— Вредный Боб появился на свет задолго до того, как этот город получил свое нынешнее имя. Времена Дикого Запада, хлопковые плантации на юге, чернокожие рабы и кокаин в аптеке без рецепта. Веселые были деньки.
Джонни-Билл сразу берет веселый тон, и я надеюсь, что больше о моем скором замужестве мы говорить не будем, как и о наших с ним «отношениях». Есть ли у него шанс? — вопрос, который ни в коем случае нельзя было задавать. Совершенно очевидно, что я должна была ответить «нет», но на самом деле я не знаю. Внутри бушует ураган из смеси желаний, сомнений и воспитания. И я слушаю его историю, надеясь, что он рассказывает мне простую шутку.
— Не то, что сейчас, да? — улыбается Джонни. — Тогда даже просто на улицу выйти было опасно, а сейчас ты сидишь в сверхкоротком платьице на вершине заброшенного маяка с незнакомцем и даже не боишься.
— Это что угроза? — прищуриваюсь я.
— Никак нет, просто подчеркиваю твою безрассудность, — улыбается он. — В те времена непросто было найти хорошую жену. Местные американские дамы Боба не привлекали. Он мечтал найти себе особенную девушку из страны, в которой родился.
— Великобритания, — догадываюсь я.
— Именно, — он многозначительно кланяется в мою сторону. — В этом ему помогло местное агентство, копившее досье барышень, желающих пересечь океан и осесть в Новом Свете. Одной из них была прекрасная юная Изабелла Войт. Роберт увидел ее фотографию и влюбился с первого взгляда. Он написал ей письмо впервые в тысяча восемьсот пятьдесят втором году. В конце того же года она ему ответила. Ее письмо до сих пор хранится в местном музее. Очень романтичное послание юной хрупкой девушки, мечтающей уехать из родной глубинки. Она писала, что является младшей из шести сестер и последней оставшейся без жениха. А ей уже исполнилось шестнадцать, и матушка корила ее за то, что она засиделась в родительском доме. Представляешь, да?
— Да уж, с тех пор не многое изменилось. По крайней мере не во всех семьях, — вздыхаю я и перевожу взгляд на маленькое треснутое окошко за спиной Джонни-Билла. Где-то там, по ту сторону океана, спрятался мой настоящий английский дом. Наверное, стоило там и остаться. По законам обеих стран я давно пересекла черту совершеннолетия.
— На самом деле многое, — парирует Джонни-Билл, — но речь сейчас не о тебе, а о старой шестнадцатилетней деве Изабелле. Ей не терпелось поскорее выскочить замуж хоть за кого-нибудь, а Роберт не спешил. Он писал ей письма весь следующий год, спрашивал, как проходит ее досуг, рассказывал о себе. И в один прекрасный момент он углядел в юной особе ту самую. Письма его преисполнились душевным пламенем, страстью и любовью. И в конце тысяча восемьсот пятьдесят третьего года он купил ей билет на корабль Лиа-Донна, следующий из британского порта в Американский.
— Назначил день свадьбы?
— Нет, сначала невесту надо было дождаться. В те времена, чтобы пересечь Атлантику, уходили недели, а шанс доплыть был не так уж и велик.
— Она не доплыла? — догадываюсь я, и Джонни-Билл трагически вздыхает, напуская на себя скорбный вид. От театральности происходящего мне становится смешно, и я едва сдерживаю улыбку. История-то грустная. Надо проявить уважение к усопшим.
— Лиа-Донна разбилась о рифы совсем недалеко от берега. Маяк не работал. Ну, ты знаешь. Тогда вообще не за всем строго следили. Погибли почти все пассажиры и вся команда. Большинство жертв так и не нашли. В том числе и Изабеллу. Тогда-то у Роберта в мозгу что-то и повредилось. Он стал очень вредным и противным мужиком. Переругался со всеми друзьями и родственниками, а спустя сколько-то лет продал все свое добро и устроился работать на этот маяк. Он верил, что Изабелла жива, просто застряла на каком-нибудь острове и однажды обязательно приплывет к своему жениху. Здесь он и умер, так и не дождавшись. И с тех пор среди местных вот уже больше ста пятидесяти лет гуляет легенда о том, что тут бродит дух старого Билла и каждый год в день, когда Лиа-Донна должна была прийти в порт, зажигает маяк.
— Грустно, — говорю я. — И жалко. И очень романтично. Одна любовь на всю жизнь, да?
— Да, — кивает Джонни-Билл. — Думаешь, такое возможно?
Я не отвечаю. Если судьба приготовила для меня лишь одну настоящую любовь, то я ее уже упустила. Мой мистер Инкогнито вряд ли снова объявится. А если объявится, то ничего не получит. Я — дама несвободная. Все, точка. И прекрати так на него смотреть, Адель!
Никак не могу собраться. Чем больше одергиваю себя, тем сильнее хочу поймать взгляд Джонни-Билла еще раз. А руки сами тянутся к телефону и проверяют, нет ли сообщения от мистера Инкогнито. Его нет.
— Ты хоть раз видел, как маяк зажигается? — перевожу я тему.
— Да, — кивает он. — Был большой скандал по этому поводу. СМИ едва крышей не поехали, а в городе началась настоящая истерия. Но потом выяснилось, что это проделки местной молодежи. Они притащили генератор и врубили лампы. Но не родную лампу маяка, эта прогнила давно. Свою сделали. Свет получился не такой мощный и не крутился, но для сенсации хватило.
— У местных есть чувство юмора, — улыбаюсь я. — Красивая история порождает идеи.
— Красивая и трагичная. Знаешь, что самое обидное? Местные студенты-историки в семидесятых годах выяснили, когда расследовали городские легенды, что на борту Лиа-Донны в момент крушения не было никакой Изабеллы Войт. Она не поплыла в Америку. Осталась в Англии и вышла замуж за другого. Родила детей, умерла старой и даже не вспоминала о Роберте, которому себя обещала.
— Ого, вот стерва, — возмущаюсь я.
— Вовсе нет, — Джонни-Билл качает головой и смотрит на меня сочувственно. — Тебя так воспитали, у меня слов нет.
— Эй! — одергиваю я его.
— Просто, она ни разу его не видела, — оправдывает ее Джонни-Билл. — Ей нужен был жених, и она выбрала того, что поближе. Бобу стоило поискать отходные пути. Такая зацикленность — это не лучшая идея. Люди живут, встречаются, расходятся. Всякое бывает. Можно считать, что она разбила Бобу сердце, но это не так. Он сам себе его разбил, черти что напридумывав.
— А ты в любовь, значит, не веришь? — спрашиваю я таким тоном, что самое время одернуть себя. Сама не пойму, почему его рассуждения так меня возмущают, но злюсь и ничего с этим поделать не могу.
— Любовь — это чувство, а не религия. Ты веришь в боль, ярость, страх?
— Нет, это…
— …глупо, — заканчивает он за меня. — Любовь чувствуют, а не верят в нее. А разве можно чувствовать любовь к человеку, которого ты даже не видел никогда?
Сердце моментально проваливается в желудок. Он будто про меня сейчас говорит. Про нас с мистером Инкогнито. Да какое он имеет на это право?
— Они же переписывались целый год, — невольно защищаю я бедного Боба. — Они говорили о личных вещах, делились чувствами. Неужели это ничего не значит?
— Конечно, значит, но не совсем то. По тексту ты ни за что не поймешь, что за человек с тобой общается. Не хватит информации. Ты его не видишь, не слышишь, не прикасаешься. Не достает невербального общения, и ты начинаешь додумывать, чтобы заполнить брешь. И то, что ты себе представляешь, идеально. Не влюбиться в идеального для тебя человека невозможно. Но, на самом деле, все не так. — Поясняет он свою точку зрения. — Будь Изабелла рядом этот год, общайся они лицом к лицу, ее безмолвный отказ стал бы предательством. А так это просто конец долгой переписки.
— Так вот, что это, — вздыхаю я. — Всего лишь долгая переписка. На самом деле я его совсем не знаю.
— Ты переписываешься с женихом? — удивляется Джонни.
— Что? Нет, не с ним, — рассеяно отвечаю я. Внутри все мерзко ворочается, никак не прийти в себя, после такой информации. А ведь правда. Сколько бы я ни повторяла себе, что мистер Инкогнито стар, толст и беден, представляла его все равно не так. В моих мечтах он был молодым, красивым и невероятно богатым. Идеал.
— Есть еще кто-то? — вкрадчиво спрашивает Джонни-Билл, изучая мой потерянный вид.
— Да так, — отмахиваюсь я. — И что там было дальше в твоей истории?
— Ничего, она закончилась.
— Оу, — киваю я. — И зачем ты мне ее рассказал?
— Чтобы показать тебе, что ты не обязана выходить замуж за мужчину, которого не знаешь. И говорить ему о своем решении не обязана. Тебя ограничивает не твой отец, а ты сама, — выпаливает он.
Я вздергиваю брови, чувствую, как все внутри загорается. Красавчик Джонни-Билл, очевидно, решил, что лучше меня разбирается в моей жизни.
— Так, все. Я пошла, — говорю я, хлопаю ладонями по доске Уиджа и поднимаюсь с пола. — Спасибо за чудесный вечер и психоанализ. Мне было приятно забраться на этот темный холодный маяк и пообщаться с духами. Правда, хороший вечер…
— Но? — вставляет Джонни-Билл.
— Но? — теряюсь я.
— Но я затронул слишком личную тему и потому ты решила снова от меня сбежать, — помогает он ответить на свой же вопрос. — Ладно, черт с тобой, я пытался.
Последние слова он говорит почти шепотом. Неловко слышать такое и видеть. Человек, который сдался. Внутри все сжимается в комок. Напряжение между нами повисает такое страшное, что хочется немедленно провалиться сквозь землю. Это значит все? Игра окончена?
— Что значит «снова», — делаю я жалкую попытку отшутиться. — Мы с вами впервые видимся, мистер Билл.
Он горько усмехается.
— Тебе нравится со мной играть, да?
— Ого, даже так? — Выхожу я из себя. — Разве тебе со мной играть не нравится? Разве не ты устроил целый цирк со сменой личности и дорогущими подарками на свадьбу? Знаешь, выглядит так, будто ты только и думаешь о том, чтобы выдать меня замуж за другого. Цветы, вино… что на счет кольца? Его мне тоже ты подаришь? — Я говорю и чувствую, что всерьез перегибаю, но остановиться не могу. Меня прорвало. — Я просто не понимаю, что происходит. Понятия не имею, что вообще здесь делаю. Я…
— Протестуешь, — перебивает он меня.
— Против чего?
— Против отца, против свадьбы, против того, что тебя заставляют действовать против твоей воли, — тем же раздраженным тоном, что и у меня, перечисляет он, словно передразнивает. — Обычно люди проходят это в подростковом возрасте, но ты явно задержалась. Прости, но я слишком взрослый, чтобы встречаться с незрелой девушкой. У нас ничего не выйдет.
— Извини? — переспрашиваю я. В голове снова все взрывается, и я окончательно теряюсь. Я ему сто раз говорила, что не могу с ним встречаться. Мне скоро замуж. Я вообще ничего не планировала, это он ко мне прицепился. А теперь… — Ты что, бросаешь меня?