С утра шёл снег

Глава 20. Прогулка

Белое платье колоколом длиной под самый корень. Матросский воротничок.

Синяя полоска, белая. Галстучек такой же под треугольником выреза. Алый лифчик слегка просвечивает через полотно. До белых трусов осталась пара сантиметров. Я купила это платье за копейки в соседней лавочке.

— Детский вариант. Чума! Хочется трахнуть тебя и удочерить одновременно, — грубо рассмеялась Стелла, хозяйка заведения.

— Как пойдет, — ответила ей в тон.

Эскорт так эскорт. Подумала и полезла в сумку, заброшенную на шкаф. Вытащила из коробки туфли, которые купил мне Саша. Пазолини. Не старик Маноло, как в прежние времена, но тоже неплохо. Носок и пятка. Кожа цвета тела. Каблук, как естественное продолжение ноги.

— Девушки с такими ногами должны отстреливаться при рождении, — заявила Вика, моя напарница и сменщица. Она курила у входа в караоке, сидя на корточках, как сидят зеки, выставив предплечья и кисти рук вперед. Смотрела на меня снизу оценивающе, по-мужски. Мужиков она обожала, но лесбийский опыт наверняка был. К гадалке не ходи. — Зачем ты надела такие трусы? В стрингах было бы круче!

— Хорошо, в следующий раз так и сделаю, — я не стала спорить.

— Куда ты собрался, парень? — вопрос к Кириллу. Тот скакал вокруг меня, изображая пассы известного рэпера.

— Мы с подругой моей Лолой, — широко расставил ноги в синих шортах. — Едем по морю в яхте ходить, — поднял обе руки вверх, переступил на полусогнутых ногах вперед. — Будем рыбу большую с пацанами ловить, пить виски с колой и с девчонками мутить. Ё! — Кирюша сделал руками все положенные махи и расстопыривания.

— Давай, давай! Не укачает вас в море-то? — Вика встала и подошла ко мне.

— Не, меня никогда не укачивает, — заверил мальчик и пошел дальше, сочиняя и пританцовывая.

— Слушай, Лолка. Где ты берешь этих богатых мужиков на крутых тачках? Я, вроде, рядом с тобой подносы таскаю, а ни одного в глаза не видела. Поделись опытом? — Вика внимательно смотрела снизу в мое лицо, еле до подбородка мне доставала. Обветренные губы кривили усмешку. Жесткие, обесцвеченные волосы стояли торчком. На шее виднелся свежий засос. Не она ли секретный агент Баграмяна? Эта мелкая шлюшка-любительница? У меня паранойя.

— Это ты о чем? — я сделала простенькое личико.

— Это я хотя бы о докторе Георгии Аркадьевиче, — не отступала от своего интереса барышня.

— А, — махнула я лапкой небрежно. — Он пропал в далеком далеке. Пока-пока, Викуся. До встречи в караоке.

Затылком чувствовала ее непростой взгляд через дорогу, когда садилась в пресловутый крузак. Ладно.

Здравствуйте, здравствуйте. Как поживаете? Какой милый мальчик? Внук? Сын? Какая прелестная у вас спутница, Лев Иванович! Дочь? Подруга?! Сколько лет, сколько зим! И все в таком роде минут пятнадцать. Рукопожатия, поцелуи в воздух, никогда — в лицо и с чувством. Яхта действительно большая. Свежий лак на дереве, бронза и сталь надраены до солнечных зайчиков. Народу хватает с избытком. В основном, лет около тридцати, плюс-минус. Старшее поколение присутствует в возрастной категории Гурова. Детей — человек шесть с Кирюшей вместе.

Щуплый парнишка-аниматор, ненадежно болтаясь внутри костюма Карлсона, технично забрал моего младшего кавалера в детский кружок. Там кругленькая девушка, изображавшая Малыша, что-то бодро говорила уже улыбающейся ребятне.

— Им бы персонажами поменяться, — заметил негромко Гуров, слегка обнимая меня за талию. Хочет показать остальным собравшимся, что я все-таки не его дочь.

— Мне скромницей держаться или у нас любовь? — я шептала близко в седые короткие волосы. На своих каблучищах могла свободно смотреть поверх его головы.

— Пусть будет любовь. Но! Интеллигентно.

— Это как? Не лезть прилюдно в штаны и не целоваться взасос? — я ухмылялась.

— Ты сама знаешь все лучше меня, — ответил Гуров и плотно провел ладонью по моему заду. Хлопнул несильно и отдвинулся на приличное расстояние.

— Интеллигентно ли дать тебе сейчас по физиономии, дорогой? — я дотянулась и поцеловала его в щеку. Нежно.

— Первый и единственный раз я видел такие ноги наяву лет двадцать назад во Фриско! Здорово, Гуров! — большой мужчина шел к нашей паре, протягивая лапищу в приветствии. Огромные рубаха и штаны развевались от стремительного хода этой гигантской машины для поглощения еды и других удовольствий жизни. Веселые голубенькие глазки потерялись в щеках, поросших короткой седой щетиной.

Гуров пожал предложенную руку, но как-то вяло, никак не соответствуя счастью с другой стороны.

— Примите мое искреннее восхищение, мадемуазель! — дядя ловко отловил мою кисть и прижал к губам.

— Представь нас друг другу, генерал, — велел здоровяк моему спутнику.

Генерал? Я повернула к Гурову удивленное лицо. Он не смотрел на меня. Он вообще не смотрел никуда конкретно. Неприятная вялость чувствовалась во всей его подтянутой, безукоризненно выглаженной фигуре.

— Сергей Петрович, мой бывший коллега. Лола, — сказал сухо. Взял меня под руку, явно хотел увести.

— Здравствуй, Лева. Я очень рада, что ты нашел время посетить наш скромный праздник, — чуть хрипловатое контральто. Тяжеловесная волна Пуазона при свете яркого дня подобралась к нам и остановила.

Ухоженная миниатюрная брюнетка лет пятидесяти. Красное платье. Отличной сохранности фигура. Умеренный макияж прячет лицо за тщательной прической.

— Здравствуй, Ирина. Прекрасно выглядишь. Где виновник торжества? — Гуров держался очень прямо. Вот зачем он притащил меня сюда. Что бы прятаться от старых приятелей за мои ноги и острую, на грани приличия, разницу в возрасте. Как эта тетка за длинную челку.

— Ждем-с. Телефонировал, будет через две минуты.

Две минуты растянулись в двадцать.

На меня в сочетании с Гуровым не пришел посмотреть только трехлетний мальчик, сосредоточенно блямкавший игрушкой в планшете. Остальные все приперлись. Кто засвидетельствовать почтение, кто просто из любопытства. Ветерок слегка колыхал тело яхты. Звал за собой.

Наконец чиркнули тормоза по бетону причала. Аплодисменты и громкая музыка. Гости, уже накидавшись шампанского на жаре, радостно приветствовали прибывшую пару.

Гуров не повел меня в общую толпу. Что там? Помолвка, свадьба, юбилей? Их дела. Я обняла своего кавалера за талию. Прижалась. Шампанское мелкими пузырьками гнало кровь в пальцы ног, подталкивая вместе с потным мужским вниманием со всех сторон. Хотелось нырнуть с палубы в глубокую воду. Рыбкой войти в зеленоватую глубину. Наплаваться до судорог. Потом залезть в чистую постель и натрахаться до того же самого.

— Слушай, ну их всех к черту. Поехали отсюда, пока не отплыли, а? — я провела пальчиком по пуговицам его рубашки сверху вниз. Постучала по пряжке ремня.

— Нет, не получится, девочка моя. Я должен закончить свои дела, посиди здесь, поскучай. Не пей больше, ладно? Я вернусь, — он снял с себя мои руки, легко поцеловал правую кисть и ушел на нос судна. Люди расступались перед ним, вежливо и сразу. Генерал? Ну, надо же.

Яхта вздрогнула и начала движение, чуть слышно гудя движком. Паруса спали, надежно убранные на рангоут. Штиль. Не повезло. Я села в низкое кресло, вытянув блаженно ноги. От шампанского потянуло в сон. Хэппи бездей… донеслось с носа. День рождения.

— Человек за бортом! — истошно заорал кто-то.

— Кирилл! — подорвалась я. Где он? Скинула надоевшие туфли и понеслась к левому борту. Туда, где видела его в последний раз.

— Я ничего не успела, я ничего не сказала. Он сам. Разделся и прыгнул, — плакала в голос от испуга толстая девчонка-Малыш. Знакомые шорты и остальное она держала зачем-то в руках.

Кирилл! Я стянула платье через голову и полетела в долгожданное море. Оно приняло меня всей своей толщей. Сначала теплой, потом все холодней. Потом в обратном порядке.

— Лола! Я плыву к тебе! — радостно заорал Кирюша, быстрыми мальчишескими саженками двигаясь ко мне. Всю пятилетнюю жизнь у моря. Я поплыла навстречу.

— Вот я все-таки везучий, — раздались на параллельном курсе знакомые слова.

Я от неожиданности замерла и попала в сильные руки. В открытый от изумления рот залетела горькая соленая вода.

— Привет, рыбка моя золотая! Где бы я тебя еще нашел? — смеялся Андрей. Хотел поцеловать и тоже наглотался воды.

— Эй ты! Руки убери от нее! — Кирилл уже был рядом. Вцепился в локоть моего спасателя и повис.

— Так, Андрюха, хватай пацана, я потащу девушку, — незнакомый мужик нарисовался и отдавал команды.

— Не-ет! Никогда. Бери мальчишку. Девушку я не отдам!

— Да отстаньте вы! Я умею плавать! — брыкался Кирюша в железных руках мужчины. Тот, как неумолимая моторка, тащил его к веревочному трапу на коричневой скуле судна.

— Давай поплывем к берегу. Ну, их всех нафиг, — Андрей обнял меня левой рукой, притянул тесно к себе, плывя на месте. Держался на воде, казалось, без малейших усилий. Моряк. Я прижалась. Боже! Его естество в плавках рвалось ко мне не хуже, чем я к нему. Сейчас залезу и плевать на все! Ноги сами разбегались в стороны.

Гости выстроились вдоль поручней левого борта. Глядели на нас сверху с веселым интересом.

— Андрюха, возвращайся назад! Оставайся там! Тебе шампанского сбросить? — орали пьяно и насмешливо его друзья.

— Не, ребята! Я тут такую рыбку поймал, что вам и не снилось, — отвечал он, глядя на меня счастливыми глазами. Раздвигал меня бедрами.

— Андрей! Я ведь тебя жду! — раздался высокий девичий голос. Как будто в слезах. Я очнулась. Но оторваться не могла. Не-ет! Невозможно.

— Я замерзла, поплыли назад, — сказала я, наконец. Отмерла.

— Как ты в море очутилась? — он явно не слышал ни меня, ни девушки на яхте. Улыбался мягкими светлыми губами. Возбужденный и чуть пьяный. Нет!

— Отпусти меня. Я хочу назад, — я отпихнула от себя его руку. Он сдался.

— Ладно, но на палубе ты мне все расскажешь, — услышала я в спину.

Сам все увидишь. Настроение упало до нуля. Вода стала тяжелой и страшно холодной. Крики чаек неприятно клевали мозг.

Гуров помог мне перелезть через борт, завернул в толстое полотенце. Я замкнула его руки кругом себя и спряталась, уткнув лицо в ткань белой сорочки на плече. Звук мокрых тяжелых ступней о дерево палубы. Тишина. Пауза. Топ-топ-топ. Босые ножки. Кирюша обнял меня снизу руками и полотенцем.

— Интересно, — спокойный голос Андрея раздался у меня за спиной.

— Возьми полотенце, любимый. Почему ты тут застрял? Пошли, там тебя ребята заждались, выпить хотят за твое здоровье, — настойчивой скороговоркой убеждал все тот же высокий девичий голос.

— Да, спасибо.

Я осторожно глянула сквозь мокрые пряди на лице. Господи! Какой же он красивый! Какой голый, мокрый, загорелый, сильный! Как двигаются руки, стирая полотенцем воду с груди! Мышцы напрягаются на икрах, бедрах, на крепкой заднице. Все мое заметно выступает в низких плавках. Нельзя! Какая шея, подбородок… Я попалась. Андрей поймал мой взгляд. Смотрел туда, куда один только умел. Я сама не знала до него, что есть это место во мне. Нет! Я зажмурилась и отвернулась.

— Стерва! — тихий и слышный возглас. Хлопок полотенца о борт.

— Друзья! Что же мы стоим! Пора выпить за мое здоровье! И закусить! Дражайший Лев Иванович, ведите вашу спутницу к столу! А ты, парень, что предпочитаешь колу или виски? Как тебя зовут? Меня — Андрей! — он протянул Кирюше открытую ладонь. Тот важно пожал. Купился. Отлип от меня и ушел с ним. Мало кто может устоять перед обаянием этого человека.

Гуров подал мне платье. Присел на корточки, помогая надеть туфли. Это произвело впечатление на публику. Чей-то нетрезвый голос хохотнул:

— Ого! — жирный бывший коллега, кажется.

Ты чей? Стучало гребаным пульсом в бедной мне. Взгляд Андрея сковал, как дурной цыганский приворот. Меня усадили в кресло. Сунули на колени тарелку с разной снедью. Я занавесила пылающее лицо высыхающими кудрями. Кусок не лез в горло. Ты чей? Его голос. Андрей громко и удачно шутил. Его девушка звонко смеялась следом за всеми. Тосты. «Динь-динь!» — веселились гости, стукаясь пластиком стаканов. Пробки и шипение шампанского. Приличные и не очень байки из жизни героя дня. Кирюша ходил за ним, как привязанный. Ел буквально из его рук. Музыка. Танцы. Ты чей? Я глотала теплую воду из нагревшейся бутылки и не могла заставить себя пошевелиться. Жизнь вытекала из меня с каждым новым «ты чей?» в чумной голове. И взрывом смеха чужих ненужных людей.

— Выпьешь? — голос Гурова прорвался ко мне кодовым словом.

Я выглотала виски в один заход. Разгрызла лед на закуску. Алкоголь снял тормоз с души легко и непринужденно, как чужой волос с лацкана пиджака.

— Пригласи меня танцевать, Гуров.

Это не я сказала. Стряхнула тяжелые от морской соли локоны с лица. Брюнетка в красном протягивала Гурову руку. Он не помедлил ни секунды.

— С удовольствием, — спокойный ответ мужчины.

На меня она внимания не обращала. Меня для нее тупо не существовало. Вывела партнера в самый центр небольшого танцпола. Обняла обеими руками за плечи. Уже топтавшие палубу пары раздвинулись максимально. Музыка заткнулась на секунду.

— Там, где клен шумит над речной волной, говорили мы о любви с тобой, — запел в динамике высокий мужской голос. Мне доводилось в прежней жизни слышать эту заунывную древнюю байду. Олег ее обожал. Гадость.

— Потанцуем? — Андрей протягивал мне руку. Белая рубашка распахнута на загорелой груди, черные брюки, босиком. Нет! Я встала и пошла.

— Рассказывай, — приказал он мне теплыми губами в висок. Обнимал обеими руками, наплевав на зрителей кругом.

Я молчала. Жалась вся к оглушающему меня телу. Слушала общие удары сердца. Умирала снова от сладкой невозможности продолжения. Что рассказывать? Зачем? Желание, так жарко перетекающее от него ко мне и обратно, снова лишало меня воли и разума. Быстро. Хоть куда-нибудь. Хоть на пять минут. Только он и я. Только…

— Облетел тот клен. В поле бродит мгла. А любовь, как сон, стороной прошла-а-а, — музыка доживала последние аккорды.

— Молчишь, стерва! Всегда молчишь! Протекаешь сквозь пальцы, как холодная вода, — зло сказал мне в лицо Андрей. Звуки закончились. Померли вместе с горячими его объятиями. Оторвал от себя, как тогда в маркете. Бросил посреди зала и ушел к друзьям. Пить и рассказывать похабные анекдоты. Его сегодняшняя девушка льнула к нему счастливо и откровенно.

Я приземлила себя обратно в кресло. Закрутила ноги в два оборота. Ох!

— Самое отвратительное в морских прогулках то, что нельзя уйти в любой момент, — сказал раздраженно Гуров, опускаясь на пластик рядом. Не заметил, похоже, моих здешних напрягов. Своих ему хватало с избытком.

Я отхлебнула коричневый напиток в своем стакане. Вишневая настойка. Какой идиот догадался налить? Фу!

— Пойдем, потанцуем, — предложил, вдруг сменив досаду на улыбку, мой взрослый друг.

— Танго? Ты шутишь, — рассмеялась я. Сладкая бурда, упав на честное основание, отпустила наваждение.

— Я поведу, а ты слушайся, — велел мне, уже в который раз за эту гребаную прогулку, мужчина.

Слушайся? Даже не смешно. Пять лет балетной школы со мной. Давно, но пришито насмерть.

Там-там-там-там. Вечная мелодия повела меня вместе с Гуровым по квадрату. Ловко, уверенно. Глядя точно в глаза. Назойливая цыганская скрипка следом за руками мужчины заставляла делать все, как он хотел. Его бедро у моего. Колено между колен. Тарира-ра тарира. Бедро, колено, глаза. Уронил на грудь в финале.

— Ты мастер! — выдохнула, когда музыка закончилась. Зрители улюлюкали, как на футболе. Обняла за талию, когда шли вместе обратно. Хорошо. Просто отлично! Андрей? Видел, не видел. Смотрел, не смотрел. Забыла, как страшный сон.

Прибежал Кирюша и залез на колени. Я поцеловала его в растрепанную макушку. Он поерзал и внезапно заснул. Как умеют это дети, устав и оказавшись в безопасности.

Яхта мягко, как жирный тюлень, ткнулась транцем в резиновые покрышки причала. Конец истории. Я попыталась встать. Двадцать килограммов живого веса вернули меня обратно в кресло.

— Давай я отнесу, — Андрей возник рядом, как так и надо. Словно это нормально и только так должно быть. Я растерялась.

Подошел Гуров. Встал рядом. Спокойно и очень прямо.

— Я возьму, — бесповоротно объявил молодой мужчина. Снял с меня спящего ребенка и понес. Кирюша доверчиво обхватил его за шею.

— Интересно, — проговорил негромко взрослый мужчина, помогая мне выбраться из низкого кресла.

Тойота преданно ждала хозяина на старом месте. Гуров пикнул замком сигнализации издалека. Андрей аккуратно сложил свою ношу на заднее сиденье. Вернулся.

— Лев Иванович, ты позволишь мне сказать пару слов твоей даме? — усмехаясь, спросил Андрей в темноте скоропостижной южной ночи.

— Пожалуйста, — холодный быстрый ответ. Гуров сел за руль и включил двигатель.

Андрей взял меня за руку и отвел к краю причала. Алкоголем и женскими духами от него несло за версту. Гребаный Брайт кристалл. Ненавижу.

— Че у тебя с ним? — коротко и по теме. Пьяно и зло.

— Не твое дело, — тоже зло и не слишком трезво.

— Поехали со мной. Бросай все.

— Отвали. Куда я поеду? Третьей в твою постель?

— Не обращай внимания. Эта не при делах.

— Зато я при делах! До первого борделя! — я заорала и потеряла лицо. Загнанное глубоко и внутрь старое отчаяние вырвалось на свободу.

— Ты ревнуешь? Снежная королева очнулась! — рассмеялся Андрей и прижал меня к себе. — Поедем ко мне! Я соскучился. Я думаю только о тебе. Поехали, — он трогал губами мою кожу. Заводил эрекцией в черных штанах. Говорил то, что мечтала услышать.

— Андрюша, что ты там делаешь? — звонкоголосая его подруга нарисовалась в чернилах ночи.

— Лара, иди в машину. Я скоро, — резко ответил барышне, едва отлепив губы от меня.

Я вдруг увидела себя со стороны. Хороший человек ждет меня честно в машине. На заднем сиденье спит ребенок. Я сосусь, как последняя тварь, с придурком, который забудет, как меня зовут через десять минут, как только вернется к этой несчастной, которая ищет его, как собака, в темноте. Потому, что бешено хочу отсосать его член с кольцом на крайней плоти. Тут же на пирсе. Не-ет!

— Нет! Все! Хватит! — я собрала все, что было у меня, и оттолкнула его от себя.

— Ты так просто не уйдешь! Я, — Андрей сделал паузу, гася руками мое сопротивление. Тихо. — Я люблю тебя.

— Нет! Иди к своей подруге. Люби ее, сколько хочешь, — я вырвалась и побежала к тихо работающей машине.

— Сука! Чтоб ты сдохла! — прилетел мне в спину женский крик.

Давно. Не помню насколько.

— Я не хотел, — смущение моего одноклассника смешило.

Я вытерла лужицу со своего живота вафельным полотенцем. Слезла с его колен и натянула джинсы вместе с трусами. Он чуть не упал с табуретки.

— Давай завтра после школы, — тихо предложил. Без надежды, но попытался. Есть у этого мерзкого мелкого хлюпика характер, точно.

— Нет, Петров. Я один раз проспорила. Один раз был. У кого как. Баста, — я подошла к раковине и стала мыть руки. Шла из крана ледяная вода. В нержавейке горой стояла грязная посуда. Никогда бы не пришла на их дурацкую вечеринку, если бы не спор. Он сказал, что напишет оба варианта семестрового теста по физике, свой и мой, за один урок на высший бал. Справился, гаденыш.

— Тогда я всем расскажу, — Петров подошел сзади и попытался сграбастать меня за толстый свитер. Его ярко-красные уши пришлись мне на подбородок.

— Давай. Всем расскажи, как кончил на мой живот, — рассмеялась я, отпихивая руки от себя. Отошел сразу. Обиделся.

В узорное стекло постучали:

— Эй вы! Открывайте! Курить охота не только вам.

Я подошла к двери и скинула крючок. На Петрова не оглядывалась. Не успел штаны надеть, его проблема.

— Чем вы тут занимаетесь? — красотка Любочка влетела в тесное пространство кухни. Застыла посередине. Принюхивается?

— Курим, — усмехнулась я, выпуская дым ей прямо в любопытную мордочку. Кукольное личико. Нарисованные бровки, нарисованные губки. Платьице, в складочку юбочка. Бантик в кудряшках. Первая красавица по официальной версии лицейского тв.

— Синенькая юбочка, ленточка в косе, кто не знает Любочку, Любу знают все, — пропел Петров, садясь рядом со мной на подоконник. Не курит, запах терпеть не может. Сидит со мной за одной партой. — Начала курить?

— В смысле? — Любочка продолжала беззастенчиво разглядывать нашу парочку. Водит сероватыми глазами везде. Только что в штаны не заглядывает. Дать ей полотенце понюхать, что ли?

— Ты же сказала, что тебе курить охота. В нашем классе только одна Лола курит, — насмешливо сказал Петров и положил мне руку на коленку. Погладил нахально.

Люба застыла на миг. О-па! Влюблена в него. В этого ушастого Петрова?! И он, гад, это знает. Нарочно выводит ее из себя.

— Нет, я не курю, — брезгливо сморщила носик барышня. — Это Северов рвался.

— Юлик? Придумай что-нибудь поинтереснее, — обнаглевший Петров ткнулся губами в мою щеку. Я сунула кулак ему в бок. Он увернулся. Схватил меня за руку. Сдернул с подоконника и прижал к себе. Бедная Люба смотрела на нас огромными и блестящими, как блюдца из парадного сервиза, глазами.

— Петров, отвали, — разозлилась я. Попыталась вырваться. Сильная свинья! Ниже меня почти на голову, а руки, как стальные потные клещи, не отдерешь.

И тут в кухню вплыл Юлик Северов. Мечта и сладкий сон всех лицейских дам. От первоклассниц до директора с техничкой включительно. Двухметровый блондин с карими глазами. Манеры и зад безупречны. Математическая умница и хоккеист. При всем при этом — добрый, щедрый и не под седлом. Без девушки. Никого обидеть, наверное, не хочет.

— Юля! Помоги! — воззвала я к гиганту. Места в кухне не осталось совсем.

— Не жмите барышню, поручик, — легко, как бумажные, он развел руки Петрова в стороны. Тот, красный от натуги и злости, вывернулся и вылез из тесноты забитой людьми и мебелью кухни. Любочка прошуршала юбочкой следом.

— Фу, накурила, — хоккейно-математическая безупречная задница заняла освободившееся место рядом со мной на холодном подоконнике. — Говорят, ты даешь за пятерку по контрольной?

— Уже говорят? — притворно удивилась я. Знала про такую свою славу. Плевала далеко и искренне.

— Про тебя чего только не говорят, — улыбнулся дамский любимец, аккуратно поправляя пальцем волосы на моей щеке. Пах он дорогим мылом и мятной жвачкой.

Я потрясла головой, возвращая пряди на место. Отросли, гадство, надо обрезать.

— Зачем ты всегда так коротко подстригаешься? Все время в штанах уродских ходишь? Это ведь не красиво, тебе совсем не идет. Ты такая красивая девушка, — Северов снова потрогал волосы на моем лице.

— Что бы вы все не ослепли, если я приду в юбочке и с ленточкой в косе, — прикололась я.

— Подвезешь меня домой? — Юлик взял осторожно мои пальцы в широкую свою ладонь. Смотрел грустными щенячьими глазами. И этот туда же. Про нас давно сочиняли кудрявые небылицы. Похабное, злое вранье.

— Поехали.

Пора. Надоели они мне все здесь до зубовного скрежета. Малолетки.

— Ну что, блядь, следующего повела? — мелкий Петров, блестя водой в отчаянных глазах, торчал у входной двери. Загораживал.

— Что мне с ним сделать, Лолочка? — Юлик прижал хама за шею к обоям в цветочек.

— Брось ты его. Больше поплачет, меньше пописает. Поехали, — смотреть на них было неприятно. Не весело совсем. Скорее за дверь.

Хоккейный математик осторожно опустил свой знаменитый зад на переднее сиденье моего драгоценного купера. Словно натянул машину на саженные плечи. Развернулся весь ко мне и улыбался довольно. Хороший он парень. Шикарный просто. Только есть у меня внутри один индикатор. Гребаное животное с алиными глазами. Мой личный зверь. Сейчас он фыркает и нос воротит от красавчика Северова. Такие огромные мужчины — самые бесполезные. Раздавит еще. Не хо-чу.