С утра шёл снег

Глава 24. Клоунада

— Хочу колбасного сыра, — сказал один рыжий другому. В углу витрины валялась кучка страшноватых на вид упаковок. Издавала она, не смотря на вид, вполне съедобный запах.

— Если его не употребляли пару раз во всякие места, то сидели задницей на твоем сыре наверняка! — ответил другой рыжий первому. Схватил две штуки и стал ловко жонглировать ими в воздухе. Его брат бросил ему еще одну, потом еще. Близнецы.

— Эй вы, клоуны! Верните сыр на место! — крикнула тетка на кассе и погрозила парням кулаком.

Первый рыжий отловил вонючие куски и положил обратно. Один взял двумя пальцами за край. Поймал мой взгляд и подмигнул. Зеленая футболка.

— Брось ты эту гадость, — сказал второй брат, чуть пониже и в синей майке. — Девушка, я вас умоляю, скажите этому рыжему, что это даже собаки не едят!

Они уставились на меня одинаковыми ярко-голубыми глазами в рыжих пушистых ресницах. Смешные русские лица. Бим и Бом.

— Пахнет неплохо, — улыбнулась я. Двинулась вдоль витрины с продуктами.

— Хочешь, угостим? — они пошли за мной следом по магазину.

— Я Каспер, — сунула лицо ко мне справа синяя майка.

— Я Еспер, — слева очутилась зеленая.

— Где же Юнатан? — пошутила я, вспомнив детскую сказку.

— О! Кас, среди нас человек, который в курсе!

— Да! Ес, это судьба! Юнатана нету и льва. Пошли с нами, дорогая, будешь нашим львенком. Или Юнатаном, как захочешь, — братья смеялись открытыми рыжими лицами. Заразительно и безопасно.

На самом деле их звали иначе. Но на эти имена они не откликались уже лет двадцать. Каспер был ниже на пару сантиметров и старше на столько же минут. Еспер казался тоньше в талии и легко соглашался с ролью младшего в этом рыжем дуэте. Они жонглировали всем, что хоть на пару секунд залетало к ним в руки, болтались по всему побережью, зарабатывая этим на частных вечеринках или просто на улицах.

— Мы сделаем трио. Семейное. Ты ведь тоже рыженькая, — говорил Кас, сидя рядом на границе моря и пляжа. Солнечный день парил над всем, стирая морем лишние мысли. Вечная вода ласково и небрежно целовала мои ноги короткими ленивыми волнами.

— Я не умею ничего, — улыбнулась я. Трио. Мы знакомы едва пару часов.

— Я дам тебе маракасы. Будешь ими трясти и пританцовывать, — он положил мне на нагретый живот холодный плоский камешек.

— У меня нет слуха, — на всякий случай предупредила я.

— Это и не требуется. Чувство ритма есть у всех живущих на земле.

Камешек вдруг побежал по моему животу. Я открыла глаза и резко села. Краб, или кто там, не знаю, упал в воду и исчез.

— Он мог меня укусить! — возмутилась я.

— Никогда! Я вырвал ему все зубы по самые коленки, — Каспер осторожно провел пальцем по тому месту на моем животе, откуда, только что, упал краб.

— Кас! — сказал, не открывая глаз, лежащий на мелкой гальке по другую сторону от меня брат. — Да?

— Ну, не-ет, — жалобно.

— Да! — настойчиво.

— Да, — грустно.

— Что это было? — я повертела головой от одного брата к другому.

— Мы зарыли яблоко раздора, — улыбнулся Еспер. Глаз так и не открыл.

— Яблоко — это я?

— Умнейшее, начитаннейшее существо! Прелестнейшее! И зачем я согласился? — притворно или не очень вздохнул Кас. Встал и подал мне руку. — Пойдем, поплаваем, рыбка золотая. Присоединяйся к нам. Отныне мы будем хранить тебя, как сестру.

Он рассмеялся. Напомнил мне своей рыбкой совсем другие глаза. Серые. Нет. Забыла. Кол осиновый забила. Ну вот, опять. Тьфу-тьфу-тьфу. Кыш!

Ночь спустилась на землю в один момент. Зажгла фонари и прогнала ветром с моря душный жар ушедшего дня. Отдыхающие меряли набережную двумя живыми полосами. Туда-обратно. Белые штаны, цветные платья. Велосипедисты и дети всех мастей. Дым мангалов, шипение вок, хлопки поп-корна. Какофония треков из каждого заведения рождала свою особую мелодию. Пряно-пошловатую и симпатично-веселую атмосферу дешевого семейного отпуска.

Я притоптывала и трясла маракасами. Братья слажено делали номер под музыку латино. Суббота. Народ собрался на наше представление. Аншлаг, сияли синими глазами Кас и Ес. Мелочь и разные бумажки сыпались в старый футляр от инструмента. Маленькая девочка лет трех с косичками кружилась в собственном танце перед нами. Ее мама с младенцем на руках улыбалась и прихлопывала мирно спящего в этом ночном бедламе малыша по толстенькой попе. Сколько ей лет? Неужели столько же, сколько мне? Девочка заплелась ножками в красных сандалиях и чуть не упала. Какой-то парень в белой рубашке успел подхватить у самого асфальта.

— Чья красавица?

Благодарная мать приняла спасенную малышку.

— Привет, братишки! — он пожал протянутые руки в рыжих веснушках. — У вас трио?

Парень разглядывал меня с откровенным интересом. Во всех возможных смыслах. Среднего роста, стройный, смуглый. Прямые абсолютно черные волосы заложены за уши. Карие глаза смотрят остро.

— Чао, Кот. Это наша сестренка с Севера. Мы работаем, — не глядя, ответил Кас. Собирал цветные мячи в корзинку. Готовился к следующему выходу.

— Я вижу. Молотки! Подгребайте ко мне в Аврору потом. Есть предложение, — Кот не сводил с меня оценивающего взгляда. Водил им по моей фигуре, словно вымерял. Тонковатые губы разошлись в улыбке, сделав лицо некрасивее и проще.

— Костя, — он протянул ко мне ладонь.

— Лола, — я вложила пальцы в его руку. Неожиданно прохладную и сухую. Стоя босиком на асфальте, я, если перегоняла его в росте, то на пару-тройку сантиметров, не больше.

— Приятно познакомиться. Ты тоже приходи. У меня есть отличное белое вино и форель на углях. Угощу тебя с удовольствием, — он держал мои пальцы. Глядел в лицо плотно и черно. Что увидеть хотел?

— Как ребята решат, — улыбнулась я простовато. Вытащила себя из холодной руки и оглянулась на братьев, как бы ища позволения.

— Ладно, ладно. Потом решим. Работать надо, — сурово ответил Ес, не поворачивая головы к нашей парочке.

— До встречи, — Кот еще раз так же неудачно улыбнулся и скрылся в толпе.

У парапета целовалась парочка. Взасос, забыв весь окружающий мир нафиг. Парень так жался к барышне, что казалось, залезет прямо тут же на набережной

— Эй, пацан! Хочешь, я тебе футляр от маракасов сдам на полчаса? — прикололся над влюбленными Кас. Те не заметили.

Мы собирали небогатый цирковой скарб.

— Лола, сколько тебе лет? — спросил Ес, чиркая зажигалкой возле наших сигарет.

— Все мои, — ухмыльнулась я. Их нежелание разговаривать с брюнетом по имени Кот я запомнила.

— Восемнадцать есть хотя бы? — вздохнул Кас, отбирая у меня сигарету. Затянулся.

— Есть, — я забрала сигарету назад.

— Мы с братом сейчас пойдем в одно неприятное место, где порядочным девушкам, на мой взгляд, делать нечего. Давай пристроим тебя на ночлег вместе с выручкой и вещами. Утром чистым и нежным встретимся вновь, — старший брат мягко обнял меня за плечи, слегка прижавшись бедром в старых джинсовых шортах. Ну-ну. Похоже, картинка с влюбленными не проскочила мимо.

— А Кот? — спросил Ес, ненавязчиво вкладывая в руки брату рюкзак с реквизитом. Тот вздохнул и отлепился от меня.

— Коту скажем, что у нее менструация, — засмеялся рыжий Кас и, не удержав рук, хлопнул меня по попе.

— А сама я сказать ему это не могу? — обещанная форель манила мое голодное воображение.

— Нет. Он проверять полезет. Он такой, — кивнул согласно младший рыжий. И оглядел меня с ног до головы синими глазами. — Ни в коем разе!

— Похоже, вы решили хранить меня не только друг от друга, но и от всего света заодно, — высказалась я.

Кас в очередной раз отобрал у меня сигарету, затянулся по самый фильтр и выкинул в урну.

— Мы этого скользкого гада терпеть не можем. Но он — самый крутой в нашем деле импресарио. Мы о делах перетрем, выпьем пивка и вернемся. Не обижайся, маленькая мышка. Посиди тихонько в норке. Ну, пожа-а-алуйста, — он вдруг бухнулся передо мной на колени и стукнулся лбом в асфальт. Младший брат тут же запрыгнул к нему на шею. Кас медленно под тяжестью выпрямился, и они синхронно-умоляюще сложили руки на груди. Аплодисменты. Старый грузин, хозяин хинкальной напротив, хлопал широкими ладонями.

— Генацвале, найдется у тебя комната для трех удачливых, но очень бедных артистов?

— Найдется, бичо.

— Хорошие у тебя братья, — одобрительно кивнул седой головой хозяин. — Веселые, заботливые. Хорошо, что ты не такая ржавая, как они. В мать пошла?

Я смотрела, как на чистое дерево стола коричневые взрослые руки ставят тарелки. Горячие хинкали. Сметана и аджика. Зелень и хлеб. Никогда у меня не было братьев. Ни старших, ни младших. А тут за неполный месяц получила второй комплект. Красота! И не важно, что мы знакомы всего три дня.

— Вина?

— Я не пью.

— Это правильно. В твои годы я был пьян без вина. Влюблен был в свою Софико. Десять лет, как Бог забрал ее к себе. Красавица была, не хуже, чем ты сейчас. Хочешь, фотографию покажу?

— Конечно, хочу.

Старик медленно поднялся и ушел в дом. Запах далекого дыма и влажной земли. Оглушительный стрекот цикады, словно прямо под моим стулом. Зеленый, мелкий еще виноград свешивался с железных прутьев перекрытий двора. Две ночные бабочки бились с неистребимым упорством в тело желтоватого фонаря. Где-то наверху заплакал ребенок. Приснилось что-то. Или животик болит от чурчхелы. Криста, Кирилл, как они там, без меня? И Пепа…

— Вот, смотри.

Старое фото. Черно-белое. Прошлый век. Тонкое национальное лицо с плотно сжатыми губами. Характер просвечивает через толщу лет.

— Долго добивались? — улыбнулась я в темные глаза.

— Как догадалась, чертовка? Все вы красавицы одним мирром мазаны, — захрипел грузин старым прокуренным смехом.

— Так сколько же? — не отступала я, видя, что ему приятно вспоминать.

— Год на коленях стоял, пока не сжалилась, — он запил смех домашним вином.

— Го-од! — протянула я в изумлении. Ничего себе!

— А куда деваться? Она была единственная для меня. Руки мог наложить на себя, если бы не согласилась. Так любил. А у тебя есть тот, для кого ты единственная? — хозяин глотнул вина и смотрел лукаво.

— Нет, — я вздохнула. Честно и тихонько.

— Ничего, девочка, он найдется обязательно, — дед похлопал меня по руке шершавой ладонью. — Ты только смотри сама в оба. Не прогляди его за другими-то.

Трах! Грохот падающего тела. Женский смех. Снова грохот, скрип соседней кровати.

— Давай. Раздевайся сама. Видишь, я…

— Да уж вижу.

— Давай вниз, малышка. Бери в рот…

— Че, так сразу?

— Не ломайся, детка, соси.

Я села на кровати. Светлеющее небо в открытом окне рисовало на соседней койке понятную картину. Кто из братьев? Кас. Я научилась различать голоса. Завернулась в одеяло и вышла на воздух. Знакомые звуки подтолкнули в спину. Неуместно и горячо. Дед этот привязался со своей единственной.

— Сигарету дать? — младший брат сидел на лавке возле виноградника. Нога на ноге. Руки скрещены на груди. Бледное лицо в тени широких листьев. Светает.

— Давай, — согласилась я. Скамейка тихо вздохнула подо мной.

Ес прикурил и протянул мне сигарету. Не пьяный. Ну, не так сильно, как братец. Сердце гнало кровь в пальцы все быстрее. Я невольно раздвинула ноги. До его бедра. Он положил мне ладонь на голое колено. Я повернулась лицом и поймала губы. Всосала в рот язык. Его рука на моих трусах. Моя — на замке его джинсов.

— Погоди, — здравого смысла младшему брату не занимать. В долг может давать его при случае.

Взял меня за руку, привел в какую-то комнату. Гора постельного белья в углу. Прачечная. Я сунулась лицом к его губам. Он прижал ладонью мой нетерпеливый рот.

— Погоди, — повторил он. — Я всегда хотел. Я сам.

Он закрыл дверь на задвижку. Он ногой раскидал белье по полу. Снял с меня одеяло, кинул сверху на барахло. Стянул вверх мою майку. Трусы я хотела снять сама. Он остановил мои руки. Стоял близко и водил пальцем по мне, едва касаясь, словно рисовал. Грудь левая по кругу. Правая. Маленький кружок вокруг соска. Второй. Палец по середине живота вниз. К центру меня.

— Ложись, — улыбнулся в ухо. Стянул, наконец, с меня трусы вон. Лег рядом, корябая нервы одеждой. Повел языком по тому же маршруту. То острым. То широким. То быстрым, то плотным. Дошел до главного, разведя широко мои дрожащие ноги. Пальцы левой руки во мне, быстрый язык на клиторе. Правой расстегнул джинсы и выпустил себя на свободу. Шесть девять. Я обхватила губами гладкую кожу, стягивая одновременно осточертевшие его штаны. Круглая твердая задница. Тут он добился своего. Волна накатила, я едва успела вынуть его член изо рта, чтобы не задохнуться.

— Носом надо дышать, — засмеялся довольно Ес. Сел рядом. Снял с себя майку. Я тоже села, подрагивающая, с дико стучащим пульсом.

— Можно, я потрогаю? — он протянул руку к моей груди.

— После всего, что между нами было, рискни, — рассмеялась я.?

Он стал гладить и целовать. С тем же старым фокусом: сначала медленно, словно пробуя и смакуя, потом страстно, наращивая темп. Я не удержалась. Завалила его на спину и сделала, как хотела.

— Надо выбираться отсюда, люди скоро проснутся, — он целовал меня сзади в шею. Нежно. Обнимал везде. Хорошо.

— Да, — я отсоединилась и встала. Нашла свое белье. Надо уходить. Подставляться перед хозяином дома после вчерашнего разговора не хотелось. Совсем.

— Слушай, — парень смутился и глядел снизу с одеяла в мое лицо виновато.

— Давай мы ничего рассказывать твоему брату не будем, — перебила я рыжего скромника.

— Да! А то он меня убьет, — засмеялся, чуть ли в голос, младший. Гордился собой очевидно.

Младший рыжий клоун явно переоценил свои силы. Тянуло его ко мне, как магнитом. То плечом заденет, то бедром зацепит, то в ухо примется шептать. Поняв к обеду, что я строго придерживаюсь договора, погрустнел и отодвинулся. Страдающий похмельем Кас не имел сил замечать глупости.

— Сегодня работаем на частнике. Ес проверь реквизит. Лолочка, мышка моя, раздобудь себе наряд в стиле латино. Придумай, что-нибудь. Я умира-а-аю, — он вылил себе на голову остатки минералки из бутылки. Его ночная подруга смылась, пока мы все развлекались кто как, прихватив мои солнечные очки от Босс. Кас хлопал рыжими ресницами на мое возмущение. Похоже, бурное свидание никак не коснулась его сознания. Он его тупо не помнил.

Большой белый дом в имперском духе. Вроде сталинского барокко. На дворец культуры похож середины прошлого века. Колонны и фронтоны. Позолота и ливреи на людях с доброжелательно-услужливыми лицами. Таксист перепутал, высадив нашу троицу у парадного подъезда. Шустрый парнишка с атлетическими плечами и точкой микрофона у рта быстренько наладил нас за угол.

— Ого! — высказались хором Каспер и Еспер.

Артистического люда на газоне позади дома хватало. Светились местами лица широко известные по ТВ.

— Волнуешься? — спросил Ес на ухо.

— Нет, — улыбнулась я. О чем переживать? О том, что я не в такт ногой переступлю?

— А сцена? Не боишься? — не отступал он. Похоже, что ему просто нравилось так близко щекотать дыханием мою шею.

— Эй, рыжий! Перестань ее накручивать. Делом займись. Руки разогревай, — велел старший брат. Сосредоточен. Уверен в себе. Похмелья, как ни бывало.

— Привет, тройняшки, — возник рядом крутой импресарио. — Красные носы не забыли? Сделайте мне весело, ребята!

— Да, сэр! — братья одновременно кинули руки к рыжим головам. Развернулись, стукнулись друг в друга, упали на спину и сделали обратный кувырок. Густая трава газона отпружинила их, как батут. Улыбки от уха до уха, глаза серьезные.

— Вижу-вижу, вы в отличной форме. Девочка, как твое здоровье? Животик не болит? — Кот подошел ко мне близко. Принюхивается?

— Болит, — сморщила я носик. Похлопала тяжелыми от густой краски ресницами. Артистка.

— Таблеточку выпей, ласточка моя, — ухмыльнулся парень, снова меряя сантиметр за сантиметром мою фигуру в красном, коротеньком платье с оборками. Ничего более латинистого мне отыскать на местном рынке не удалось.

— Надо репетировать, — сухо сказал Кас, вставая между мной и Котом.

Тот кивнул, снял свой черный взгляд с меня и пошел дальше. Здоровался поминутно с разной долей превосходства. ТВ-звезды жали уважительно его холодную руку.

— Нацелился, сука, — зло сказал Каспер, доставая корзину с яркими мячами. — Лола, не отходи от нас ни на шаг.

— Облезет, сволочь, — кивнул согласно Ес. — Будь рядом, дорогая.

Мы работали на круглой невысокой сцене перед столами гостей. Кто там и как пил и ел, не видно за цветными фонарями рампы. Да что мне там разглядывать? Я приплясывала положенные пассы под щебет маракасов. Принимали благосклонно. Известный всем и каждому, ведущий отпускал удачные и рискованные шутки.

Кот поймал меня на выходе из туалета. Втолкнул жестко обратно, закрыв собой входную дверь. Улыбался. Некрасиво и похабно.

— Детка, давай дружить, а? — он схватил мою ладонь и прижал к своему паху. Я задергалась. — Обожаю, когда девушка не хочет!

Железными пальцами взял за шею и притянул к лицу. Тонкий, жесткий рот. Острые зубы впились в нижнюю губу. Больно! Кровь солью смешалась со слюной. Я уперлась руками в твердую грудь. Он держал меня за губу, как собака. Холод металла на щеке. Острие уперлось в нижнее веко. Я замерла.

Кот выплюнул кровавую жижу на пол. Усмехнулся черными пустыми глазами. Кривил безобразную улыбку.

— Не дергайся, красивая моя. Порежешься, — он сильнее прижал бабочку к коже. — Давай сама, шевели ручками. Доставай и залезай. Ну!

— У меня… я… — слезы выползли сами, никто их не просил. Трясло.

— Я люблю с кровью. Береги личико, давай, — он облизывал губы и ухмылялся кровавым ртом. Еще чуть и кончит без меня, до того упивается раздавленным моим страхом. Я дрожащими руками пыталась справиться с кожей ремня на поясе. Не получалось. Музыка глухо стелилась из зала знаменитым сладким голосом. Для тебя рассветы и туманы …

— Ну! — он дернул животом, больно ткнув в меня пряжкой через тонкое платье. Жало ножа потянулось к левому зрачку. Свет лампочки играл на острие. — Нарисую тебе сейчас крестики-нолики. Крестики на щечках, нолики на глазках…

Дверь резко бросила нашу пару к противоположной стене. Нож где? Чужая рука в черном костюме выдернула меня из тесноты туалета в коридор. Снова болезненный захват запястья. Я затрепыхалась в последнем отчаянии.

— Тихо, девочка, не бойся, — сказал огромный незнакомый дядя. Сердце хотело выпрыгнуть через горло. Гремело, как сумасшедшее. — Ты в безопасности.

Дверь дернулась открыться. Кот безумным чертом возник в проеме. Короткий удар в черные глаза. Хлопок двери. В плохо освещенном коридоре стало тихо. Всплеск далеких аплодисментов. Для тебя… Бис.

— Здравствуйте, Лола. Все хорошо? — Гуров шел ко мне из глубины. Я упала в знакомые руки и разрыдалась. Рада была ему до соплей.

Он привел меня в какую-то комнату, усадил на диван. Я прятала лицо в его плечо. Гуров ждал, когда успокоюсь. Терпеливо обнимал левой рукой. Сидеть неудобно. Я отклеилась.

— М-да, — сказал он без улыбки. Протянул очередной настоящий платок. — Я видел ваше выступление. Не знал, что ты артистка.

Не шутил явно. Я поглядела на несчастную ткань, оторвав от лица. Кровь, слезы, сопли. Его запах, всегда не оставляющий меня равнодушной.

— У меня самолет через три часа. Что я могу сделать для тебя? — услышала я серьезный голос взрослого человека.

— Не знаю, — я разочарованно вздохнула. Три часа. В самом деле, что?

— Тебе нужны деньги?

— У меня есть. За помощь спасибо, — я встала и подошла к черному стеклу больших, в жирных дубовых завитушках дверей. Отражение не радовало. Изуродованная нижняя губа распухла. Темные пятна на щеках, шее, даже на лбу. Вертикальная царапина от левого глаза вниз. Кровит. Воняет.

— Где ты тут живешь? — спросила. Было бы неплохо…

— Уже нигде, — ответил. Холодно и равнодушно. Понятно.

— А, — сказала я. И пошла на выход. Рыжие клоуны меня ищут. Хотя, кто их знает? Где-то рыскает кровопийца Кот. Не убил же его насмерть мой спаситель.

— Сядь, — приказал Гуров с дивана.

Я села. На стул у двери.

— Мне все это не нравится. Твое клоунское выступление, этот наркоман с ножом в туалете. Как можно докатиться до такого? Может быть… — он вдруг замолчал. Решает опять что-то для себя или слова закончились? Интересно.

Гуров встал. Прошелся по ковру. Туда-сюда. Правая ладонь сжалась в кулак. Потом расслабилась. Потом снова напряглась. Полезла во внутренний карман пиджака. Портмоне. Деньги.

— Вот возьми. Мне не нравится твое кривлянье в подобных компаниях! — он не кричал. Тихо говорил, но ощущение крайне схожее. Он ревнует, дошло до меня запоздало. Да, обалдеть!

Гуров стоял в центре комнаты. Правая рука с деньгами повисла в воздухе. Я встала, подошла к нему вплотную.

— Резинка есть? — спросила, ухмыляясь распухшим ртом. Кровью несло от меня, как от вампира.

— Нет! — резко ответил он. Отвращение еще не поймало его, но было близко.

— Не планировал приключения? — я взялась за пуговицу его брюк.

— Нет, — он, против воли, явно сдавался. Я видела. Стал мягче подбородок. Глаза испуганно сбежали в сторону. Я пихнула его лапкой в сторону знакомого дивана.

— Лола.

Я заткнула его поцелуем. Он сел и закрыл глаза. Я залезла верхом.

— Гуров. Глаза открой, — ухмыльнулась я. Оттянула вниз оборку широкого ворота платья. Моя грудь в балконе черного бюстгальтера нагло смотрела ему в лицо.

— О, господи, — улыбнулся он. Глянул в лицо и сразу помрачнел.

— Три часа. Неплохо, — рассмеялась я. Полезла в штаны. Там меня точно ждали.

— Перестань. Не надо, — Гуров собрался и снял меня решительно с колен. Проверил пуговицы коротким движением на брюках. — Здесь не место и не время. Я звонил в отель. Мне сказали, что ты уволилась и уехала. Почему?

Я отвернулась. Села к нему спиной совсем. Пальцы заметно дрожали, когда натягивала платье на место. Придурок Кот все же дотянулся до меня своим кровавым концертом. А лощеный генерал вместо дела желает вопросы задавать. Почему мне все время попадаются либо насильники, либо умники? С лицом у меня, видимо, что-то не так.

— Лола, — Гуров напомнил о себе.

— Решила сменить обстановку, — ухмыльнулась я нахально в серые глаза генерала.

— Почему? — он не отступал. — У тебя возникли проблемы? Почему ты сбежала? Почему не обратилась ко мне? Я ведь постоянно предлагал тебе свою помощь. Мне казалось, что мы друзья.

— Да какая теперь разница? Все нормально. Поцелуй меня, — я сделал вторую попытку дотянуться до него. Он поймал мою руку в полете, больно прижав кожу запястья.

— Ты б..! — мужчина оборвал себя, в который раз, укротив гнев. Успокоился. — Тебе нужно умыться. Мой человек проводит тебя.

— Спасибо, — перебила я его уверенный тон, растирая покрасневшую руку. Почему так больно всегда? — Я знаю, где здесь туалет. Справлюсь.

— Я видел, как ты справляешься. Пойдем, — он решительно взял меня за локоть и повел в противоположную сторону.

Роскошный сортир для дорогих гостей. Унитаз, биде, раковина потерялись в просторах сине-золотого интерьера. Большое овальное зеркало в бронзовых розах литья. Бронзовые розы, ну надо же! Низкий диван голубого бархата, вызвавший из памяти дурацкое слово «козетка». Гуров остался у дверей. Стоял, скрестив на груди руки. Смотрел, как я, спустив на талию красное платье, умываюсь теплой водой в широкой раковине. Ничего не говорил. Сверлил холодным взглядом мою неприкрытую спину. Неуютно. Поймал глаза в зеркальном полотне. Смотрел серо и глухо. Не двигался. Я подошла сама. Хотела дотянуться губами до лица. Его запах манил меня по-прежнему. Мужчина отстранился и выпрямился.

— Вот возьми, — он взял мою ладонь и вложил в нее деньги. Я не сопротивлялась. Не драться же с ним, на самом деле. Улыбнулась открыто. Прикрыла веки. Поцелуя ждала.

— Мне показалось, что ты совсем другой человек. Я ошибся. Прощай, — Гуров первым вышел за дверь и исчез на господской половине.

— Где ты была? — рыжие братья обступили меня у выхода на улицу. — Мы обыскались. Почему ты мокрая? Что с лицом?

— Все нормально. Знакомого встретила, — я пыталась прятаться в тень обвалившейся южной ночи.

— Кота Скорая увезла. Набил хороший человек морду этому уроду. Жалко, что не до смерти. Пошли! — они тянули меня в сторону ярко освещенных накрытых столов на все том же газоне заднего двора. Специально для артистов. ТВ-элита ужинала в барских покоях.

Я не хотела есть. Хотела исчезнуть. Совсем. Руки дрожали. Левый кулак разжать не могла. Никак.

— Может быть, уйдем? — моя неслышная просьба утонула в веселье рыжих друзей.

— Смотри, какая классная жратва! Налетай! — Кас и Ес быстро навалили мне разноцветной снеди в тарелку.

— Вина?

— Нет. Я не хочу пить, — отказалась я. Нет.

— Что с тобой, мышка? — Кас заглянул близко мне в лицо. Дышал пивом и едой.

— Ничего, — я откинулась на спинку пластикового кресла, втянула в рот распухшую губу. Чтобы не заплакать.

Что со мной? На душе было пусто и мерзко. Я — совсем другой человек? Не тот, каким меня воображал этот нудный Гуров? Я такая, какая есть. Я не отвечаю за фантазии генералов. Он бросил меня. Вышвырнул от себя вон. В единый миг и навсегда. Ушел, не оглянувшись. В платье от Биркин я ему подходила больше, чем с клоунскими маракасами и блядской прокушенной губой. Деньжат подкинул напоследок. Расплатился. Я, наконец, разомкнула пальцы левой руки и выбросила деньги на стол.

— Ого! Не худо ты заработала за час, — засмеялся Каспер. Его брат смотрел на меня застывшим взглядом. Ждал ответа и заметно бледнел.

— Ничего такого. Это старый долг, — я поспешила убрать купюры в карман. Гуров увеличил свой забытый гонорар впятеро. Оценил в полтос. Все, что было. Тоска душным сигаретным кольцом сжимала горло. Хотелось разреветься до прозрачных звезд под веками. От идиотской бессильной обиды. Давно я так не подставлялась. Поверила, сама не знаю во что.

— Водки дайте, — попросила я.

Мы нажрались в хлам и занимались любовью втроем возле моря на холодной гальке черного пляжа. Не помню, как и сколько раз.