«Вперед так вперед. Я вообще-то не трусиха» — мысленно уговариваю я себя. Подсвечиваю фонариком пространство первого этажа маяка и несколько раз чихаю. Вокруг столько пыли, что задохнуться можно. Да уж, выбрал он место для свидания.
— Нам на самый верх, — говорит Джонни-Билл и пускает тонкий луч фонаря на бесконечную винтовую лестницу.
Я кидаю жалобный взгляд на свои каблуки, тихо чертыхаюсь и скидываю босоножки, а потом уверенно двигаюсь к скрипучей металлической лестнице с деревянными ступеньками. Надеюсь, они не сгнили.
— Пол холодный, — обеспокоенно замечает Джонни-Билл.
Я прищуриваюсь.
— А у тебя есть альтернатива?
Он тут же присаживается на корточки и принимается расшнуровывать свои тяжелые сапоги немаленького размера.
— Я боюсь, они мне не подойдут, — замечаю я.
— Затянешь потуже.
— Они тяжелые, ничем не лучше каблуков.
Он останавливается и виновато смотрит на меня снизу-вверх.
— Прости, я не подумал.
— Да что уж там, — отмахиваюсь я. — Когда-то же надо начинать вести себя безрассудно.
С этими словами я стартую вверх по лестнице, рассчитывая, что скорость не даст моим ногам обледенеть за время подъема. Как же я ошиблась. Мало того, что каждой ступенькой вверх температура, кажется, все больше падает, так еще и сама лестница настолько высоченная, что поддерживать приличную скорость на протяжении всего подъема невозможно. Но зато за внешним дискомфортом я совсем забыла про внутренний. Страх как рукой сняло, стоило мне порядочно выдохнуться. Даже опасный скрип ступенек не подрывает решимости скорее добраться до цели.
— Ты… сумасшедший, — говорю я, прерываясь на тяжелые вздохи. — Неужели… нет других… мест, чтобы… девушку соблазнить?
— Я тебя… соблазнил? — усмехается он. Судя по голосу, ему тоже подъем дается нелегко. — Я не… хотел…
— А чего ты… хотел?
— Удивить…
Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. Всего на минутку. До верхнего этажа осталось немного, ступенек тридцать. На фоне того, что мы уже прошли — сущая ерунда!
— И как думаешь? У тебя вышло?
— Вот доберемся до верха и поглядим, — отвечает Джонни-Билл, выдав очаровательную улыбку, и мы снова двигаемся в путь.
Еще две минуты, я толкаю тяжелый деревянный люк и выбираюсь в просторную куполообразную комнату. Освещаю ее тонким лучом фонаря и замечаю в центре очерченный чем-то белым круг. По краям стоят незажженные свечи, а в центре треклятая доска уиджа. Серьезно?
Джонни-Билл забирается следом, захлопывает крышку люка и засовывает руку в находящуюся на мне куртку. Извлекает оттуда зажигалку и, весело присвистывая, зажигает свечи.
— Это что? — спрашиваю я, глядя, как старая комната наполняется мягким призрачным светом свечей.
— Ты о чем?
— Обо всем, — я напяливаю на босые замерзшие ноги босоножки. — Собрался меня приворожить?
— Это доска Уиджа, она не предназначена для ворожбы, — строя умный вид, заявляет Джонни-Билл. — Мы будем вызывать духов и спрашивать их о будущем.
— С каких это пор духи предсказывают будущее? — я недоверчиво щурюсь и толкаю носком босоножки белый порошок, очертивший круг.
— Э, не нарушай круг, это для нашей защиты. Ты что сериалы не смотришь? — возмущается он и наклоняется, чтобы исправить поломку.
— Не смотрю, — говорю я. — Что это за порошок?
— Обычная каменная соль. Она служит мощной защитой от потусторонних сил. Если мы и впрямь кого-нибудь призовем, круг не даст им к нам приблизиться, — говорит он с таким видом, будто это очевидно.
— О’кей… — тяну я и аккуратно переступаю соляную границу, — сидеть на полу будем?
И я снова указываю многозначительным взглядом на свое сверхкороткое платьице от кутюр. Джонни-Билл тут же кидается к сдвинутому в сторону столетнему хламу, отыскивает там какой-то древний ящик и устанавливает его в центр круга, а сверху кладет магическую доску.
— Да, на полу, но теперь за ящиком я не смогу увидеть твои вопиюще-красные трусы еще раз, — говорит он и игриво поигрывает бровями.
Я сдергиваю с шеи шарф, бью его им по плечу и демонстративно завязываю вокруг бедер. Хорошо, что он широкий. Плохо, что полупрозрачный. Но лучше так, чем вообще никак. Устраиваюсь за импровизированным столиком на коленях и кладу руку на стрелку.
— Как там? — я коротко прокашливаюсь и низким замогильным голосом изображаю подобие транса. — Суженый ряженый, где ты мой наряженный?
— Я здесь, — подражая моему тону, отзывается Джонни-Билл.
Я фыркаю, но внутри опять все подпрыгивает. Джонни-Билл тоже смущается.
— Ладно, давай серьезнее, — кладет пальцы на стрелку так, чтобы слегка касаться моих и громко спрашивает:
— Мы призываем тебя, бесплотный дух, покровитель ночи! Ответь нам, здесь ли ты?
В тот же миг стрелка оживает, резко метается к вырезанному и подкрашенному черной краской слову «Да». По спине пробегает холодок, я взвизгиваю и отдергиваю руки, но осознав нелепость ситуации, прыскаю со смеху.
— Это ты сдвинул! — тычу пальцем в Джонни-Билла. — Просто пугаешь меня.
— Вовсе нет, — он кладет руку на сердце, но в глазах играют озорные огни. Его нетрудно раскусить.
За окном бушуют волны. Старый маяк скрипит, ветер со свистом врывается сквозь щели на окнах, и я почти верю в его слова, но разум от меня еще не сбежал. Джонни-Билл просто хочет поиграть. Что ж, я готова. И смело кладу руки обратно.
— Как тебя зовут, дух? — спрашиваю я.
Стрелка тут же принимается скакать от буквы к букве. Я произношу каждую вслух:
— В… р… е… д… н… Вредный? — и снова хихикаю. Какое точное описание моего спутника.
Стрелка показывает: да. И скачет дальше.
— Б…о…б. Тебя зовут Вредный Боб?
«Да»
— Ну и имечко, — фыркаю я. — А другого призрака ты придумать не мог?
— Ты что не слышала легенду о Вредном Бобе? — удивляется Джонни-Билл. — Ты же местная, родилась в нашем городе.
— Да, но большую часть сознательной жизни провела в Лондоне. Я уехала из дома в двенадцать лет. Домой возвращалась только на Рождество и летние каникулы, — говорю я. — Английские городские легенды я знаю. И их немало, но что твориться здесь… я как иностранка, имей в виду.
— Нелегко, наверное, тебе пришлось, — он строит сочувствующее лицо, и я закатываю глаза.
— Только не надо меня жалеть. Я училась в самой дорогой и престижной школе Британии. У меня образование лучше, чем у половины моих сверстников.
— Умная, красивая и недоступная? — улыбается он.
Я задираю голову и говорю:
— Именно так, — а сердце сжимается до боли.
Джонни-Билл кивает.
— Хорошо, я расскажу тебе легенду о Вредном Бобе, но сначала задам ему пару вопросов. — Он снова кладет руки на стрелку. — Боб, скажи мне, Адель счастлива, что выйдет замуж за Джонатана Брэдфорда младшего?
На этот раз я сама толкаю стрелку к слову «нет».
— Ух ты, — говорит Джонни-Билл. — Тут тоже не стоит сочувствовать?
— Я в порядке. Это традиции. Англичане уважают традиции, — отрезаю я. — Но радоваться им не обязаны.
Я вижу, как он нервно сглатывает. Кадык прыгает вверх и выдает все его чувства. Боже, какой милый парень.
— У меня есть шанс? — спрашивает он.
На этот раз я жду, что он сам подвинет стрелку, но он не двигает, только неловко замечает:
— На этот вопрос он, похоже, не знает ответ.
Он выглядит расстроенным, видно, думал, что так я смогу откровенно высказать ему свои чувства. Но я и сама не знаю, что делать дальше и говорю:
— Прости.
Он вскидывает палец вверх, веля мне замолчать.
— У меня будет второе свидание?
Стрелка движется в сторону «Нет», хотя я не прикладываю к этому совершенно никаких усилий. Он усмехается:
— Я так и думал. Но она ведь поцелует меня на прощание?
На этот раз я беру инициативу в свои руки и пишу:
«я подумаю об этом».
А он отвечает, не Бобу, мне:
— Ты мне нравишься, очень.
Я смотрю в его сияющие надеждой глаза и не могу сдержать улыбку. Какой чертовски очаровательный парень. И какое страшное, холодное и опасное место он выбрал, чтобы признаться в своих чувствах. Жаль, ответить на них я не могу.