С утра шёл снег

Глава 18. Жесть

Вернувшись в заведение Айка со стороны двора, я чисто случайно выглянула на площадь. Черный бээмвэ и белый мерседес украшали собой парковку перед караоке. Нарядно. Упс!

— Где ты шляешься? Народу до жопы. Поссать некогда! — сердито бросила мне на ходу моя напарница Вика. Выгрузила с грохотом грязные тарелки и стаканы в мойку. Помчалась обратно в зал.

Я повязала длинный черный фартук официанта, взяла поднос и вышла навстречу судьбе. Три брата стояли за стойкой и смотрели на меня веселыми глазами.

— Прими заказ. Во-он тот стол заждался, — ухмыльнулся Айк.

Трое близких моему телу людей сидели на моей половине зала. Егор всегда выбирал это место. Самое далекое от радостей самодельного пения.

— Добрый вечер, — сказала я. — Меня зовут Лола. Что желаете?

Желали они разное, судя по выражению их лиц. Бригита честно рассмеялась на мое заявление, листала, не глядя, пластиковые страницы меню. Егор сидел нога на ногу, боком к столу. Дорого одетым нездешним господином. Словно на минутку зашел. Мазнул по мне взглядом и кивнул подруге. Мол, все для тебя, дорогая, решай сама. Саша, не принимая моей шутки, встал. Отобрал поднос и отвел в сторону. Даже перед друзьями своими не извинился. Встал близко. Впритык.

— Я соскучился. Егор приглашает нас к себе в гости. Бросай все и поехали. Или я, клянусь, увезу тебя силой, — он поднял мое лицо к своим глазам. Улыбается. Губы мягкие, поцелуя ждут. Нифига не знает. Про мои здешние дела. Ну, доктор, ну, красавчик. В дом к себе приглашает. Трахаться вместе будем или по очереди? Соседа позовем? Что-то он не звонит, осторожный Гуров. Только его здесь не хватает. Это было бы феерично! Баграмян убьет всех, но это будет потом. Армянский миллионер зарезал двух всемирно известных хирургов, застукав их в постели со своей невестой-официанткой из караоке. Класс!

— Чему ты улыбаешься? Поехали, — Саша нежно поцеловал меня в висок. Горячее его желание тянулось ко мне сквозь воздух между нами.

— Я никуда не поеду. Оставайся здесь. Или возвращайся через три часа, — я твердо решила не рисковать жизнью. И Кирюшку я бросить одного не могла. Вот засада! Я вдруг поймала взгляд Егора в отражении черного стекла. Застывший и отчаянно несчастный. Ореховые глаза смотрели в упор. Не скрываясь.

Я быстро вернулась к столу, растянув улыбку от уха до уха.

— Большое спасибо за приглашение Георгий Аркадьевич! Но я, ей-богу, не могу с вами поехать! Очень хочу! Мечтаю, просто! Но у меня работа и Кирюшу оставить не с кем! Простите, пожалуйста! Вы будете что-нибудь заказывать? Нет? Тогда я пойду! Меня другие гости ждут! Надумаете, зовите! — трындела я радостной скороговоркой. Аккуратно бочком смылась к другому столу. Там хотели холодного пива и жареного мяса. А не моего тела в разных комбинациях. Нормальные обжоры. Не людоеды.

Ничего у меня не вышло. Через десять минут в кухню, где я грузила заказ на поднос, вошел Айк:

— Оставь. Снимай фартук. Ты свободна на сегодня. Давид переночует в комнате пацана.

— Я не хочу, — сама не заметила, как призналась. С места сдвинуть себя не могла.

— Давай ты на улице сама с ними порешаешь, ладно? Не здесь. Зачем нам неприятности? Завтра ведь тоже жить придется, — рассказал правду жизни всегда рассудительный Айк.

Войдя в дом, Бригита громко заявила, что меня непременно надо отправить под душ. Смыть жуткий запах караоке. Шашлыка и пива. Мужчины весело ее поддержали. Она взяла меня за руку и повела показывать, где это. Как будто я не знаю. Потом стояла и смотрела, как я поворачиваюсь под шумной водой, держала в руке свое собственное, приготовленное для меня платье. Нежно вытирала меня мягким полотенцем. Руками кожи не касалась, хотя ясно было видно, как ей хочется. Смеялась, как обычно, бледно-голубыми глазами. Я не отвечала на ее улыбки. Страшная усталость навалилась на меня со всех сторон. В знакомой гостиной залезла с ногами в угол низкого дивана. Саша уселся рядом. Они что-то терли, как всегда о своем. Общие дела и планы. Говорили негромко. Шутили. Даже Егор. Я тянула ледяную колу и не смотрела в его сторону. Тупо боялась. Вдруг он опять посмотрит на меня. Так же, как в черном стекле караоке. И кто-нибудь из нас не выдержит. И я не знаю, что тогда произойдет.

Я не могла уснуть. Никак. Саша беззвучно дышал рядом. Редкий мужчина. Никогда не храпит. Ничего у меня сегодня не получилось. Делала вроде все, как надо. Те же пассы и толчки. Ничего. Словно сухой пресный хлеб жую. Ни вкуса, ни сытости. Разглядываю то потолок белый, то простыни в полоску. Туда-сюда, обратно. Имитирую оргазм положенными звуками. Мнится только, что где-то рядом ходит неслышно зверь по имени Егор и считает. Сколько раз трахнул меня мой партнер. И как.

Я выскользнула, накинув черную рубашку мужчины, за дверь. Зря надела. От воротника, как и от моей зацелованной кожи, несло осточертевшим сегодня запахом. Неприятного парфюма, чужих выделений любви. Море, дружище, где ты? Хлопну стакан виски и утоплюсь в бассейне. Лучшее место в этом пустом, бездушном доме.

Я преувеличила. Одна душа здесь была. Егор сидел на знакомом бортике у темной воды. Голый, мокрый. В позе известной статуи. Отловил меня мгновенно за руку. Прижал к себе.

— Я знал, что ты сюда придешь. Боялся только, что не одна, — проговорил он в мой уже ищущий рот. Я целовала его так голодно, словно не видела живых мужиков с начала времен. Он отвечал не хуже. Высвободил мое тело из чужой одежды. Вошел сразу, не тратя время на ненужное. Мы оба были на таком взводе, что простое сжатие горячих тел казалось счастьем невероятным. Раз-два-три-не-помню-дальше. Мой шумный вдох, общий стон на выдохе. Обмяк тяжело, забывшись. Сердце словно в животе. Стучит в такое же напротив. Где чье?

— Раздавишь, — прошептала придушенно в плечо сверху.

— Прости, — он лег рядом на жесткий каменный пол.

— Мне кто-то как-то говорил, что трогать женщину после чужих рук негигиенично, — ухмыльнулась я.

— Сам не верю, что делаю это, — он усмехнулся мне в тон. Наклонился надо мной. Повел языком от левой ключицы к соску.

— Не надо. Не заводи меня снова. Мне пора обратно, — я вытащила себя из-под его губ.

Егор сел. Смотрел снизу, как я всовываю руки в черные рукава. Рассветное небо подсвечивало воду в бассейне розовым.

Ветер с моря нес запах белой сирени. Мужского, такого желанного сегодня тела. И бергамотового масла. Словно кто-то внизу пил ранним утром чай на террасе. Из белой фарфоровой чашки в синюю клетку. Сидел в плетеном кресле. Толстая, старая книга на коленях. Красота.

— Я поговорю утром с Алексом. Надо… — заговорил своим нормальным голосом доктор. Поднялся на ноги, обернул бедра полотенцем. Запах ветра исчез.

— Не надо! — взмолилась шепотом я. Заглянула снизу в серьезное лицо пушистой собачкой. Пепа, выпрашивающая кусочек колбаски. Хвостик умильно туда-сюда, туда-сюда. Мягкие лапки на жестких плечах.

— Он уедет сегодня. Мы встретимся. Если ты, конечно, захочешь. Ну, пожалуйста-а-а, — я поцеловала уголок упрямого рта. Потерлась о плечо четвертым номером бюста через сашину рубашку. Прижала ладошкой в нужном месте полотенце.

— Хорошо. Но вечно так продолжаться…

— Да-да-да, — я скрылась в широком пролете лестницы. Вечность! Он в своем уме?

Поздний завтрак обещал испытание. Взглядов, нервов, разговоров. Я не боялась ничуть. Есть хотела зверски. Сидела на своем стуле. Не в первый раз в этом доме. Привыкну скоро. Потянулась вверх, не стесняясь. Волосы, влажные после мытья, подняла вверх руками. Белая майка из сашиного чемодана плотно обтянула грудь. Соски проступали в тонком трикотаже наглыми горошинами.

— У вас очень красивая подруга, Алекс, — Бригита, сидя напротив за большим столом, смотрела на меня с удовольствием. Как сытая кошка на механическую мышку. — Как ваш ребенок, Лола? Он не боится оставаться один? Сколько ему лет?

Сашина рука опустила чашку на блюдце обратно. Егор перестал водить ножом по хлебу, размазывая масло. Потрясающе одинаковые у них лица. Удивление, смешанное с отрицанием. Не может быть. Им послышалось. Ждут моего объяснения. Замерли.

— Моего мальчика зовут Кирилл. Ему пять лет. Он не остался один. У него есть няня, — простенько оттарабанила я. Словно саму себя перевела с иностранного языка. — Егор, мне почему-то кажется, что вам не хочется бутерброд. Отдайте его мне, если не жалко.

Доктор медленно протянул мне хлеб. Я чуть не откусила прямо из его рук, заигравшись. Он положил кусок на тарелку. Глаза отлепить не мог. Смотрел заворожено, как я ем, слизывая масло с припухших от его поцелуев губ. Я подмигнула. Он чуть вздрогнул и очухался.

Всегда бдительный Саша ничего не учуял, был весь в детской теме:

— Какой еще мальчик Кирилл? Почему я ничего не знаю? Даже Бригита в курсе событий. Где ты взяла ребенка, девочка моя?

Мой главный кавалер смотрел немигающими, чуть выпуклыми глазами. Ждал ответа. Вот и случай. Пусть узнает. Интересно, чем закончится.

— Бабушка Кирюши заболела. Надо было оформить над мальчиком опеку. Я согласилась. Меня Кристина попросила. Хозяйка гостиницы, где я работаю, — я сократила рассказ до минимума.

— Где его мать? — ошарашено выдавил из себя Саша. Переварить пытается новость. Не получается пока.

— А! — легко махнула я рукой с остатками бутерброда. — Ее давно лишили родительских прав.

— А бабка в сумасшедшем доме! — расхохотался Егор. Веселится, доктор. В себя пришел.

Саша тут же повернулся к нему:

— Как, Егор, вы тоже знаете эту историю?

— Я иногда спускаюсь с гор в долину, — самодовольно усмехнулся доктор, не вдаваясь в подробности. Придурок! Лучше бы промолчал. Еще чуть и мой квазилояльный друг сложит два и два. Это он умеет. Чемпион в этом деле.

— Пора завязывать с этой маргинальной компанией в твоей жизни, милая, — проговорил уверенным тоном Саша. На-ча-лось. Даже из-за стола не вышел.

— Бригита, угостите меня сигареткой, — я умоляюще взглянула на женщину напротив. Она ответила мне понимающей улыбкой. Мы дружно вышли в сад.

— Зачем ты так сложно делаешь жизнь, Лола? Егор нравится тебе. Алекс — нет. Они оба состоятельные мужчины. Оба любят. Возьми, того, который лучше для тебя. Зачем так все путать? — женщина с вечно улыбчивыми глазами смотрела на меня. Любопытно ей.

— Тебе я тоже нравлюсь, — рассмеялась я, своеобычно игнорируя неприятные вопросы. Интересно, что скажет?

— Ты очень красивая девушка, Лола. И умеешь любить. Увы. Ты слишком любишь мужчин. Я стала бы очень несчастной, если бы привязалась к тебе, — Бригита осторожно и нежно провела пальцем по моей руке.

— Я тоже не хочу привязываться. Неужели нельзя просто… — я поискала точное выражение. Нашла. — Я хочу просто делать любовь. Без всяких выяснений и разговоров на утро. Не хочу, что бы мне указывали, как и что я должна делать в своей жизни. С кем дружить, где работать. Что носить и кого опекать. Моя жизнь — она только моя. Как-то так, — я улыбнулась своей подруге. Она кивнула и показала глазами за мою спину. Я быстро оглянулась. В стеклянных дверях стоял Егор. Давно? Он помедлил пару секунд, переводя глаза с одной женщины на другую и обратно. Развернулся и ушел в дом.

— Он слышал? Все? — одними губами спросила я.

— Достаточно, — кивнула мне Бригита. — Я считаю, что это к лучшему. Ему полезно. Слишком любит только свои правила. Пусть помучается, — закончила немка, не подозревая, моими словами. Мы засмеялись.

— Я улетаю в Азию. На две недели. Поедем со мной, — сказал Саша.

Мы сидели в его машине. Напротив гостиницы. Едва слышно работал двигатель, гоняя климат-контроль. Городок беззастенчиво заглядывал в абсолютно черную тонировку стекол. Строил смешные рожи.

— Я никуда не поеду. Не хочу, — про больную Кристину, ребенка и собаку, свою работу в гостинице объяснять я не видела смысла. Не интересно это ему. Не вписывается в его схему идеальной жизни. И похоть его давно не трогала меня никак. Только после дозы верного виски. Не спиваться же мне из-за этого. Была уже со мной подобная радость. Спасибо. Я приглядываю за собой. Стараюсь, как могу.

— Ты любишь меня?

Вот он добрался до главного. В своем роде. Как я люблю говорить? Прыгай, девочка. Здесь не глубоко.

— Нет.

Пауза.

— Ты боишься, девочка моя. Не надо. Я не трону тебя. Пальцем не прикоснусь. Больше никогда. Клянусь, — мужчина взял мою руку и поцеловал, обещая. Мы сидели рядом. Слишком близко на мягком заднем сиденье удобного бээмвэ. Я осторожно высвободилась. Взялась за ручку двери. Уйти хотела. Он положил свои пальцы сверху на мои и не позволил.

— Ты не веришь мне?

— Нет.

— Я поклялся.

— Отпусти меня.

— Кто он?

— Никто.

— Кто он, я тебя спрашиваю?!

И все. Все полетело в тартарары. Все его добрые намерения отправились знакомой дорогой. Две звонкие пощечины наотмашь. Треск платья сверху вниз. Короткий удар поддых. Воздуха нет. Оба моих запястья в одной его железной руке. Лицо мое в коже сиденья. Его член разрывает меня на сухую. Больно, но пока еще терпимо. Потом удар ладонью по заду слева. Короткий, как ожог. Справа. Еще пару раз. Развернул к себе лицом. Загоняет себя в меня. Жестко. До гланд дотянуться хочет. Р-раз. Левая щека. Р-раз. Правая. Зацепил переносицу в тесноте машины. Кровь воняет ржавым железом. Звериной, разрезанной утробой. Голова моя мотается следом за его рукой. Кровь брызгает на телячью кожу сидений. Не всякая химчистка отмоет. Край сознания уже близко. Он снова сует мне кулак в живот. Я корчусь от страшной боли. Мой партнер — от судороги оргазма. Вталкивает в меня свою сперму. Стонет честно. Обваливается на меня всеми своими ста десятью килограммами. Так я и знала. Больно! Господи, как больно. А теперь самое ужасное.

— Прости. Я не хотел. Сам не понимаю, как. Крышу снесло. Вечно с тобой так. Ты сама виновата. Прости. Прости, — целует колени. Руки. Лицо мокрое. И мое. И его. Слезы. Сопли. Кровь воняет.

Бежать! Я ничего не слышу. Ни о чем не думаю. Я тихо открываю дверь машины. Мужчина рядом не мешает мне. Смотрит на свои испачканные руки. Брезгливо и неверяще. Застыл. Бежать! Выползаю наружу. Людей нет. Час ночи. Ура. Встаю с колен. В гостиницу. Опрометью. Свет рецепшена. Удивленное лицо Давида. Рев мотора на улице. Газ в пол. Слава богу! Прячусь в душевой кабине. Снова — все.

— Лола! Что случилось? — голос Давида. Противный звук раздвигаемых створок пластика двери. Горячая вода собирается красным на полу вокруг слива.

— Ё… твою мать!

Я не вижу лица парня. Оба глаза уже заплыли и не открываются. Как жалко, что Наринэ нет рядом. Она придумала бы что-нибудь. Примочки, капустные листья. Дверь кабины встала назад. Я стягиваю с себя изуродованное платье вниз. Порванный надвое лифчик бросаю туда же. Трусы остались на заднем сиденье проклятого бээмвэ. Мимо воли заглядываю в узкое зеркало. Знаю тупо, где оно. Ничего не вижу. Веки отекают верно и быстро. Нос болит адски, заслоняя собой боль в остальных местах меня. Я включаю холодную воду на полную мощность. Оседаю на пол и трясусь. Как он мог? Так со мной снова больно. Всегда так будет. С ним. Всегда. Двигаюсь наощупь. Стучу зубами. Чьи-то теплые руки суют мне в ладони майку и трусы. Помогают надеть. По мокрому телу не получается сразу. Запах знакомый.

— Давидик, спасибо.

— Тише. Кирюху разбудишь. Ложись, вот сюда.

Меня вдруг осенило, почему его веселая мать назвала мальчишку таким заковыристым именем. Кирюха. От слова кирять. Бухать. Прикололась, сука. Пошутила. Не в честь же святых равноапостольных ребенка называть. Я упала в невидимую кровать и зашлась в беззвучной истерике. Кто-то хлопнул с силой по моей избитой щеке, выбрасывая новой болью в действительность. Пауза в сознании. Холодная вода в пересохшем рту. Чьи-то руки поддерживают мою больную голову. Суют горькую таблетку. Мокрый лед и спасительный холод ментола на моем бедном лице. На животе. Головная боль уходит. В животе гораздо легче. Нос.

— Спасибо.

— Да ладно. Бывает, — всегда спокойный голос Айка. В третий раз — все. Я отправилась в страну своих нелегких сновидений.

— Приперлась, блядища! — сухонькая старушка открыла мне дверь. Чистенькая такая. Пахнет стиральным порошком. А рот, как выгребная яма. Только матом разговаривает.

— Здравствуйте, Елена Павловна, — улыбаюсь я.

Короткий коридор, заставленный всяким барахлом. Велосипед прикован к стене. Древний, как все здесь. Какие-то тазы и непонятного назначения штуки. В высотах четырехметрового потолка теряется мутная лампочка. Пыль с нее стирали еще до Великой войны. Открываю когда-то белую дверь. В комнате светло и чисто. Деревянная, настоящая мебель довоенных времен. Книги везде. В застекленных полках шведского происхождения. До потолка. На подставке для знаменитых слоников над спинкой дивана. Из-за имперски просторного письменного стола поднимается тощий длинный парень в очках. Мишка Гринберг. Мой сосед снизу. Будущий академик в четвертом поколении. Он занимается со мной физикой и математикой. Я за это занимаюсь с ним сексом. Преподаватель он отличный. Так ведь и я не пальцем делана.

Сначала, ясное дело, секс. Физика тела. Тренировка мозгов — после.

— Привет. Сегодня вторник, — сообщает он мне, накрывая чистой простыней старое продавленное сиденье узкого, коротковатого дивана. В высокие тумбы по его краям, с балясинами и зеркальными дверками мы регулярно стучимся то макушками, то пятками. Старуха слушает за дверью и считает. Наверняка.

— Ну и что? — я делаю вид, что не понимаю. Медленно расстегиваю пуговки на бежевой блузке. Такая игра.

— У нас договор, Лола. По вторникам минет. Среда и четверг — обычный секс, но не короче тридцати минут. Дополнительные занятия — по желанию обеих сторон. Давай, я сам, — он притягивает меня к себе ближе. Начинает целовать и раздевать одновременно. Садится на диван, широко раздвигая ноги, и опускает меня за плечи перед собой на колени. Торжественно, словно в рыцари посвящает. Обязательно голую. Пол чистый, ничего не колется в мои коленки. Делаю все, что положено. Это не трудно вовсе. Член у него тонкий, как карандаш. Не буквально, но сравнение само напрашивается. В мозги, видать, все пошло. Гляжу, как носятся его глаза под сжатыми веками. Что он там себе воображает? Губы распустились. Задышал. Сейчас кончит. В моем рту он делает это быстрее всего. Алес. Выплевываю сперму в цветочный горшок. Фикус в нем огромный, как африканский баобаб. Заслоняет кожаными листьями весеннее солнце в высоких окнах эркера. Белковая подкормка раз в неделю явно идет растению на пользу.

— А ты? — спрашивает Мишка. Не спешит натягивать трусы. Его небогатое хозяйство спит праведным сном, укрытое краем простыни.

— Обойдусь, — машу я нежно лапкой.

— Может быть, после занятий? — не слишком уверенно предлагает мой честный учитель. Я уже одета. Собираюсь пойти вымыть руки, лицо и выслушать коммент от милейшей Елены Павловны.

— У меня полно планов на вечер. Не парься. Давай работать.

— Что я буду делать, когда ты поступишь в политех? — вздыхает Миша наполовину притворно, на вторую половину грустно.

— Женишься, наконец! — смеюсь. Выхожу из комнаты и сразу нарываюсь на свистящий звук.

Блядищщща!

Хороший сон. Вспомнить будущего академика Мишку — добрая примета для меня.