С утра шёл снег

Глава 2. Вчера

— Ты весь вечер смотрела на Саркиса, — зло выговаривал мне мой. Кто? Я никак не могла придумать, как называть мужчину рядом внутри себя. Он уверенно вел машину одной рукой. Второй сжимал мое колено. Больно.

— Я не смотрела. Я даже толком не понимаю, о ком ты, — тихо ответила. Сдвинула колени. Что бы его рука в кожаной черной перчатке не полезла дальше. И врала. Я действительно разглядывала красивого юношу. Армяне вообще яркие люди, но этот. Саркис. Высокий, тонкий, кожа нежная, глаза огромные, словно подведенные, настолько густые ресницы. Губы полные, редкого рисунка. Движения плавные, как будто ленивые. Но когда он повел меня танцевать, я почуяла под синим костюмом энергию зверя. Затаившегося, но готового в любой момент. На все.

— Эй! — позвал меня тот, кто сидел рядом. Заглянул в лицо на светофоре. Я улыбнулась. Держала внимательный взгляд бледно-голубых глаз.

Сзади просигналила истерично красная ауди. Зеленый свет горел уже пять секунд. Куда опаздывают люди в одиннадцать вечера? Никуда. Просто темперамент. Юг.

— В хрен себе подуди, — высказался мой партнер. Рванул с места и тут же, без всякого предупреждения, свернул на крошечную парковку. Заняв ее всю и еще половину тротуара. Пешеходы ловко не позволили себя передавить. Вывернулись. Рассказали, что они об этом думают, и пошли гулять дальше. Ауди, лязгнув телом о бордюр, втиснулась рядом.

— Привет, Самвел, дорогой! — и что-то еще на армянском языке. Мужчина средних лет почтительно пожал ладонь моего спутника двумя руками. Я не спешила вылезать из машины. Команды не было. Говорили по-русски. Все в этом городе были в курсе, что мой любовник плохо знает родной язык. Полукровка. Мать русская. Какой-то видный пост в Столице. Папа рулит здесь. Единственный сын. Все для него. У отца во втором браке есть еще две девочки. Или три. Господи! Мне это зачем?

— Пойдем, выпьем, — мужчина открыл дверь и подал мне руку. Я вышла. Направилась вперед к дверям. Мы часто бывали в этом ресторанчике. Мой спутник пил мало по жизни. За рулем — никогда.

— Что он говорил тебе? Когда вы танцевали, — он вернулся к той же теме. Придвинул ближе ко мне по черному стеклу стола широкий стакан. Виски на два пальца. Как сыворотка правды. Он знал это про меня. Сто граммов крепкого алкоголя и я съеду с резьбы. Стану нести все, что крутится в моей бедной башке. Без тормозов. За гранью инстинкта самосохранения. Еще столько же и из меня веревки можно вить в постели. Следующий шаг в сто граммов — смертельный вариант. Я ничего не вспомню. Из того, что и как со мной было.

— Я не хочу, — я отодвинула стакан от себя.

— Я хочу сегодня качественный секс. Как ты умеешь, но почему-то не хочешь на трезвую голову, — он вдруг улыбнулся, открыто и легко. Как в тот день, когда мы познакомились.

— Или ты все же расслабишься, сделаешь это для меня. Как раньше? В самом начале? — мужское лицо смотрело на меня плотно. Желало понять. Почему все не так. Кривило яркие губы в улыбке. Чувственно и влажно. Тонкий аромат его парфюма тревожил и никогда не нравился мне. В его речи совсем не слышался акцент. И на отца своего он походил только черными вьющимися волосами. И носом. Хотя и не столь выдающихся размеров. Он вообще был красивым парнем. Сильным, уверенным. Ухоженным и знающим себе цену. Тридцатилетним баловнем судьбы. Я не видела смысла говорить об очевидном. Напьюсь и сделаю, как он хочет. Плевать. Наверное, я сама хочу того же, только нет сил признаться. Самой себе.

Милостивый боже, когда же, наконец, придет весна? Я начала глотать виски, мечтая о солнечном тепле. Когда растают дороги. Когда станет теплым море. Когда можно будет уйти. Наймусь куда-нибудь официанткой или горничной, мне безразлично. Лишь бы хватало на еду и угол. Море, лето, люди. Не важно, кто и о чем. Лишь бы они говорили со мной. Не оставляли одну в холоде. Официант принес еще столько же чиваса в новом стакане.

Тело снова предавало меня.

Я полезла к нему еще в зале. Он ловко подхватил меня под руку, вывел наружу и усадил в машину. Я тут же запустила руку к нему в брюки. Стала просовывать голову между твердым животом партнера и рулем. Саша рассмеялся счастливо и максимально отодвинул сиденье назад. До педалей он доставал, длина ног позволяла. Пальцами левой руки удерживал руль, правой вцепился в мои волосы на затылке. Ритм задавал. Щека и часть уха знакомо терлись о теплую кожу руля. Короткая ручка трансмиссии слегка упиралась в правую грудь.

— Сука, красный свет, — простонал мой партнер. Заставил правой рукой замереть, снял за волосы с члена и отправил меня к мошонке. Яйца у него были вполне национального, по отцу, размера. Оба сразу в рот не помещались. Виски уже порядком дотянулся до моих мозгов. Запер остатки разума. Выпустил похоть на волю. Я облизывала его пах горячо и голодно. Сожрать была готова. Выпить. Слюна текла по моему подбородку и капала на черные брюки хозяина. Зеленый свет. Он сунулся мне в губы гладкой головкой. Я слегка прикусила кожу крайней плоти, за что получила несильный хлопок по затылку. Ладно. Всосала в самое горло. Мы проделали это еще дважды. По числу светофоров.

Кончил у самых ворот. Умница бээмвэ остановилась в десяти сантиметрах от чугунных завитков и листьев. Загудели створки, распахиваясь. Я откинулась на сиденье. Сперма перемешалась с губной помадой, высыхая на щеках и сужаясь коркой.

— Классный вид у тебя, — усмехнулся мужчина. Вытащил меня за руку наружу. Пихты и пальмы в чехлах закрыли нашу парочку от любых посторонних глаз. Я раздевалась на ходу, быстрыми шагами маршируя к каминной. Почему туда? Понятия не имею. Идя напрямик через заснеженный двор, я утонула в сугробе по щиколотки и теперь на паркете оставались мокрые следы. Мужчина шел следом. Подбирал мою одежду с пола и ухмылялся. Манто от Феличе, каре от Эрмес, платье от Джейкобс. Я встала посередине полукруглого зала. Глядя в его довольное лицо, медленно стянула трусы. Присела на край стола, широко развела ноги в черных чулках и туфлях. Плотно провела ладонями по черному бюстгальтеру, слегка оттягивая его вниз. Выпустила наружу соски. Опустила руки ниже, положила на безволосый лобок и сжала колени. Кровь отлила от лица и вся устремилась к центру моего тела. Туда, где сейчас собрался в точку весь этот гребаный мир. Как же я стану ненавидеть себя за это. Потом. Завтра.

— Ласкай себя. Я хочу посмотреть, — раздался хриплый голос над моим ухом. Уговаривать меня не пришлось. Я легла на стол. Раскинула ноги. Бесстыдно гладила себя, возя нетерпеливо попой по глади столешницы. Дышала рвано и ждала. Когда же. Ну! Он, наконец, сжалился и вошел в меня. Да-да-да! Я, на спазме, сжала мышцы внутри, и он, застонав, бурно кончил. Следом за мной. Причем, мы оба знали. Это — не предел.

— Девочка моя, — шептал он мне в спину уже в спальне, принеся в постель на руках. Вгоняя себя раз за разом в мое жадное нутро. Я обхватывала его всего, втягивала внутрь. Ничего не существовало для меня. Кроме этого горячего, единственного человека.

— Да! Да! — стонала я и сама верила в это.

— Никому! Никто! — он целовал меня везде. Повторил раз сто. До одури. До изнеможения. Заснул мгновенно, даже не отъединившись. В плотном кольце этих сильных рук хотелось верить в счастье.

— Что это? — спросил он утром. Зашел ко мне в ванную и ткнул пальцем. Действительно, внизу живота темнел синяк, подозрительно смахивающий на засос.

— У самого себя спроси, — отмахнулась я и стала вытирать голову полотенцем. Удар ногой в зад. Я улетела в стену. Решетка полотенцесушителя не позволила мне разбить лицо. Пришлась ровно по соскам на груди. Боль в них на миг заглушила рвущий сознание ад спины. Потом они объединились и перекрыли дыхание. Так ведь не до конца. Он жестко схватил мое запястье, развернул к себе и коротко сунул поддых. Вот теперь дышать стало нечем. Я глотала воздух, но тот не желал проникать в легкие. Я открывала и закрывала рот. Как рыба. Стала оседать на пол. Слезы не давали толком раздышаться. Ужас от внезапной, быстрой мысли, что так останется навсегда, накрыл меня. Мое бедное, ни за что обиженное, оскорбленное. Тело непроизвольно сжималось. Скорчивалось. Хотело спрятаться и исчезнуть. Господи, как больно.

— Ты шлюха! Повтори: я шлюха! — прошипел он белыми губами мне в самое лицо. Я только помотала отрицательно головой. Не могла ничего сказать. Зачем я пила вчера? Знала же, что этим закончится. Сама виновата. Он схватил меня за волосы и отвел кулак для удара, метя в лицо. Глянул в глаза и опомнился. Разжал пальцы и вышел, хлопнув дверью.

— Я не шлюха! Мне просто пить нельзя, — прошептала я в закрытую дверь. На самом деле, этот отвратительный фокус моего тела случался далеко не с каждым мужиком рядом. Но в этом варианте работал безотказно. Он проверял это регулярно. Не всегда так кошмарно. Последний раз. Крайний. Две недели назад. Я болтала и улыбалась мальчишкам из автосалона. Куда мы пришли на тест-драйв. Не знаю, что завело его сильнее. Моя болтовня или прилюдный отказ прокатиться на пафосной машине. Получила потом по морде и нынешнюю шубу впридачу. Слезы текли. Надо собрать себя в кучу. Не вечность же валяться на полу в этой гребаной ванной.

Дверь отворилась. Не глядя мне в глаза, он поднял аккуратно мое страдающее тело с пола. Надел ярко-желтый халат, мягкий и теплый. Специально для меня купленный. Сам выбирал. Из Столицы в подарок припер. Присел передо мной на корточки. Своими руками обул мои ноги в смешные тапочки. Тоже желтенькие, с цыплячьими красными клювами и лапками. Обнял за плечи и повел вниз по лестнице в столовую. На второй ступеньке передумал. Развернулся и направился в спальню. Там долго целовал синяки, расслаблял и гладил.

— Прости. Прости…

Потом осторожно трахал, всматриваясь в лицо внимательно и несчастно. Я сразу спрятала глаза под веки. Ничего не чувствовала. Только боль в избитой мне. И неприятный запах мужского возбужденного тела. Туда-сюда. Хлюп-хлюп. Чмок-чмок. Мошонка шлепает мокро по коже. Небритый подбородок корябается. Белый потолок безупречен. Туда-сюда. Хлюп-хлюп. Чмок-чмок. Сымитировала оргазм в финале. Поверил, не поверил? За вранье я не получала от него ни разу. Только за правду.

Когда свалил по делам, натянула поверх пижамы плед и вышла в сад. Собака скребла тяжелой лапой металл двери. Снег весело сыпал на тряпки пальм. Конец марта. Кому сказать — не поверят. Субтропики, мать их! Вечно в Империи все с ног на голову.