— Кто же тебя так отпиздил? — спросил меня ребенок.
— Кир, мы же договорились. Никакого мата, — я уже смотрела на белый свет обоими глазами. Выйти на улицу пока не могла. Даже в солнцезащитных очках. Фингалы ушли в желтое по щекам вниз. Синяки ныли на всякое движение, таблетки хоть как-то помогали.
— Я другого, такого же хорошего, слова не знаю, — заявил твердо Кирюша.
— Гав! — громко высказалась собачка Пепа с его колен. Поддерживала. Черные круглые глазки. Быстрый язычок мазнул любимого хозяина в уверенный нос. Подлиза.
— У меня тот же вопрос. Не хочешь говорить, не надо. Если эта черная бэха снова появится на нашей площади… — начал Давид и не закончил. Взгляд старшего брата поймал.
— Собирайся. Надо рентген сделать. Не в поликлинику, не страдай. К частнику поедем. Я договорился, — сказал Айк и отправился к своему драгоценному кабриолету. Крышу нужно поднять, что бы соседей не радовать сине-желтой мной. Два дня сижу в гостинице безвылазно.
— Кристина шлет тебе привет. Я сказал ей, что ты простудилась и поэтому не приехала навестить. Мне очень жалко тебя, дорогая. Очень хочется убить твоего друга, который с тобой такое сделал. Но у меня два брата и ресторан. Больная тетя и красивая девушка с ребенком. Поэтому, очень сильно тебя прошу, дорогая. Сделай, пожалуйста, так, что бы уважаемый Самвел Баграмян больше не появлялся здесь. Ты же не хочешь, что бы мой младший брат сел в тюрьму далеко и надолго за то, что слишком любит одну девушку. Которая очень любит богатых садистов. И богатых знаменитых хирургов. И не любит бедных, добрых армян, — ровным голосом говорил Айк, ведя аккуратно машину в узких поворотах городка. Вперед смотрел. Стыд и горечь. Я заплакала на заднем сиденье. Впервые, после того, как уехал Саша. Двое суток назад.
Айк остановил кабриолет возле розового домика с надписью «Стоматология». Сидел и ждал, когда я успокоюсь.
— Не плачь, дорогая. Сейчас доктор Фрунзик посмотрит тебя. Все мы к нему ходим, если надо. Он все лечит, даже огнестрел зашивает. Он, конечно, не мировое светило, как наш драгоценный сосед, но опыта у него не меньше. А может в чем-то и побольше. Уважаемый Георгий Аркадьевич в любимую Европу подался вместе со своей белобрысой немкой.
Когда вернется, только черт один знает. Так что, пойдем показывать твое красивое лицо бедному армянскому врачу. Не плачь. Морщинки заведутся, — парень улыбнулся и стер пальцем воду с моей щеки.
— Вай, вай, — круглый доктор обошел меня кругом. Его крупный национальный нос едва доходил мне до плеча. Принюхивался очевидно. — Это твоя девушка?
— Да, — мгновенно ответил Айк. Я промолчала. Знает, наверное, мой друг, что надо говорить.
— Это ты с ней сделал? — доктор усадил меня на стул. Сам сел напротив, вывинтив ножку круглого табурета до упора вверх.
— Давай без лишних вопросов, дядя Фрунзе, — хмуро сказал Айк. Из смотровой не вышел. Может быть, охраняет? Старый, добрый запашок мужского интереса тянулся от доктора ко мне. Ни с чем не перепутаешь.
Яркий свет. Большая стоматологическая линза на манипуле.
— Вай, вай, кто же это сделал с тобой, детка? — словно напевал доктор. Обшаривая мое лицо и шею через увеличительное стекло.
Рентген. Темнота процедурной. Доктор надевает на меня защиту. Словно случайно провел горячей рукой по заду.
— Замри, — и снова. — Вай, вай, кто же сделал это с тобой, детка? Все в порядке с костями. Все хорошо, красавица. Просто прекрасно, — припевает и смотрит снимок на мониторе.
— Больше нигде не болит, дорогая? — ласково спрашивает доктор. Водит черным глазом по мне. Хочет поглядеть, как там у меня под сарафаном? Ничего полечить не нужно?
Потом оборачивается и мягкой скороговоркой на родном языке что-то говорит Айку. Я не понимаю. Дядя Фрунзе улыбается снова ласково и показывает большой палец вверх. Я улыбаюсь в ответ. Разбитая губа лопается, и кровь течет с подбородка на потертый линолеум пола.
— Вай, вай, бедная моя девочка, — вместо ваты он вытирает кровь с моей губы шершавым пальцем. Что это? Я в легком шоке. Доктор смеется и моет руки в раковине. Что-то еще весело говорит Айку по-армянски.
— Спасибо, Фрунзик, — резковато отвечает тот. Кладет на стол бумажку в пять тысяч и выводит меня за руку на волю. Не дешево берет за осмотр бедный армянский доктор.
— Зачем ты сказал ему, что я твоя девушка? — спросила в машине. Настроение, вопреки всему, наладилось.
— Знаешь, что он сказал мне, когда смотрел тебя? — глядя строго вперед, спокойным голосом проговорил парень.
— Нет, — я невольно улыбнулась. Примерно догадывалась.
— Он сказал: поделись, Айк-брат. Еще сказал: давай ширну ее по-тихому и отдеру куда захочу, она и не вспомнит, что да кто. Тогда за рентген можно не платить.
Я замерла. Не угадала. Совсем.
— Почему не согласился? — тихо спросила. Пять тысяч — деньги реальные для делового хозяина караоке.
Айк впервые посмотрел мне прямо в глаза:
— Жалко, — улыбнулся и подмигнул. Кабриолет выруливал на знакомую площадь.
Я судорожно выдохнула, моментом припомнив жирного, потного дядю Фрунзика:
— Спасибо.
Здесь мне расплачиваться придется? Или проскочу?
Синяки синяками, а работа не ждет. Наутро я уже тащила повседневные дела, спрятав лицо за огромными, стрекозино-синими стеклами очков. Постояльцы изумлялись в первый миг, потом забывали мгновенно, интересуясь только собственными желаниями. Постельное белье, уборка, кухня, тарелки-чашки-ложки. Общение с операторами сайтов на предмет свободных мест. Улыбки, заверения в хорошей погоде. Мои губы больше не кровили. Зажили. О других неприятностях времени думать не оставалось. Ждала подспудно, когда наступит вечер и долгожданная свобода. Море манило меня. Хотя бы на закате.
— Лолка, привет! — родная мама Кирюши стояла рядом с моими шортами и майкой, брошенными небрежно на гальке пляжа. Я вырвалась к любимой воде поздним вечером. Собачка Пепа оглушительно лаяла, охраняя мою небогатую собственность. Лариса неуверенно тыкала в ее сторону ногой в босоножке на высоченном толстом каблуке. Пепа откровенно скалилась, но кусаться, пока не лезла. Вся была размером с пресловутую обувь.
— Привет, — кивнула я, поднимая полотенце с плоских шлепанцев на земле.
Лариса вместе с каблуками едва доходила ростом мне до уха. Яркое платье в красных мясистых розах делало ее крепкое тело еще плотнее. Заметнее.
— Сигарету дать? — она с плохо скрытой завистью рассматривала мою фигуру в белом купальнике.
— Спасибо, у меня свои, — я завернулась в полотенце. Ветер с моря гнал резкие, еще теплые порывы. Волны спешили к берегу, становясь на глазах все крупнее. Повезло. Я успела поплавать. Шторм надвигался. Чем дальше, тем верней.
— Я че пришла. Представляешь, сегодня в Городе встретила одного козла. Папашку моего сыночка. Цветет и пахнет. С дурой очередной сосется. Я ему сразу: где ж ты, гад, шесть лет пропадал, морячок! Пацана мне заделал и смылся. Девка его в ахере. Лапками своими, наманекюренными машет на меня. Пошла на! Прости, я знаю, ты не любишь, когда матятся. В общем, слово за слово, х…ем по столу! Третьим номером сисек прикрывает живот этого засранца. Орали, орали на всю набережную. Народ кругом оглядывается, стопорится. Не врубается, пока, кому по морде раздавать. Тут, эта сука забывчивая, говорит, спокойненько так: Ладно, если пацан мой, то я не отказываюсь. Вспомнил, говнюк, нашу прежнюю любовь. Анализ на ДНК делаем. Если докажут, что ребенок от меня, то алименты за мной. И ржет. Уверен, сука, что я вру, — Лариса бросила окурок на холодную уже гальку. Раздавила платформой.
— От меня, что тебе нужно? — я натягивала короткие шорты на голое тело под длинным полотенцем.
— Надо завтра поехать в Город, в этот гребаный Центр. Исследования чего-то там. Сдать анализ на ДНК. Эта свинья хочет все официально сделать. Что бы я не дое…валась больше. Вот сучара! Не верит мне ни хера, глумится. Сам же потом пожалеет, да только поздно будет. Попадет на бабосы, как миленький. С такой бумажкой можно в суд пойти, если от слов своих откажется. Лолка! Ты ведь теперь главная над Кирюхой. Без твоего разрешения нельзя, — женщина закурила новую сигарету и смотрела на меня весело.
— Зачем? — Я не понимала. Зачем это все нужно. Для чего знать Кирюше кто его отец? Из-за денег? Я не верила россказням шалавы Лариски. Вые… Тьфу! выделывается перед непоймикем. Что она может помнить шесть лет спустя? Лишняя травма для ребенка. Ей — дурацкое развлечение. Рисовка перед старым любовником. Мальчику, зачем вся эта дурная фигня?
— Алименты! Если признает своим, то лаве будет капать. Хорошее! Че Кристина одна за все башляет! А теперь еще ты! Ты, конечно, нам родуха и, слава богу, что нашлась! Пусть отец помогает. Он за кордон ходит, зарплата до х…я! Чем на блядей все спускать, пусть лучше о сыне позаботится! — уверенно в своих мыслях говорила Лариса. Не видела здесь никакой проблемы. Честно верила, что права абсолютно.
— Я подумаю, — попыталась я уклониться от прямого ответа. Кирилл. Он такой умный. Внимательный. Чуткий. Вряд ли явление папы, каким бы он ни был, добавит счастья в его существующий, устоявшийся мир. Не хорошо. Не правильно. Меня бы точно не обрадовало. В подобном варианте судьбы.
— Че тут мозги е…ать, Лолка! Мы уже добазарились. Берешь завтра тачку у Айка… — мамаша Кирюши бодро рассказала мне сценарий завтрашнего дня. Четко и по пунктам, с реальной привязкой событий по времени. Не могла эта, не способная в своей жизни даже маникюр вовремя сделать, женщина так спланировать завтрашнюю жизнь. Кто-то другой решил и расставил по местам за нее. Ладно. Я невольно подчинилась чужому, уверенному решению.
— Одно условие, — я уже поворачивала к воротам пляжа.
— Ну? — Женщина слушала невнимательно. Нет ей дела до моей ерунды. Стреляет глазами по редким людям кругом.
— Они не должны встретиться. Не зачем Кириллу видеть твоего козла. Вдруг окажется, что это не его отец. Не надо, — я твердо, как гранит, смотрела в ярко раскрашенное бездумное лицо рядом.
— Не ссы, Лолка. Он это. Сто пудов!
Пепа громко лаяла и просилась ко мне на руки, царапая когтями передних лап кожу голых ног. Я подхватила ее теплое тельце. Прижала к себе и велела замолчать, несильно сжимая тонкую мордочку. Собака отрывисто тявкала мне в пальцы. Терпеть не может многих людей вокруг меня и Кирюши. Сторожит.
Холодало на глазах. Море тащило в берег тяжелые валы. Ветер подталкивал зло в спину из короткой полосы пляжа вон. Прогонял домой. Шторм. Мы с Ларисой побежали, ясно чуя сырое дыхание дождя сверху и с боков. В разные стороны. До завтра.
— Тебе звонили. Два раза, — сказал негромко Гарик. Сидел на моем месте возле компьютера на рецепшене. Никто не просил его дежурить. Сам пришел.
Я пожала зябко плечами. В холле гостиницы стояло нежное тепло. Телевизор тихо гнал новости на известном канале. Опять про очередную войну. Никак не успокоятся. Дождь зло затарабанил в стекла. Я отправилась закрывать створки. Зальет холодная вода линолеум и мягкие дорожки. Кому вытирать? Мне.
— Лола, — начал Гарик, негромко, в своей манере. Я чуяла абсолютно, о чем. Восемь дней одна. Он правильно выбрал время. Трель телефона не дала продолжить.
Шесть. Прозвонили внутренние часы. Солнце глядело в спальню. Чуть слева оно уверенно красило в новое утро белые простыни и наборный паркет. Красиво. Я повернула голову. Он лежал гораздо выше на подушках. Проснулся. Мохнатый плед укрывал меня выше носа. Холодный воздух свободно разгуливал по комнате. Лез беспрепятственно в открытое настежь окно, надувая тонкую сетку тюля куполом. Выгнал давно дым моих сигарет. Зелень щедрой майской травы. Сирень. Близкая вода. Море.
— Привет. Давай что-нибудь съедим, — я потерлась щекой о плечо мужчины.
— Давай, — Гуров легко поднялся на ноги. Натянул тонкие домашние штаны и подал мне руку. Я уцепилась. Он вынул меня из простыней и прижал к себе. Поцеловал в лоб. Как маленькую.
Из широкого окна столовой открывался вид на склон горы. Сосны, ели, пихты и тд. Соседняя вилла свешивалась оттуда зеленоватой чашей бассейна. Так вот куда льется вода из корыта доктора. К Гурову в сад. Интересно.
— Тебя соседи сверху часто топят? — засмеялась я.
Гуров поставил передо мной тонкую фарфоровую чашку и блюдце. Белые, в синюю с золотом сетку. Чай исходил прозрачным паром с ясными нотами бергамота. Этот запах я учуяла в саду Егора. Забавно.
— Иногда бывает. Особенно под утро. Я даже подозреваю, кто это, — усмехнулся Гуров, продолжая накрывать на стол.
— Кто? — изумилась я.
— Одна рыжеволосая девушка, которая подвезла меня из аэропорта на машине моего соседа и очень не хотела, что бы ее друг об этом узнал, — мягко улыбнулся мужчина. Только серые глаза смотрели непонятно. Трезво.
— Это ты снизу пил эрл грей в пять утра. Я курила в саду наверху и чувствовала запах бергамотового масла, — расхохоталась громко я. В этом был явный оттенок мести. За всезнайство Гурова. — А голоса слышно?
— Я не большой любитель подслушивать. Особенно звуки чужой любви, — он продолжал улыбаться одними губами. Снял защитную пленку с тарелки. Икра в тарталетках. Красная и черная.
— Неужели слыхать? — я нахально облизала губы. Икринки прилипли. Он через стол протянул руку. Провел большим пальцем по нижней губе. Я поймала его и втянула в рот. Чуть сжала зубами и обвела по кругу быстрым язычком. Отпустила.
— Это намек? — глаза напротив стали добрее.
Я обошла стол. Скинула с плеч на пол халат. Зря. Бледно-желтые пятна еще слишком видны на плечах. Может быть, не заметит? А, плевать. Прижалась заострившимися сосками к его груди под мягкой тканью одежды. Собой к молчащему пока паху. Всем телом. Какие еще вопросы будут? Не хочу. Потянулась поцеловать.
— Что тебя вдруг так завело? Мысль о том, что я мог услышать, как ты занимаешься сексом с Вагнером на полу возле бассейна? — чемпион холодных усмешек Гуров спокойно принимал мои губы на своей груди. Ниже.
Я попыталась спустить с него штаны. Он снял с себя мои руки. Отошел. Я выпрямилась. Подняла халат с пола. Надела и завязала крепко пояс. Вернулась на свое место напротив. Уселась на табурет и занялась едой. Пропустила вопрос мимо.
— Ты обиделась? — он мягко провел пальцем по моей щеке. Снова через безопасность столешницы. Я залпом допила остывший чай.
— Нет, — я улыбнулась беззаботно. Еще чего! Нет, так нет. Что я — зверь какой? Да, зверь. Но не сегодня. — Очень вкусно. Очень приятно. Спасибо. Мне пора.
— На работу в гостиницу? — Гуров хотел поймать меня рукой, но я ловко увернулась. Пошла быстрым шагом к своей одежде. Разговаривать сейчас захочет. Выяснять что к чему. Надо смываться.
— Да, — ответила, убегая. Не стал догонять. Молодец.
Ждал меня возле калитки. Руки скрестил на груди. Я обреченно подошла. Надо попрощаться. Потянулась губами. Отстранился. Взял за подбородок жесткими пальцами. Смотрел в глаза. Я опустила веки.
— Это, разумеется, не мое дело, можешь не отвечать. У тебя все тело в старых синяках и кровоподтеках. Вариант — споткнулась и упала, не проходит. Отпечатки явно мужской ладони на обеих ягодицах. Если тебе нравится такой секс, тогда у меня нет вопросов. Но если тебе нужна помощь, то я предлагаю свою защиту. Я говорю абсолютно серьезно, — ровный, мягкий голос Гурова меня чуть не усыпил. Гудел в ухо, словно маленькую девочку уговаривал. Кто этот злой волк, который обижает тебя, моя Красная Шапочка? Никто. Конь в пальто. Не ваше дело, мсье Гуров.
— Как только, так сразу. Ты будешь первым, клянусь. Я говорю абсолютно серьезно, — я посмеялась в серые взрослые глаза. Коснулась легко щеки губами и вышла за калитку. К моим здешним двум километрам дороги добавились еще пятьсот метров. В этом элитном загоне для небедных людей еще восемь особняков. Не податься ли мне в марафонцы?
Какая-то бодрая птаха звонко провожала меня до самого городка. Я легко бежала по пологому спуску, пружиня по хорошему асфальту подошвами белых кедов. Загорелая кожа моих нижних конечностей, едва прикрытых красными шортиками, тревожила воображение ранних автомобилистов. Они украшали мой утренний бег короткими сигналами клаксонов. Я делала ручкой им в ответ. Многие из них узнавали меня:
— Привет, Лола! Бежишь? Молодец!
Я стала местной. Хорошо бежать. Легкость в теле. Радость в душе. Море вышло на меня из-за поворота дороги. Сияло, слепило, ждало и обещало. Я скоро буду, любимое!
От Саши ни слуху, ни духу скоро две недели. Вдруг он забыл обо мне навсегда? Амнезия, например. Кирпич на голову упал и амба. Редкое его кольцо вместе со всеми остальными подарками я запихнула в клетчатую сумку известного фасона и закинула на шкаф. Выбросить рука не поднялась. Я подумаю об этом завтра.
День приезда. День отъезда. Люди, дети, чемоданы. Деньги, паспорта, пропавшие полотенца. Суета. Звук дежурного телефона вырвал меня из ада гостиничного сервиса.
— Ты едешь? — Лариса кричала в трубку так громко, словно хотела доораться напрямую.
— Куда? — удивилась я и вспомнила. Куда и зачем. ДНК тест. — Я попрошу Айка. У меня работа.
Айк выслушал меня с привычным спокойствием. Кивнул согласно.
— Дорогой, умоляю. Не дай Кирюше встретиться с тем человеком, — я взяла в руку его сухую, узкую ладонь. Для обозначения важности момента.
— Почему? — парень удивился. Смотрел черными глазами. Руку не отнимал.
— А вдруг это не его отец? — приступ сентиментальности накрыл мозг.
— Ну и что? У него по жизни столько папаш сменилось, пока Лариску прав не лишили, не сосчитаешь.
Этой темой его не удивишь, — рассмеялся он. Сжал мою ладонь. Я высвободилась. Я дура. Забыла, что история Кирилла не вчера началась. Не с того момента, когда я стала его родственницей, согласно собственным россказням. За пять лет до этого.
— Да. Ты прав. Двигай. Увидимся, — я расстроено повернулась и ушла встречать очередных гостей.
— Как твои дела, малыш? — я присела на корточки перед вошедшим Кирюшей. Он сразу обнял меня за шею. Любит обниматься. Но только по собственной инициативе. Попробовала бы я начать первой, он бы сразу сбежал. Характер.
— Норм. Мне делали анализ. Совали ватную палочку в рот. Протии-и-ивно! — мальчик состроил трагическое лицо. — Есть хочу.
Я кивнула и посмотрела на Айка.
— Когда мы с Киркой приехали, остальные уже смылись. Никого не видели. Пять минут и все свободны. Я купил пацану новую майку потому, что некоторые не научили его пить колу через трубочку, — посмеялся парень.
— Вычти из моего жалования, — ответила я весело. Не встретились. Слава богу! Не смотря на железные доводы рассудка, я переживала. Расслабилась я тут. Привыкаю.
— За счет заведения, — отозвался Айк.
— Нет уж. Я не хочу быть тебе должна, — полушутя, сказала я.
— А я хочу, — он смотрел черными глазами, не двигался с места. Я отошла к столу и спряталась за стойку рецепшена.
— Ничего не выйдет, — сказала я оттуда.
Подняла глаза. Парень положил руки на высокую полку:
— Ты опять не ночевала дома. Егор не прилетел назад. Баграмяна не видно. Чья ты девушка, Лола? Почему не моя?
— Я — своя собственная девушка. Устраивает это тебя? — я начинала злиться. Почему я должна отчитываться перед каждым встречным в штанах? Нет.
— Ну-ну, не заводись. Просто так спросил, — откатил тут же назад Айк.
Прибежал Давид. Застыл взглядом на секунду, заметив нас. Никакого криминала. Никто не обнимается, ничего такого.
— Когда будет готово? — спросил. Все здесь в курсе ларискиных дел. Деревня. Давидик нахально поцеловал меня в щеку. Я, как лошадь, махнула головой. Давно уже перестала обращать на это внимания.
— Послезавтра, — старший брат обнял младшего за плечи и с силой увел в караоке. Работать пора, а не за непослушными девками гоняться.
— Я останусь здесь до воскресенья, — сказал Гуров. Сидел в кресле напротив и неясно в темноте спальни смотрел оттуда на меня.
— А, — сказала я. Вылезла из простыней и направилась в душ.
— Ты хочешь уйти прямо сейчас? В час ночи? — он пришел следом в своем синем халате. Смотрел в мое отраженное зеркалом лицо.
— Да, я пойду. Кирюша ныл весь вечер. Как-то неспокойно на душе, — призналась неожиданно для себя. Гуров обнял меня за плечи сзади. Мы были одного роста. Его синий халат выглядывал из-за моей худой фигуры в трусах и лифчике с обеих сторон.
— У тебя есть ребенок? — удивился мой партнер, но как-то не слишком сильно.
— Да, — улыбнулась в его глаза в зеркале. — Я пойду.
— А муж есть?
— Нет. Только любовники.
— Один из них — я, — усмехнулся Гуров. Не отпускал меня пока. К себе развернул. — Вагнер, как я понимаю, тоже в списке. Есть еще?
Я вздохнула. Придется отвечать. Лучше бы я прикинулась спящей. Или мертвой, как опоссум. И сбежала втихаря.
— Господи, ну зачем тебе это знать? — я умильно наклонила к плечу кудрявую голову. Я твоя Красная Шапочка, при-вет! Господин добрый охотник.
— Что же, по-твоему, мне следует знать? — Гуров с живым интересом наблюдал за моим кривлянием.
— Ничего. Только то, есть ли у меня время и желание встретиться, — я вывернулась и ушла к своей одежде.
— Секс без обязательств?
— Да. Ты за? — я уже шла к воротам, вытаскивая сигареты на ходу.
— Вызовешь такси? — Гуров забрал из моих пальцев зажигалку и дал прикурить.
— Не-а. так добегу, — махнула я легкомысленно. Надо прощаться.
— Одна, пешком, в час ночи? Это невозможно. Я вызову такси.
— Да не надо. Здесь близко. Все меня знают, — каждая собака, хотела сказать. Я не желала никаких свидетелей своих здешних знакомств и связей. — Я пошла.
Потянулась губами к его серьезному лицу. Он отстранился.
— Нет. Пешком ты не пойдешь, — твердо заявил Гуров.
Я разозлилась.
— Ты мне не разрешаешь? За руки хватать будешь? — громко в тишине ночи сказала я.
— Зачем? Ворота автоматические. Пульт в моем кармане. Заперто, — спокойная, холодная уверенность сильного мужчины.
Я отвернулась. Сунула следующую сигарету в рот. Гад.
— Лола, будь благоразумной. Возьми мою машину. Вечером вернешь, — Гуров включил в голосе уговаривающие ноты доброго охотника на Красную Шапочку.
— Я не приеду вечером, — пошел нафиг, властелин ворот. Надоел.
— Почему?
— Не хочу, — это хороший аргумент в споре. Мало, что можно на него возразить.
Гуров развернулся и ушел в дом.
Я не успела докурить, как зашуршали ворота гаража и щелкнул замок калитки. Лендкрузер деликатно постукивал дизелем. Ждал. Я села.
Квадрат монитора на торпедо подсвечивал профили наших лиц в салоне. Три минуты ровно, и, никогда не спящая в разворачивающемся пляжном сезоне, трасса преградила путь к знакомой площади. Туда, где невидимые в ночи глаза и уши ведут счет моим приключениям.
— Здесь, — открыла я рот, пока автомобиль не успел нарисоваться перед гостиницей.
Гуров зарулил в дорожный карман. Я взялась за ручку двери.
— Подожди. Ты обиделась. Я не хотел. Объясни, пожалуйста, что не так, — он надежно замкнул пальцы на моей левой руке.
Ладно. Говорю для особо тупых умников в больших черных тачках:
— Это очень маленький городок. Все хотят знать все про всех. Кто с кем, сколько раз, на какой машине. Я не хочу народной славы. Что тут непонятного? Я могу выйти? Двери открыты?
— Я не подумал. Извини. Не убегай. Меня пригласили завтра на морскую прогулку. Составишь мне компанию? Мальчика своего можешь взять с собой. Ребенку наверняка понравится. Большая яхта. Паруса, — Гуров снова заговорил своим усыпляюще-уговаривающим голосом. Господин добрый охотник из сказки. Зачем ему это?
— Зачем? — прямо спросила. Повернула к нему голову. Смотрела в плохо различимое в темноте салона выражение лица.
— Ты красивая девушка. Я хочу выглядеть красиво перед своими знакомыми, — он точно сейчас улыбался.
— Эскорт? — прикололась я. Стало легко и весело. Интересно.
— Да. Денег хочу заплатить, чтобы было, как в кино, — поддержал шутку Гуров.
— Пятерка? — я смеялась. Простила сразу замки на воротах и дверях.
— Что ты говоришь, малышка! Десятка, как минимум, — улыбался взрослый мужчина. Доволен был собой абсолютно.
— Минет в гальюне? — я перешла на сторону зла. Очень хотелось узнать, как далеко продвинется осторожный Гуров. Если не в действиях, то хотя бы в юморе.
— Никаких приключений. Никаких провокаций. Чинно пьем шампанское положенные два часа. Наслаждаемся видами берегов и дельфинов. Потом я плачу гонорар и люблю тебя дома весь вечер. Идет?
— Идет! — я расслабилась. Потянулась губами к его щеке. Да! Один вопрос: — Егор…
— Не узнает ничего твой драгоценный приятель! — сердито оборвал меня Гуров и вдруг крепко поцеловал. Долго, раздвигая губы языком. Как в постели. Я хотела было проверить, как там, в штанах, но не успела. Он оторвался. Сел прямо за рулем:
— В час жду тебя здесь. До завтра.
Ого! Я все же достучалась до мужского сознания.
В темноте холла светился только экран компьютера в закутке ресепшена. Айк честно спал, вытянувшись во весь рост, в глубине большого старого кресла хозяйки. Кристина. Как она там в больнице? Не удастся мне завтра навестить ее. Ночной холодноватый ветер прорывался в комнату через приоткрытую створку окна. Я осторожно тронула парня за плечо. Он моментально открыл глаза.
— Иди, ляг нормально, — я улыбалась.
Айк резким движением схватил и усадил к себе на колени.
— Не надо, — попросила я шепотом, не желая ссориться.
— Тсс! — шепнул он мне в ухо. — Сиди тихо и слушай. Есть человек, который стучит на тебя Баграмяну. Докладывает, что ты, с кем и как, — Айк мягко касался губами моей щеки.
Я застыла. Пепа процокала когтями по линолеуму. Поскреблась лапой по ноге. Я машинально подняла ее к себе на колени. Так мы сидели друг на друге в три ряда. Монитор мигнул сиротливо и ушел спать. Только диск луны, почти полный глядел на нашу троицу сквозь стекло.
— Я без понятия, кто это. Встретил сегодня дядю Фрунзика на рынке. Он между разговором намекнул. Сказал: твоей блондинкой интересуется сам Самвел Баграмян. Зенки здесь. Грабли свои в жопу засунь и не трепыхайся. Вот такие дела, Лолочка, — про руки-грабли сказал добрый армянский эскулап не зря. Они уже пытались прихватить меня горячо за попу. Я стукнула с силой Айка по доске груди. Руки вернулись ко мне на талию. Прикинулись равнодушными. Как подлокотники кресла. Или опоссумы.
— Будь осторожнее, дорогая. Особенно со своими постоянными заходами под утро, — прошептал Айк, целуя меня уже неприкрыто. Я всунула ладонь между его губами и собой. — Ну почему?
— Потому что, — я аккуратно встала на ноги. Маленькая Пепа чуть не скатилась с моих колен на пол. Я поймала ее в последний момент. Чмокнула в нос. Та ответила. Пахла Кирюшей и блинчиками с творогом.
— Даже собака получает от тебя больше любви, чем я, — усмехнулся парень.
— Не плачь. Я хочу завтра взять выходной.
— Один поцелуй и получишь, — беззвучно засмеялся мой друг. Снова тянул к себе.
— Иди нафиг! — ушла с собакой в комнату Кирюши.
Правду сказал Айк или накрутил меня на всякий случай, чтобы вела себя тише? Саша. Не летают кирпичи на головы. Нелетная погода. Поживем — увидим.