Развод. Вина предателя

Глава 34

Глава 34

Александр

— Я смотрю, ты забылась, девочка, заигралась, решила, что все тебе можно, что все тебе позволено, и что непонятно с чего, я сделаю тебя своей женой? У нас с тобой изначально какой уговор был, забыла? — рявкаю на девчонку, которая находится в камере, пока идет следствие.

Да, я не оставлю это просто так. У нее совсем разум помутился. Пусть или в психушку забирают, или сажают, может быть, хоть там мозги на место вправятся.

Я ей ничего не обещала, вернее, то, что пообещал, выполнил, а она захотела большего, но так не пойдет.

— Я все прекрасно помню, все. Но ты говорил, одна ночь, подарок и расходимся. Да, подарок я выбрала еще тогда, и ты мне его подарил, вот только теперь эта машина требует ремонта, на который у меня нет денег, и она просто стоит, как металлолом.

Девушка подлетает к решеткам, хватается за прутья и дергает их, пытаясь расшатать. И как же меня злит ее поведение, как же неимоверно раздражает вот эта наглость, этот громкий голосок. Никогда не выносил, когда она открывает свой писклявый рот.

— То есть я осталась без всего: и без машины, и без отступных, а пользовался ты мной не один раз. Ты сделал все, чтобы я стала зависима от тебя, все. Ты приручил меня, приучил к себе. Пусть твоя кошелка сдохнет. Ненавижу ее!

— Лучше тебе замолчать. Ты сядешь, Инна, сядешь надолго, либо тебя упекут в дурку. Любой вариант меня устроит, но то, что ты придумала в своей голове, не имеет никакого отношения к реальности. Лечи голову и никогда не попадайся мне на глаза. Я тебя предупреждаю первый и последний раз. Второго шанса у тебя не будет. Я тебя уничтожу, если посмеешь появиться на глаза.

Но она не останавливается, продолжает нарываться.

— Она ведь старая, страшная, ты ее не достоин, а она не достойна такого, как ты. Грузчик — вот ее предел. Никчемная, ни на что не способная, она не заслуживает тебя, не заслуживает! Почему ты так со мной обошелся?

Ее глаза начинают лихорадочно блестеть, что-то в них меняется, и слепая одержимость становится жгучей яростью, ненавистью. Вот оно, настоящее лицо. Кто бы сомневался.

— Машина — это мои отступные, и я тебе сразу сказал за твое молчание и за исчезновение из моей жизни. Будет тебе подарок, ты его назвала, а я обещал тебе, если помнишь, подарить его, когда надоешь.

Специально игнорирую момент с Полиной, чтобы не разжигать конфликт, иначе удавлю ее здесь, и за решеткой окажусь я, а не она.

— Но ты ведь смеялся, ты был рад, ты был счастлив в тот день, и до этого у нас с тобой не заходило разговоров о расставании. Это был не прощальный подарок, хватит мне врать. Если ты просто не хочешь делить с ней имущество, так и скажи, давай избавимся от нее. Давай, это ведь легко, и будем жить счастливо. Только мы с тобой, — все с той же злобой и ненавистью продолжает говорить это.

Для нее человеческая жизнь не имеет никакого значения, никакой ценности.

— Что ты несешь? Я быстрее от тебя избавлюсь, а ее я всегда охранял, охраняю и буду охранять, — девка на это лишь смеется.

Становится противно от самого себя. И как я мог с ней связаться, вот как? Глупость совершил, вот как, не в себе был, невменяем, а она слишком инициативна. Я задолбался, а она воспользовалась моментом. Вот и все.

Если бы можно было только отмотать время назад...

Я запутался, сам себе подножку подставил, и сам все продолжал усугублять. Дурак. А сейчас та, без кого жизни не представляю, борется за сохранение нашего ребенка и со своими страхами. Не могу до сих пор поверить, что она готова выдержать нахождение в больнице, лишь бы только не быть рядом со мной.

Что мне ей сказать, что мне сделать, чтобы она перестала геройствовать? Что мне сделать, чтобы она поняла, поверила и простила? Мне ведь действительно, кроме нее никто не нужен, никто.

То, что было, я себя никогда не прощу, но очень хочу, чтобы она забыла, чтобы хотя бы попыталась дать нам второй шанс, потому что я ее не смогу отпустить не смогу, и никогда не подпущу к ней другого мужчину. Я знаю, мы любим друг друга, просто надо поговорить, найти в себе силы и поговорить, как бы больно от этого не было.

— Я это так не оставлю. Я это так не оставлю, Саша! Ты меня слышишь? Ты мой, ты только мой и ни с кем делить тебя не собираюсь. Ни с кем, слышишь меня, слышишь? — она начинает психовать, говорит практически с пеной у рта, и так трясет решетки, что они начинают скрипеть.

— По тише там, иначе встреча сейчас закончится, — делает нам замечание надзиратель, а я понимаю, что мне уже и не нужна эта встреча.

Я увидел все, что хотел, и сказал все, что хотел. Если она не захочет, не услышит меня, а она не хочет, поэтому можно не ждать, когда начнется просветление, потому что оно может не начаться вовсе.

— Мы уже закончили, — говорю ему и иду в противоположную сторону, на выход.

Мне спокойно подписывают пропуск и выпускают. Едва выхожу на улицу и вдыхаю воздух полной грудью, меня словно обжигает.

Казалось бы, та, из-за кого Полина в больнице, под стражей, скоро будет наказана, но главный злодей в жизни жены на свободе, и ему ничего не угрожает. Я сейчас говорю о себе. Нужно с этим что-то решать.

Я не могу потерять свою семью, из-за этого, не могу.

Хочется заорать, выпуская все отчаянье на волю, но задержат же за нарушение общественного порядка. В поле, что ли поехать. Нельзя. Дома меня ждет дочка, я должен быть с ней. Сын в лагере, мать в больнице, если еще я не появлюсь, это будет слишком.

— Да, Глеб, — когда уже подхожу к машине, телефон начинает звонить, и я принимаю вызов от друга. — Что-то случилось? У меня паршивое настроение, не до разговоров.

— Я буду у тебя через час. Ты на месте? Надо поговорить, — сухо, коротко и по существу говорит друг.

Беззвучно ругаюсь, потому что не в настроении принимать гостей, однако если учесть его тон, встретиться мне с ним придется. Это для моего же блага.

— Да, буду дома, — коротко отвечаю ему, и он, угукнув, сбрасывает вызов. Ну что ж, надо поторопиться.