Сегодня я с тобой

Глава 25

Кем является девушка, веселящаяся в баре сразу с восемнадцатью молодыми и красивыми мужчинами? Если задать этот вопрос моему отцу, ответ будет однозначным. Но, кажется, впервые в жизни меня это совсем не волнует. Никакая я не проститутка. Я просто девушка, не боящаяся дружить, веселиться и общаться с представителями противоположного пола и ничего такого в этом нет.

Бар, который выбрали мои новые друзья рейнджеры и их враги террористы, расположился на самом краю города неподалеку от полигона для пейнтбола и отдает духом настоящего американского запада. Здесь есть все — дешевое пиво, механическое родео и старый музыкальный автомат. Но главная изюминка — местные завсегдатаи и бармен, знающий каждого по имени.

— А вас я тут раньше не видел, — говорит мне немолодой мужчина в ковбойской шляпе.

— А ее тут раньше и не было, — отвечает за меня Джонни-Джейсон Принц, сияя от неподдельной радости. Видно, победа в пейнтбольной схватке, пусть и не совсем честная, много для него значила. — Всю жизнь она прожила в заточении, но мы ее вызволили, и теперь она с нами.

— Со всеми вами? — прищуривается бармен, и я тут же узнаю этот презрительный взгляд. — Мисс, вам полицию вызвать?

— Сама справлюсь, спасибо, — говорю я, беру бокал с пивом и несу к нашим сдвинутым столикам, попутно скидывая уже десятый вызов от родителей. Кажется, я наконец-то понимаю, почему подростки сбегают из дома. Это свобода. Она манит. Возможность делать то, что хочется, бесценна. И даже если этот вечер закончится плохо, это мой выбор, я готова принять любые последствия.

Так я говорю себе, когда внимание парней окружает меня со всех сторон. Слишком пристальное и навязчивое. Но Джонни рядом, он кладет руку мне на плечо, заявляет на меня свои права, и давление со стороны других ухажеров слабнет. Я за ним, как за каменной стеной, и в полночь, словно Золушка, оказываюсь дома пьяная, наплясавшаяся, навеселившаяся, но совершенно целая и невредимая.

— Спокойной ночи, принцесса, — говорит мне Джонни и целует в губы на прощание.

Мы стоим на дороге перед въездом в сад моих родителей прямо перед камерой видеонаблюдения. Я слышу тихое жужжание, когда она поворачивается в нашу сторону, и почти чувствую злобный взгляд отца, но не разрываю поцелуй. Напротив, крепче прижимаюсь к своему принцу. Я, кажется, сделала выбор. Я готова обсудить это со своей семьей. Но сначала с мамой.

Едва ступив на территорию сада, я слышу ее истеричный визгливый голос:

— Ах ты, мерзкая девчонка! — кричит она и несется ко мне на всех парах из домика для охраны. — Как ты могла так поступить? Ты мне обещала! Ты слово дала!

В руках у мамы сумка-клатч, и она на бегу ей замахивается. Я на автомате прикрываю голову руками и тут же получаю удар. Не сильный, скорее шлепок, но этого достаточно, чтобы на глаза навернулись слезы. Я не привыкла к такому обращению. За всю свою жизнь я ни разу не доводила так маму, а она в свою очередь никогда не поднимала на меня руку. Но такова цена свободы, и я загоняю слезы обратно.

— И давно ты с ним встречаешься? — требовательно спрашивает мама. — Ты знаешь, кто он такой?

Я молчу, пожимаю плечами и не знаю, что сказать. Нет, ничего я о нем не знаю, но мне кажется, что я отлично его чувствую. И вдруг мама говорит:

— Думаешь, ты у него такая первая? Никогда не слышала про охотников за глупыми малолетками?

Я раскрываю рот и снова закрываю, словно рыба на суше. То, что я не первая его девушка, меня не смущает. Но что значит, охотник за глупыми малолетками?

— Что ты ему позволила? — требовательно спрашивает мама.

Я хочу сказать, что это не ее дело. Что я взрослая женщина и сама в состоянии справиться с ситуацией, но вместо этого молчу, словно воды в рот набрала. Внутри все мерзко сжимается, и треклятый мозг принимается додумывать и строить предположения.

— Адель, что ты ему позволила с собой сделать? — повторяет мама, еще больше повышая голос.

— Ничего! — выпаливаю я. — Мы только целовались!

Она сверлит меня взглядом, отыскивая фальшь, щурится, сканируя на предмет лжи, и добавляет:

— И мне не надо вести тебя к врачу, чтобы это проверить?

— Мама! — я задыхаюсь от негодования, окончательно путаясь во временах. Почему все вокруг развиваются и идут вперед, а моя семья со своим занудным окружением упрямо цепляется за старые традиции? Я не считаю, что распутство — это хорошо, но мне, черт возьми, двадцать два года. Никто, вообще никто не держится так долго, как я. А она мне не верит.

— Отец обещал ему девственницу, — поясняет она свои опасения. — Если ты… я не знаю, что делать.

— Я не спала с ним, — заверяю я ее, хоть внутри все негодует. — Мы только целовались. Но знаешь, он мне нравится, и может быть…

— Адель!

— Нет, дай мне сказать, — настаиваю я. — Может быть, я откажусь от свадьбы. Он мне нравится, и я хочу узнать, каково это иметь настоящие отношения, а не контракт по передаче наследства. Неужели тебе перед свадьбой с папой этого не хотелось?

— Нет! — еще сильнее злится мама. — Желания не имеют никакого отношения к реальности. Я вышла замуж за того, кого выбрал для меня отец, и прожила долгую и достойную жизнь. И я не позволю тебе испортить свою.

— Долгую и достойную или долгую и счастливую? — спрашиваю я.

Мама на мгновение заминается. Хватается рукой за грудь и медленно выдыхает, а потом качает головой.

— Счастье — это принятие своей судьбы. Хотеть большего нормально, но нормально и не иметь большего. Оглянись вокруг, — она обводит рукой папин особняк. — Этот дом, твое образование, наряды, еда, которую ты ешь, — это все деньги твоего отца. Это все заслуга твоего отца. Если бы я не вышла за него замуж, что из этого было бы у тебя? Я не прошу тебя думать обо мне, Адель, не прошу думать о твоем отце. Подумай о своих детях. Однажды ты станешь матерью. И что у них будет, если сейчас ты откажешься от свадьбы? Думаешь, этот человек на тебе женится?

— Не знаю, я об этом не думала, — признаюсь я.

— Вот именно, — говорит мама. — Не будь эгоисткой и не останешься с носом.

— А если женится? — делаю я еще одну попытку склонить маму на свою сторону.

— Кто угодно, Эдди, но только не этот парень, — заявляет мама, грозя мне пальцем, словно сварливая старушка.

Внутри все падает. «Этот парень» из ее уст звучит, как оскорбление.

— Ты его знаешь?

— Его все знают. И Саммерсы, и Хофманны, и Голды, — перечисляет она имена наших соседей и друзей, — и твоя сестра Николь. И все, абсолютно все берегут своих дочерей от этого человека. Ты не особенная. Нет… — поправляется мама, — особенная, но не для него.

В горле сухо, как в пустыне. Я сглатываю, расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки и ослабляю нашейный платок. А потом говорю не своим голосом:

— Николь его знает? Они встречались?

— Твоя сестра — умная девушка. Но он старался произвести на нее впечатление. Он и для тебя очень старается, так ведь? Так старается, будто ты единственная на всем белом свете, верно?

Я отступаю на шаг назад. Все именно так и было. Уж чего-чего, а старания ему не занимать. Все эти свидания, подарки, новые впечатления. Я, должно быть, сошла с ума, раз повелась на это.

— А что стало с другими девушками, теми, что не такие умные, как Николь? — спрашиваю я и уже сама додумываю ответ. Как это в простонародье называется? Поматросил и бросил? Расстроил свадьбу и сбежал?

— Эли Саммерс теперь живет в Италии у родственников, — отвечает мама, — ее жених, наследник целой сети банков, женат на Лили Джонсон. Кэтрин О’Брайен лечится от нервного срыва, я не видела бедняжку почти полгода. А Салиша Ларсон сбежала из дома после того, как твой ухажер ее бросил. Никто не знает, где она. Но все знают, что если она вернется и выйдет в свет, все будут шептаться у нее за спиной. Ее мать каждый день молится, чтобы она не возвращалась, потому что ее сердце не выдержит этого. Такого ты для нас хочешь? Для себя ты этого хочешь?

Глаза жжет, сердце горит так, как еще никогда не горело. Внутри все сжимается. Я вытираю скатившуюся по щеке слезу и выдавливаю из последних сил:

— У нас ничего не было. Мы только целовались и играли в пейнтбол. Потом выпили в баре. Но я не спала с ним. Ни разу. Клянусь.

Мама кивает. На этот раз она мне поверила. Между нами повисает тяжелая пауза. Резкий порыв ветра на миг рассеивает мысли и высушивает слезы. Так бывает. Я с самого начала знала, что такие истории хорошо не заканчиваются.

— Мы не скажем об этом отцу, — наконец, подводит итог мама. — И ты больше не станешь с ним видеться. Договорились?

— Да, — киваю я. После всего услышанного я и не хочу видеть его снова. Я вообще никого не хочу видеть, но и замуж по-прежнему не хочу.