слова, его забавляет моя уверенность в собственных словах. Я кожей это чувствую.

— Ты больше не получишь от меня искренних улыбок, не получишь от меня ласкового взгляда. Поздно. Слишком поздно, Саш. Ты все уничтожил. Так прошу тебя, просто смирись с этим и дай мне уйти, мы никогда не станем прежней семьей.

Но если он думает, что я не справлюсь, и он сможет меня победить, то глубоко ошибается. Мне уже нечего терять. Я и так сделала слишком много ошибок, за которые он меня не простит, за которые он меня покарает, и вся эта сейчас игра в доброго и милого мужа, выглядит очень жалко.

Я понимаю, что это пыль в глаза головой все понимаю, но глупое сердце продолжает болеть и хочет верить, что на самом деле муж так защищается, на самом деле он не хочет ничего терять, и ему действительно важно сохранить семью.

— Ты можешь думать что угодно, Полина, — выждав несколько минут, все же продолжает, — Но ничего не изменится. Все будет так, как того хочу я. А я хочу, чтобы ты перестала дуть свои прекрасные губки, — обхватывает мое лицо руками и проводит большим пальцем по губам.

И еще нижнюю оттягивает. Раньше бы я сказала, что мне это нравится, а сейчас хочется отвернуть голову, но он не позволяет.

— Мы будем жить, как раньше. Как бы ты не противилась, Полинка. Мы с тобой одно целое. У нас с тобой дети, дом, общие мечты, планы, цели, желания, поэтому прекрати строить глупые иллюзии, а лучше задумайся над тем, что я сказал тебе днем.

И зачем он так? Зачем бьет словами наотмашь?

— Чем быстрее ты сделаешь все, о чем я тебя попросил, тем скорее наша жизнь изменится в лучшую сторону, — говорит все это так низко и ласково, а потом резко отстраняется, отталкивается, и мне даже как-то резко холодно становится того, насколько далеко он от меня отходит. — И приготовь уже этот чертов ужин. Час, Полина, я даю тебе час.

— Я же сказала, нет, — все равно продолжаю настаивать на своем, но голос предательски дрожит, и у меня не получается ответить так, как хотелось бы.

— Тогда назови мне хотя бы одну вескую причину, почему я должен позволить твоему эгоизму и капризам оставить меня без домашней еды.

— Может быть, хотя бы потому, что твоей, как ты говоришь, любимой жене, плохо. Может быть, потому, что у нее сильно болит живот и все, что она хочет это выпить теплого чая, обезболивающее и пойти полежать? Но ты ведь не любишь, поэтому не поверишь, тебе будет все равно на мое самочувствие. Так зачем распаляться? Скажи мне.

— Не надо врать, Полина, прикидываясь сейчас, больной. Однажды, когда тебе действительно будет нужна помощь, я ведь не поверю и отмахнусь. Но сегодня так уж и быть, я спишу, все на плохое настроение. Отдыхай, но только сегодня. Завтра этот номер не прокатит.