С утра шёл снег

Глава 28

— При какой болезни так худеют? Это заразно? У тебя наверняка рак, просто врачи скрывают, — рассуждала добрая душа Лариса, сидя на диванчике в холле лучшей гостиницы земли. По моей личной версии. Ее поразительно острый сегодня мозг не смог остановиться на достигнутом. — Слушай, может быть, это инфекция? Плюнь в мой стакан, я хочу заразиться. Нажрала еще два кила, ни в одно платье не влезаю.

— Какая инфекция? Ни одна бактерия в тебе не выживет. Отравится винищем, которое у тебя давно вместо крови бултыхается. Оставь девочку в покое. Зачем явилась? — Кристина поставила передо мной на стол ресепшена стакан молока и булочку с творогом. Кормит меня шесть раз в день строго по часам. Два килограмма в плюсе на весах. Как у моей чуткой родственницы. На одежде это пока никак не отражается. И в зеркале тоже.

— Андрюха звонил с каких-то островов. Сказал, что бабки для Кирки перевел. Правда или пи…т? — Лариса, не раздумывая, протянула руку к моей булке. Я быстро отодвинула тарелку, чуть не пролив молоко. Противно.

— Тебе-то, что за печаль? — Криста жестко смотрела на нее, уставив руки в бока.

— Интересно. Он ведь так и не доехал бумажки на Кирюху оформлять. Что-то его задержало…

— Может быть, трое детей, а может быть, директор школы, — пробормотала я слова известной песенки.

— Все у нас с ним в порядке. Тебя не касается. Тебе-то он зачем звонил? — Кристина отвернулась и стала собирать забытые постояльцами вещи. Полотенца, резиновые тапки и детские игрушки. Складывала в большую низкую корзину у входа. Найдут там завтра утром, что кто потерял. Ответ мамаши Кирилла ее мало занимал.

— Я сама удивилась, когда голос его в трубке услышала. Сказал, что вернется из похода и навестит Кирку. Привет моей сеструхе передал. С чего бы? Никогда у него с Ленкой ничего не было. Только со мной. Ну, еще с Катькой, соседкой. Или с Галкой? Или с обеими? Не помню.

Это да. Кто ж всех его подружек упомнить в состоянии? Я жевала мягчайше-свежайшую булочку, проталкивая в горло прохладным молоком. Надо есть.

Прибежал Кирюша из соседнего заведения. Сразу залез ко мне на колени. Обнял. Пепа давно и безотрывно сидела в моем кресле у бедра. Стерегла, не уставая ни на миг. Я дома.

— Папаша твой обещался приехать, — сообщила Лариса. Глядела на сына и радовалась. Обнимать не пыталась. Знала, что в руки к ней не пойдет.

Потрясающая дура! Парень ждет его каждый день, чуть на дорогу не выскакивает. Месяц назад еще грозился нарисоваться, морячок. Кинул ребенка, гад. И эта не лучше: промолчала бы, шалава.

— Ура! — мальчик спрыгнул с меня. — Когда? Он сказал, когда?

Я ушла от них в кухню. Якобы налить еще молока. Меня никто там не тревожил. Боялись спугнуть.

— Стелла передала для тебя домашнего кролика. Я приготовила его в сметане. Сьешь кусочек? — Криста подошла ко мне сзади и обняла.

Я уже перестала кутать себя в теплые вещи в жарком воздухе щедрого августа, но чужие прикосновения выносила с трудом. Терпела. Даже любимые руки. Только ребенок и собака не тяготили. Пахли хорошо. Кивнула. Кристина ведь старалась. Для меня. Профессорская химия держала надежно. Айк беспощадно следил всякий раз, чтобы я честно глотала таблетки. Как обещал. Я слушалась, старалась есть еду и не реветь. По странным иногда поводам. Как сейчас, например.

— Лолочка, хорошая моя. Можно я расскажу? — добрая женщина аккуратно поставила передо мной тарелку с кусочком мяса в белом соусе. Еще одну рядом с запеченным в кожуре картофелем. Дым и хмели-сунели. Нет. Я не смогу это проглотить. Села честно за стол. Кивнула без интереса.

— Тебе звонили. Я не стала звать, ты только заснула днем. Наверное, надо было? — Криста села напротив, подперев рукой доброе лицо. Снова серовато-осунувшееся. Красотки мы с ней, ничего не скажешь.

— Ну, их всех, дорогая, к известной матери, — улыбнулась я, беря в руку вилку и нож, как минер провода. Красный или синий? Есть или нет? Или взорвется?

— Звонил Георгий Аркадьевич. Справлялся о нашем здоровье. Моем и твоем. Спрашивал, не надо ли чего. Я ответила, что у нас все есть…

— Про меня он откуда узнал? — перебила я. Видеть его не хотела. Но интересно.

— Не знаю. Ребята, наверное, рассказали. Он наезжал в караоке пару раз, когда ты ушла от нас. И на этой неделе тоже. Давид сказал ему, что ты болеешь и никого не хочешь видеть, — Криста встала со стула, подошла к плите. Там что-то готовилось. Какая-то еда. Вечный кавказский мотив.

Молодец, Давидик. Прикрывает меня всегда и всюду. Его братья тоже на страже.

— Звонил Лев Иванович, — Женщина сделала паузу. Спина застыла, но не повернулась.

— Кто? — я придурилась, будто не знаю. Кто это и зачем.

— Это он позвонил мне две недели назад и все рассказал о тебе. Сказал, что ты заболела. Просто сообщил, где ты. Я сразу поняла по его тону, что надо ехать, выручать. Он хотел узнать, как твое здоровье. Хороший голос, мужской, — Криста вдруг обернулась и посмотрела на меня. Лукаво и остро.

— Не смотри на меня так, — я смутилась и даже руку подняла, прикрывая лицо.

— Ты бы телефон себе завела, что ли. Сделала из меня секретаршу, — засмеялась женщина.

Я слопала кусок кролика, не заметив. И картошку, почти всю. Вкусно. Видеть Гурова мне не хотелось. Не готова пока. Но его настойчивая забота прошлась знакомым теплом по отмирающей мне. Ну, вот и дождалась. Мое личное животное явно вспомнило, что оно живо. Кушать тоже хочет. Или жрать?

Гроза. Грохочет беспардонно, пугая Пепу кривыми линейками вспышек и резким, близким ударом. Словно в крышу дома метит. Для второй половины августа — это нормально.

Падал инжир с мягким шлепом, сдаваясь под сильными струями. Огромное дерево, соперничая с высоченным грецким орехом, перекрывало рыдающее небо над короткой площадкой двора. Завтра Кристина станет варить варенье. Инжирное, с беловатыми половинками грецких ядер, похожими на человеческий микро-мозг. Душистое и необычное. Поставит здоровенный чан на камни очага в защищенном от всех ветров углу дворика. Разожжет суковатые поленья, что Давид напилил из старой, прошлогодней, умершей вишни. Запах проплывет по округе потрясающий. Первый, неясный еще, намек на близкую осень. Дым, смола и память. Можно, понятное дело, сделать все проще и короче на электричестве плиты в кухне. А традиция? А волшебство? А маркетинг? Никому даже предлагать варенье не придется. Сами придут и все дадут, написал классик по совсем другому поводу. Северные люди охотно купят эту сладкую южную экзотику. Увезут небольшие банки с собой в холодные края, как память о растаявшем лете.

Стук уверенный в запертую дверь. Кому не спится в глухую, промокшую ночь? Пепа забухала выучено в сомкнутую пасть. Ух-ух. Подбежала к двери, принюхалась и завертела радостно хвостом. Кто там? Второй час ночи. Я удивилась и открыла.

Андрей. Промокший до последней нитки. Белая рубашка, синие джинсы прилипли к телу в ноль. Дорожная, черная сумка блестит водой в левой руке.

— Привет. Нежданных гостей принимаете?

— Входи.

Я уже шесть килограммов в плюсе. Как выгляжу? Айк сказал, что отлично. И Давид. И Гарик. И Криста. А вдруг врут?

— Мне бы полотенце. И переодеться. Мокрый, как рыба. Прямо с корабля на бал.

Какой бал? Все спят давно. Я пошла вперед по короткому коридору к душевой. Ни слова еще не сказала. Не могла. Не верила. Что это наяву. Он поймал меня в темноте. Обнял. Так, как мечтала всегда. Как ждала все это гребаное время. Я нашла его губы. Поцелуй. Провидец Климт, всем известным принтом на китайской кружке. Тягучее золото, и время провалилось. Мелкими, яркими, ненужными подробностями. Стекло куда-то мимо нас.

— Я, — он зачем-то хотел говорить. Запах дождя, соленого моря, острого желания. Андрей.

— Нет, — ответила я и засмеялась своему всегдашнему ответу. Стягивала упрямую мокрую рубаху. Потом жесткие, сопротивляющиеся, снова мокрые штаны.

Его руки везде. Мои губы всегда. В моей комнате спит Кирюша. Туда нельзя. Мы занимались любовью на кухне, забыв даже свет погасить. На столе, на полу. Где придется. Мы соскучились. Наверное, шумно. Наверняка. Никто не пришел нам помешать. Никто и не мог. Мы бы не заметили.

— Я, — снова начал Андрей, когда пауза нас все-таки остановила. Я закрыла его рот ладонью. Села рядом на линолеуме пола. Оперлась спиной о теплую плиту. Колени, еще слишком костлявые, притянула к груди. Ребра торчат. Да, красавица я еще та. Он убрал лицо в сторону от моей руки и тоже сел. Смотрел неясно в свете лампочки под потолком. Голый, сильный. Долгожданный. Большие плечи, грудь в редких темных волосах. Татуировка. Как там его стальное колечко? Не попалось сегодня мне в руки. Не успело. Слишком быстро владелец спрятал его в силикон.

— Я могу сказать?

— Говори, — я отвернулась. Стала искать глазами свое платье. Прикрыть надо поскорее мое уродское тело.

— Я не ожидал, — сказал он.

Я пожала плечами. Я тоже. От себя точно. Хотела спрятать себя от навязчивой лампы на потолке и его внимательных глаз.

— Обернись, — попросил он.

Я обернулась. Он улыбался своей знаменитой, лихой мальчишеской улыбкой. Новая вертикальная морщинка появилась между бровей. Губы обветрились и наверняка саднили, зацелованные мной. Провел рукой по моим волосам, убирая их с лица. Коснулся рта. Я поцеловала сухие, шершавые пальцы.

— Я, — начал он и замолчал. Нет слов. Кончились, не начавшись. Убрал ладонь. На безымянном пальце тонким ободом светилось под холодным равнодушным электричеством золотое кольцо. Я не удивилась. Знала о нем. Вопрос: «Ты чей?» больше не существует. Только кольца везде.

— Надевай штаны. Я положу тебя спать в свободной комнате на втором этаже, — сказала я. Платье нашлось. Я натянула его через голову. Спрятала белье в карман.

Андрей разглядывал свою мокрую, скомканную одежду рядом. Фиг натянешь такое. Я протянула ему кухонное полотенце. Мы не смотрели друг на друга. Это было опасно. Мы могли снова. И снова. И снова…

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. Взял меня за руку. Сказал. — Веди.

Я люблю тебя. Я говорила это тысячу раз его поцелуям. Его рукам. Его плечам. Бедрам. Дальше. Стальному колечку, о котором так мечтала. Я люблю тебя. Я признавалась его телу каждой клеткой своего. Внутри. Зачем снаружи? Что это изменит? Только добавит ненужных вопросов. Или сомнений. Или, не приведи господь, страданий. Нет. Зачем? Я знаю это. Пусть думает, что хочет. Как ему проще. Я люблю тебя, мой единственный. Какое счастье, что ты есть. Спасибо.

— Я женился. Она ждет ребенка, — Андрей все-таки высказался. Сидел ко мне спиной на узкой кровати и вертел яростно кольцо на пальце. Холодновато-умытое утро осторожно заглядывало в окно.

— Я знаю, — я улыбнулась. Смотрела на него без страха. Я счастлива и свободна. Что-то вырвалось из меня. На волю и навсегда. Расковало застывшую в невозможном ожидании невозможного душу. Я выздоровела.

— Я женат уже в третий раз! И снова… — он резко обернулся. Напоролся на мою улыбку. — Ты! Где ты, блядь, была все это время! Я искал тебя! Я тебя звал! Ты всегда молчала и уходила!

На секунду мне показалось, что он меня ударит. Я зажмурилась. Он навалился на меня всем телом и стал целовать. Словно не было этой сумасшедшей ночи.

— Я люблю тебя! С первой секунды, как увидел в коридоре. Этой зимой. В общаге. Помнишь?

— Я помню. Я тоже… — я чуть не проговорилась. Нет. Зачем? Не надо.

— Ты тоже? Да? Говори! Я чувствую. Повторяй за мной: я люблю тебя! — он уже не целовал. Вжимал меня в себя. Больно и отчаянно.

— Перестань. Рассвело. Мне надо идти. Скоро Кристина проснется и Кирилл, — я аккуратно выбралась из-под его тяжелого тела. Еле оторвала себя.

— Вот ты стерва! Всегда только пользуешься мной и уходишь. Каждый раз одно и то же. Плевать тебе на меня. Убирайся. Пошла вон, — он сказал это уже спокойно. Выверенными, давно обдуманными словами. Отвернулся. Гордый и правый.

— Эй! — промолчала я в спину правильного мужчины. Натянула платье и скользнула за дверь. Многое могла бы сказать. Вроде горького и совсем не нового: «Это ты женат в третий раз, мой единственный. Это у тебя бабы и дети везде, где надо и не надо. Это ты суешь свой член в каждую подряд. Я в чем перед тобой виновата? В том, что не хочу в эту очередь бесконечную вставать? А потом ждать, когда крайняя твоя подружка в подоле принесет? Или предыдущая? Приглядывай за собой получше! Презервативы купи, придурок. Или телевизор!»

— Поехали, — сказал хмуро Андрей после завтрака.

Никто, казалось, не заметил того, что мы с ним теперь чужие люди. Посторонние. Еще пять секунд и враги.

Кирюша, Кристина, неистребимая Лариса щебетали радостно-счастливо. Смотрели только на него. Мужчина тер периодически лоб сильной рукой и выглядел усталым.

— Куда? — я вдруг испугалась. Документы на ребенка оформлять?

— Нет, — ответил моим мыслям Андрей. Всегда умел это фокус со мной. — Поедем в Город. Прогуляемся. Сегодня же суббота. Проводите меня заодно.

— Я не хочу, — сразу отозвалась я. Встала на ноги. Хотела сбежать из кухни подальше.

— Я не сомневался, — Андрей грубо, ногой, захлопнул дверь, перерезав мне выход. — У меня всего один день. Мы, я и Кирилл, хотим, чтобы ты поехала вместе с нами. Не от-ка-жи нам, по-жа-луй-ста, — он по слогам, не скрывая злости, закончил. Говорил вперед, ни на кого не глядя.

Кристина удивленно посмотрела на нас. Уловила очевидный напряг. Переводила блестящие глаза с одного на другого. Не понимала. Собирала грязную посуду со стола. Остатки рисовой каши, пирожки с мясом и абрикосами.

— Хорошо, — быстренько согласилась я. Расстраивать добрую женщину мне хотелось меньше всего на свете.

— И я! Можно я тоже поеду? — вылезла вперед невозможной простотой Лариска. Ненормальная.

— Нет! — отрезал Андрей.

— Я хочу сделать тебе подарок, — сказал он мне на широкой детской площадке большого магазина. Кирюша, заваленный пакетами с одеждой и игрушками, сидел, болтая ножками на ярком диване Лучшей забегаловки. Есть пора.

— Нет, — я сама не заметила, как сказала.

— Почему я не удивлен? Других ведь слов у тебя для меня нет. Выбирай, не зли меня, — ничего сегодня не смогло заставить его сменить тон. Ни радость ребенка при виде игрушек и прочего. Ни наша с мальчишкой суета и беготня за веселым, звонким поездом, когда Кирюше захотелось прокатиться. Ничего. Смотрел глухо-серо, платил без интереса и редко открывал рот.

— Мне ничего не надо, — я отвернулась. По иронии судьбы за стеклом витрин рядом светились предметы женского белья, золотые с камушками заманихи и прочие ловушки для доверчивого мужского кармана.

— Я хочу сделать тебе подарок, — упрямо повторил Андрей. В мое, отраженное в лифчиках и трусах-чулках лицо не смотрел. Продавщица, смазливая блондинка и моя ровесница, пялилась на его сердитую фигуру с заметным интересом. Я ее понимала. Он, без дураков, красивый парень. Морячок.

— Так делай, — я пожала плечами. Взяла Кирюшу за руку и ушла к стойке электронного меню выбирать картошку, гамбургеры и колу.

Достал, ей-богу, своей злостью. Настроение мое, против всякой логики, улучшалось с каждой минутой. Хотелось провести пальцами по его напряженным плечам. Расслабить. Может быть, поцеловать упрямый, сжатый в красивую линию рот. Нельзя. Он не оценит. Решит, что вру и подлизываюсь. Не поверит. Нет. Жалко.

— Наелись? — сурово, как монах в Великий пост, Андрей смотрел на бумажные пустые коробки и стаканы. Мы с Кирюшей, как два сытых клопа, откинулись на спинку желтого дивана. Остался бы с нами на недельку. Я бы точно прибавила в весе долгожданные килограммы. Аппетит мой сегодня шкалил, как никогда. Кирюша согласно кивнул за нас обоих. — Пошли.

Оригинальность никогда не была сильной стороной мужчин вокруг меня. Только Гуров изредка удивлял. Ювелирный сиял на синем бархате известным блеском предложений. Я стояла в центре магазина, держа терпеливую ручку Кирюши.

— Что вас интересует? Кольца, серьги? Сегодня акция… — милая барышня честно отрабатывала номер.

— Подойди, — приказал холодный голос. Андрей стоял возле витрины. Сколько можно злиться? Кирюша, празднуя мужскую солидарность, потянул меня к отцу.

Суммы под украшениями чернели неприличными нулями. Зачем? Что он хочет доказать? Видала я в этих приблудах разные кренделя.

— Не нравится? — жестко и презрительно. Словно я выпрашивала презент долго и нудно сама, а теперь кобенюсь. Хотела бы я взглянуть на его лицо, окажись он на моем месте. В подобной ситуации и тоне.

— Нет, — я улыбнулась в светлые глаза.

Андрей опустил веки и отвернулся. Провел пальцами правой руки по темно-русым волосам. Золотой ободок обязательства на безымянном подмигнул мне нахально в зеркале витрины. Я усмехнулась в ответ.

— Может быть, вашей супруге понравятся украшения с изумрудами? Они, безусловно, подойдут к редкому цвету глаз вашей жены! Это уральские камни, они, конечно, дороже индийских, но зато их тон гораздо чище и глубже, чем привычные… — барышня-консультант испуганно заткнулась.

Я хохотала. Тупо ржала до слез. Как она вовремя выступила! Вытащила все наше на белый электрический свет магазина. Красавица.

— Спасибо, нет, — отрезал Андрей и первым вышел за дверь, отставив бедняжку ни с чем. Ее продажа накрылась тяжелым медным тазом. Я виновато развела руками и поплелась следом.

Он сидел на холодноватой псевдокоже низкого дивана галереи. Отвернулся в желтую стену и молчал. День, видно сегодня выдался такой: я постоянно гляжу в его затылок и шею. Ворох покупок громоздился рядом откровенно-радостной массой. Кирюша осторожно присел возле подарков. Тихий и тоже молчаливый, на всякий случай. Знает кое-что про эту жизнь малыш. Я примостилась около ребенка. Как пойдет.

— Кир, иди, погуляй, пожалуйста, — сказал Андрей.

— Нет, — тут же откликнулась я. Ребенок слишком мал, чтобы разгуливать в одиночку. — Я пойду с ним.

— Нам надо поговорить, я уезжаю через два часа, — произнес мужчина устало.

— Говори, — ответила я. — Выбирай выражения. Кирюша не может бродить один по магазину.

— Хорошо. Пусть хотя бы к двери отойдет, — Андрей проследил глазами, как мальчик с интересом и некоторой опаской скрылся за дверью мужского туалета. — Прости меня. Все это не должно было случиться.

— Ты о чем? — мне интересно. В самом деле, о чем?

— О нас. Об этой гребаной ночи. Прости меня, за утро. Лишнее сказал. Я не хотел тебя обидеть, честное слово. Я сам во всем виноват. Руки свои не удержал при себе, — Андрей наконец повернул ко мне лицо. Улыбается. Грустно и виновато.

Не только руки. Могла бы я добавить и не стала. Жаль его было до светлых слез. Внутри меня так знакомо потеплело. Что-то маленькое, живое и горячее родилось заново и потянуло меня к единственному. Теперь я это знала точно. Единственному для меня человеку. Я быстро проговорила:

— Я не обижаюсь. Правда. Хочешь снова стать моим братом? Давай! Как ты говоришь: забыли, зарыли, кол осиновый забили? Я согласна! — встала перед ним. Протянула открыто руку.

Андрей медленно поднялся на ноги. Взял осторожно мою ладонь в свои теплые пальцы. Посмотрел в глаза. Не улыбался. Не злился больше. Просто запоминал.

— Привет, сестренка! Обнять тебя я все же не рискну, — сообщил негромко моим глазам.

— Не надо, — кивнула так же тихо я. — Все? Ты все выяснил? Кирюша что-то долго не выходит из туалета. Сходи за ним.

— Я совсем о другом собирался разговаривать. Жди тут.

Как все переменилось между нами. За пять секунд, буквально. Родственный статус снял замок любовного ужаса. Мы спрятались за него охотно оба. Как дети под стол от грозы.

— Я так и не сделал ничего с бумагами, — объявил Андрей, появляясь на пороге туалета. Тут они с Кирюшей одновременно бросили в дальнюю корзину комки бумажных полотенец. Попали.

— Не горит. Сделаешь в следующий раз, — я улыбнулась в пространство. Глядеть на него лишний раз пока не стоило. Рискованно слишком.

— Номер телефона скажи мне. Я хочу знать. А то я только Кристине могу позвонить. Или Ларисе, — Андрей по собственной инициативе снял мокрую майку с сына. Тот сразу стал натягивать новую из упаковки. Какая идиллия! Никого не надо упрашивать.

— У меня нет телефона, — ухмыльнулась я.

— О! — сказал Андрей. Закинул на плечо мешок с подарками, взял Кирюшу за руку и решительно пошагал вперед. Дед Мороз в августе.

Я села обратно на диван. Пусть прогуляются. Сердце прыгало внутри испуганным мелким зверьком. Все-таки лучше бы он злился. В своей грустно-виноватой форме Андрей представлял реальную угрозу. Для меня.

— Вот, возьми, — Андрей бросил мне на колени бело-розовую коробку с надкушенным фруктом по центру. — Цены у них, мама дорогая! Мне последние обручальные кольца обошлись вполовину дешевле.

Я пожала плечами. Его дела. Мог бы не тратиться.

— Снова не нравится? — он сел рядом и очевидно напрягся.

— Нет. Прости. Нравится. Спасибо, — я улыбнулась. Подняла к нему лицо.

— Руку дай, — Андрей улыбнулся и снова нашел во мне то место. Самое главное. Легко и непринужденно. Как не уходил. Я надеялась, что этого больше нет во мне. Померло тогда, в июле, когда мы так нежно поболтали с его женой. Предательские быстрые искры помчались от пальцев рук и ног к центру. Подрагивая и нагреваясь. Я протянула ему ладонь. Сказал бы, иди и прыгни с балкона, я бы прыгнула. Он надел мне на палец колечко. То самое, с уральским зеленым камнем, что безнадежно пыталась продать нам девушка из ювелирной лавки напротив.

— Что это?

— Ничего. Просто на память. Сестре от брата. Мало ли что может случиться по жизни. Продашь, если деньги будут нужны. Или дочке своей оставишь в наследство, — Андрей быстро коснулся моего лба сухими губами и встал. Хлопнул в ладоши. — Дорогие мои! Срочно двинули меня провожать или я стану догонять свой борт вплавь.

В такси я смотрела в его затылок. Гладила машинально прикорнувшего на моих коленях малыша. Андрей иногда проводил пальцами по волосам. Хотел снять с себя мой грустно-прощальный взгляд. Плевать. Я наклонилась вперед и поймала его ладонь. Прижала к губам и отпустила. Он замер и не обернулся. Такси полетело вперед.

Яркая, в ночных веселых фонарях темнота августовской ночи.

Аэропорт. Терминал. Люди. Его ждала приличная компания из желавших проводить и всплакнуть на плече. Андрей вместе с сыном вошел в центр собравшихся. Я потерялась сразу за стеклом дверей. Вернулась на улицу. Курить. Спряталась здесь.

— Огоньку не найдется?

Я оглянулась. Молодой коренастый мужчина стоял рядом с сигаретой наготове. Я протянула зажигалку.

— Улетаешь, провожаешь? — он оглядел мой зеленый сарафан и решил, что можно на «ты». Его коричневая сигарета пахла абрикосовыми косточками и еще чем-то приятным.

— Провожаю, — я улыбнулась. Просто так.

— Может быть, подвести тебя до города? — мужчина сделал шаг ко мне. Уверенное лицо и черная форма каких-то войск. Капитан.

— Не стоит. Куда ты пропала, сестренка? — Андрей обнял меня за плечи. Увел сразу, не дожидаясь ничьей реакции. Я едва успела кинуть окурок в урну. — Посадку уже объявили. Ты хотела, чтобы я исчез из твоей жизни без прощальных обнимашек?

— Там твои друзья. Давай обнимемся здесь, — я хотела притормозить. Он не позволил.

— Пойдем. Я хочу тебя познакомить кое с кем.

— Надеюсь не с теми, с кем я уже знакома? — я не хотела идти, но Андрей был неумолим.

— Не трусь. Я не дам тебя никому в обиду, — он рассмеялся и пропустил меня вперед в дверях здания.

Я не зря переживала. Дам в компании поклонников убывающего хватало. Весь его гарем, поди, здесь. Некоторые участники шоу светились знакомыми по морским приключениям лицами. Счастливой супруги не видно. Хоть в этом мне повезло. Пили шампанское из пластиковых стаканчиков.

Я поздоровалась, невольно копируя известную улыбку виновника торжества. Кирюша сразу подлетел ко мне и взял за руку доверчивой теплой ладошкой.

— Возьмите, — парень в сером костюме протянул мне шампанское. Я вежливо взяла. Очки в тонкой оправе. Белая сорочка, галстук, туфли. Он явно диссонировал с остальной, по-летнему небрежно одетой толпой.

— Познакомься, сестренка. Это мой лучший друг Влад, — Андрей зачем-то провел пальцем по моей шее. Опомнился. Крепко взял за плечи и весело потряс.

— Владислав, — лучший друг протянул мне руку.

— Лола, — вежливо пожала я и сделала зачем-то книксен. От смущения, не иначе. Откровенно-насмешливое любопытство давно спевшейся компании. Знающих абсолютно, кто с кем и как. Одноклассники-однокорытники. Неуютно.

— К нему ты можешь обратиться в любое время дня и ночи. Влад поможет, пока меня не будет рядом, — объявил Андрей. Не выпускал меня из рук. Братик.

— Впервые слышу, что у тебя завелась сестра. Обычно, это по-другому называлось, — раздался хриплый смех сбоку. Яркая блондинка в узком черном мини смеялась откровенно. Подружка. Экс или в запасе. Номер раз.

— Точно, Андрюша! Что-то новенькое в твоем репертуаре, — опять блондинка, только платиновая. Узкое макси цвета морской волны. Номер два. Точнее не бывает.

— Это ему, видно, от Ларочки навеяло. Фома токсикоза такая, — смеялась вместе с подругами шатенка в узеньких рискованных джинсах на изрядной попе. Бюст вырывался навстречу зрителям из короткой маечки. Номер три. Обязательно. Такие формы он пропустить не мог.

Насмешки посыпались со всех сторон.

— Девочки, не возбуждайтесь! Я в завязке до следующего года, — отбивался весело мой названный брат. Доволен был собой абсолютно. — Лола…

— Ого! Уже планируешь развод? Мило-мило! — девушки не желали ничего знать. Кроме самого интересного. — Андрюшечка-душечка, звякни нам, когда откинешься! Мы дождемся! Гондоны иголками проколем, как твоя тихоня-Ларочка и женим на себе! Возвращайся к нам! Мы самые верные твои подружки!

— Андрей, ты летишь или остаешься? — подошла к нам девушка в форме служащей аэропорта. Снова блонд, каблуки, грудь, попа. Красавица в общем сегодняшнем стиле. Номер сколько?

— Спасибо, Верочка! Иду! — не дав дамам взять себя в плен, он подхватил дорожную сумку. Быстро присел перед Кирюшей. — Не скучай, парень, увидимся. Лолу нашу береги. Я вернусь.

Последние два слова сказал мне, заглянув снизу в лицо. Не улыбался. Выпрямился, хотел что-то добавить, но девушки налетели с прощальными поцелуями и потащили к выходу. Алес.

— Пойдемте, Лола, я отвезу вас с мальчиком домой, — проговорил Влад. Стоял неподалеку и говорил негромко оттуда. Подойти не пожелал.

— Не нужно, я вызову такси, — возразила я. Мне не нравился этот лучший друг. И подруги. Мне вообще никто не нравился здесь. Хотелось страшно домой. Отмыться.

— Я обещал Андрею. До вашего городка почти сто километров. Зачем вам такси? — он не улыбался. Явно не в восторге от нашей общей перспективы.

— Я хочу курить, — заявила я на стоянке перед зданием аэропорта. Влад кивнул и полез в машину. Кирюша вцепился в мою руку и остался рядом, не желая расставаться ни на миг.

Пошел мелкий дождь. Холодало стремительно. Кирюша крепче прижался ко мне в своих тонких шортах и футболке.

— Я, наверное, кажусь вам мрачным типом, — Влад вернулся с сигаретой в зубах. Так и говорил, сквозь зубы. Прикурил и выпустил дым через нос. Курильщик со стажем. — Я только три часа назад сам прилетел. Ждал Андрея в аэропорту, а он опоздал на два.

— Андрей часто нарушает обещания, — заявила я. Получилось резко и горько.

— С чего вы взяли? — тут же отреагировал Влад. Оглядел меня с ног до головы, словно только что заметил. — Андрей — человек слова. Я знаю его двадцать пять лет. Я не знаю никого, кого бы он обманул или предал. Его честность часто доходит до абсурда. До глупости. Вы не правы.

Лучший друг сверлил меня злыми глазами за стеклами очков. Свет фонаря отражался в них возмущенными бликами. Какая преданность! Кто бы мог подумать.

— Женщин эти чудеса его натуры явно не касаются, — ухмыльнулась я недобро. Ехать куда-то с этим маньяком мужской дружбы? Ни в жизнь.

— Напротив! — выступил резко Влад. Ну-ну! Еще какие слова знаешь? Отнюдь? — Хочу вам заявить, милая барышня, что мой друг Андрей всегда выполняет свои обязательства по отношению к девушкам!

— Поэтому он в третий раз женат? — я издевалась над пылким защитником самого честного любовника на свете.

— Именно поэтому! Как только его девушка объявляет, что ждет ребенка, Андрей, как человек чести, делает ей предложение. И женится, держа данное слово! Что совсем не часто бывает в нынешние времена! — очки, кажется, запотели. Он — адвокат, дошло до меня с опозданием. Но интересно другое. Я прикурила новую сигарету. Адвокат сделал тоже самое.

— Сколько же у него детей?

— Достоверно известен только этот, — Влад махнул рукой на Кирюшу. Небрежно и без интереса.

— А остальные как же? — я искренне изумилась. Два и два не складывались в своеобразной арифметике адвоката.

— Знаете, Лола, я очень хочу есть. Ехать нам не меньше двух часов через все побережье. Предлагаю поужинать и поговорить в более приятном и сухом месте, — лучший друг, не хуже известной дамы из восточной сказки, перевел тему. Дождь откровенно усиливался, обещая, как минимум, сопли назавтра.

Я согласилась. А кто бы устоял?

Пять лет назад.

— Жопа! — сказала я, входя утром в столовую.

Олег поморщился. Не выносит уличной брани. Эстет.

— Детка, я прошу тебя, выбирай выражения.

— Я залетела, — выбрала подходящие случаю слова. Залезла в бархатное полукресло с ногами. Натянула большую белую футболку, в которой спала, на колени. Взяла с тарелки горячий тост и стала, обжигаясь, грызть.

— Фарида, можете идти. Спасибо, — Олег жестом указал кухарке на дверь. Худенькая чернявая женщина кивнула и исчезла. Почти не говорит по-русски и не понимает. Или прикидывается, как все они. Готовит всякую несъедобную еду и убирает в доме три раза в неделю. Думаю, что знает про нашу парочку все. Не идиотка же она, в конце концов. Что бы не воображал себе этот умник, мой папенька. По версии органов опеки.

— Давай сначала, — велел мне Олег. Никакой паники на чисто выбритом лице. Безукоризненная белизна сорочки. Дорогой галстук в мелкий горошек. Ничего не ест в это время суток. Только чашка кофе. Для бодрости мысли и ясности ума. Темно-серый пиджак ждет его на распялке в коридоре.

— У меня задержка. Две недели. Или больше. Но две недели точно. Никогда раньше так долго не случалось, — я перетащила порцию омлета в форме сердца с низкой сковороды к себе на тарелку. Сердце? Точно прикалывается над нами старушка Фарида.

— Интересно, кто же такой ебкий попался? — вдруг зло прошипел Олег. Языковой эстетизм покинул его, не попрощавшись. Вернулся народный словарь. — Я был в командировке ровно шестнадцать дней, а ты мне мозг паришь, что у тебя залет на две недели?! — тут он опомнился, потряс ухоженной головой. — Сейчас не важно, кто. Главное, решить проблему быстро и с минимальными потерями. Оставайся сегодня дома. Я вернусь к обеду. Ты тест делала?

Олег окончательно взял себя в руки. Стал взрослым и не ревнивым. Всегда заявлял себя таким.

— Не-а. Я не хочу идти в аптеку на углу. Там старуха на кассе все время стремная шерстит. Я у нее неделю назад вибратор купила. А теперь за тестом приду. Че она вштырит? Что я от дилдоса залетела? — я сделала дурацкое лицо.

Олег мимо воли заржал. Бросил льняную салфетку на стол.

— Иди ко мне, дурочка.

Я пришла. Забралась на колени. Он поцеловал меня в шею. Сзади, сдунув короткие кудри вбок.

— В этом городе аптек, как грязи. Зачем тебе вибратор?

— Попробовать хотела.

— Ну и как?

— Ничего. В смысле, нормально. Но живой лучше, — я потерлась носом о его чересчур гладкую щеку.

— Ладно. Днем я отвезу тебя к врачу. Вечером идем в гости, — он провел пальцами по моей голове. Снял с колен.

— Я не хочу-у, — заныла я. Терпеть этого не могу. Изображать пай-дуру в очередной пафосной семейке. Я люблю это делать только тогда, когда это нужно лично мне.

— Надо, детка. Надо. И следует вести себя крайне прилично. Не поджигать газеты в гардеробной и не топить соседей снизу. Кто он? Скажи мне, не бойся.

Ага. Еще чего не хватало. Я в своем уме, как любила говорить красотка Аля. Он может сколько угодно воображать себя спокойным и не ревнивым. Мерси. Проходили.

— Никто. Дилдос. Отстань, — я вернулась на свое всегдашнее место за обеденным столом. Строго напротив Олега. Намазала на загорелый кусок хлеба сливочное масло. Оно потекло по горячей булке и моему подбородку. Вкусно. Жалко, что в школу я сегодня не попадаю. Два лучших урока. Русский плюс литература. Ольга Петровна — зверь-баба. Душит наших физмат-гениев двойками по диктантам с изощренным садизмом. Я — ее любимица. Единственная из трех естественно-научных параллелей.

— Старая дура! — зло сказал Олег, жестом прогоняя меня с водительского сиденья. Резко завел двигатель и с шумом выехал вон с парковки клиники.

— Че сказала? — я защелкнула ремень безопасности, заставив дискавери заткнуться.

— Ни че, а что! Лола, прошу тебя, разговаривай нормально. Не строй из себя малолетку из подворотни, — мой названный отец проехал на красный свет. Терпеть не может нарушать правила. Особенно под камерами и при свидетелях.

— Не злись, папочка, — я погладила его по ноге от колена вверх. Постучала по известному месту между ног.

— Прекрати!

Я откинулась на сиденье и заржала. Вытащила сигарету и полезла в бардачок за зажигалкой.

Олег выхватил сигарету из моего рта, сломал в пальцах и бросил под ноги. Я пожала плечами и отвернулась. Истерик. Ничего. Ревнивый и вспыльчивый, он быстро отходит. Вот надуюсь сейчас, как мышь, получу потом все, что захочу. А если в комнату свою потом уйти молча и закрыться, то из большого моего мальчика можно вить все, что угодно, от шнурков до корабельных канатов.

— Куда поедем обедать? Не молчи, пожалуйста. Врач сказала, что менструации у тебя нет, потому, что ты худая, нервная, с ранней половой жизнью. Даже анальной. Зачем ты курила в туалете? Там же камеры везде! Черт бы тебя побрал! Я извинялся, как дурак. Заведующая глядела на меня коровьими глазами и сочувственно вздыхала. Оказывается, это страшно трудно воспитывать подростков. Они, представляешь себе, постоянно проверяют мир на прочность! Совершают дерзкие, необдуманные поступки! Идиотка! Надавала мне рецептов и телефонов психологов-психиатров. Я обещал, что мы пройдем полное обследование. Посмотри на меня.

Я упрямо пялилась в окно.

— Не молчи, детка, — он сдавался на ура моему гордому профилю. — Чего ты хочешь?

— За руль, — соизволила я ответить.

Олег показал правый поворот. Встал на аварийке под знаком. Повернулся ко мне, обнял, больно вдавливая в плечо полосу ремня:

— Извини, что подозревал тебя черте в чем. Ты сама все время провоцируешь меня на недоверие. Я иногда не понимаю, где ты шутишь, где правду говоришь. Поцелуй меня, детка.

Я потерпела несколько минут его губы на себе. Не отвечала. Мужчина вздохнул. Отлепился от меня и вылез наружу. Я сунула новую сигарету в рот, пересела на его место. Включила радио.

Такси туда и обратно.

Я знаю, что будет завтра.

Ну а пока на пороге не стой,

Не хочу целоваться в парадной…

Сделала звук на всю. Олег что-то сказал, я помотала головой, прижала педаль и ввинтила нас в большой поток.

— Интересно, — я внезапно убрала высокий девичий голос на ноль. — Она в курсе, что ты мне не родной отец?

— Слава богу, нет, — выдохнул Олег. Махнул рукой в сторону своего любимого ресторана. Французская кухня. Мрак. Сплошное дефлопе.